Папа (для) моей дочери (СИ) - Фомина Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот этот, – показываю.
Клим наклоняется через стол посмотреть, и я протягиваю ему телефон.
– Спасибо, – мягко улыбается он и забирает телефон, нечаянно касаясь моих пальцев.
Отдёргиваю руку и прячу её под стол, незаметно тру, потому что и она начинает гореть. Да что за ерунда происходит?
– Это всё?
– Нет.
Официантка приносит мне кофе и блинчики с тремя разными начинками, поскольку от обеда я отказалась, а Климу – чай. Оказалось, он совсем не пьёт кофе!
– Так о чём ещё ты хотел поговорить? – спрашиваю, отправляя кусочек блинчика в рот, и наслаждаюсь нежным вкусом. Кажется, я действительно очень голодна.
– Давай ты сначала поешь.
– Надеешься, что подавлюсь?
– Нет. Подобреешь.
– Даже так?
Клим маленькими глоточками пьёт чай, а я с проснувшимся аппетитом уплетаю нежные блинчики. Наконец отодвигаю от себя пустую тарелку.
– И? – Я выразительно смотрю на Шелеста.
– Ира, я хочу встречаться со своей дочерью.
Глава 28
Клим
Ирина замирает.
– Мы ведь хорошо с ней ладили до этого, – говорю, пока Ирина не нашла тысячу и одну причину для возражения.
– Клим… – Ирина облизывает губы, а у меня в глазах темнеет.
– Подожди! – перебиваю её. – Можно я скажу?
И поскольку Ирина молчит, продолжаю:
– Я знаю, что тебе это неприятно слышать, но, пожалуйста, выслушай меня. Я никогда не оставил бы тебя, если бы знал, что ты ушла от Вадима. Пойми это. Я первый раз в жизни жалею, что сдержал данное кому-то слово.
– Клим, а теперь ты послушай. Мы прекрасно обходились с Женей всё это время вдвоём. И дальше можем так же обойтись.
– Я не могу. Поставь себя на моё место. Что бы ты чувствовала, если бы знала, что у тебя есть дочь, но ты не можешь её видеть?
– Ты с самого начала на это согласился, – упрекает меня Ирина.
– Я согласился до того, как увидел тебя. И сейчас ты не можешь запретить мне видеться с Женей. Это всё, чего я прошу.
Я лгу. Этого мне чертовски мало, но на большее сейчас претендовать не стоит – Ирина до сих пор шарахается от меня.
– Как ты себе это представляешь? – спрашивает Ирина, а я готов кричать от радости, что она хотя бы допускает такую мысль.
– Я могу проводить с ней выходные. Мы ведь уже проводили их вместе. Почему нельзя оставить всё, как было?
На это ей нечем возразить, и я это знаю. Всё, что стоит между нами, – это её обида за ту ночь. Я готов выслушать упрёки, обвинения, крики – всё что угодно, лишь бы ей стало легче.
– Женя уже привязалась к тебе. А теперь представь, что с ней будет, когда у тебя появятся свои дети, а она тебе надоест?
– Женя и есть мой ребёнок! – возражаю Ирине. – Она мне не надоест.
– Клим, ты прекрасно понял, что я имею в виду, не надо переворачивать мою фразу.
– Я не переворачиваю. Женя такая же моя дочь, как и твоя. Да, я узнал об этом спустя почти шесть лет, но я готов загладить свою вину и доказать обратное.
– Не нужно ничего заглаживать, Клим. Просто оставь нас и возвращайся вместе с отцом обратно.
Да что же она такая упрямая!
– Я не вернусь, и тебе это стоит принять. Хочешь ты или нет, но я всё равно буду рядом с вами, и надеюсь, что рано или поздно ты сможешь впустить меня в свою жизнь. Может, хотя бы ради Жени мы попробуем наладить отношения?
Ирина молчит. Значит, она рассматривает такой вариант, иначе сразу сказала бы «нет».
– Хорошо. Только ради Жени, – тихо соглашается Ирина.
Я выдыхаю.
– Спасибо.
Провожаю Ирину до машины. Большего требовать от неё сегодня не стоит. Я вижу, как нелегко ей далось это согласие.
– Ира, – зову, когда она уже садится на водительское место.
– А? – Ирина поднимает на меня свой взгляд.
– Передай Жене от меня привет. Пожалуйста.
– Хорошо. Передам. – Ирина отвечает не сразу и накидывает на себя ремень безопасности.
– Я завтра заеду за вами?
Она замирает, снова тянет ремень и защёлкивает его.
– Хорошо, – наконец тихо соглашается она.
Я закрываю дверь и смотрю, как она уезжает, потом достаю телефон и набираю номер отца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Здравствуй, пап. Ты ещё не улетел?
– Пока нет.
– Я сейчас подъеду.
– Почему ты не позвонил? – задаю вопрос, стоит мне переступить порог гостиничного номера. Ведь отец прекрасно знал, что и я, и Кира снимаем квартиру.
– Я сам не знал, когда попаду сюда. Получилось спонтанно, – отвечает отец, поворачиваясь ко мне спиной.
– Зачем ты приехал? – В его «спонтанность» я не поверил. Его время распределено по минутам. Даже армия не может тягаться с ним в таком плотном и чётком графике. – Из-за Киры, да?
– Да! Ваша мать мне весь мозг выела, что её дочь позорит имя и нашей семьи, и семьи Антона. Ты думаешь, что ему понравится такое поведение невестки?
С Антоном Вальковым у папы слишком много общих контрактов. Именно поэтому они решили объединить семьи, поженив Павла и Киру.
– А почему ты решил, что Кира горит желанием вернуться в их семью? Она уже взрослая, самодостаточная женщина, которая может сама решать, с кем ей жить.
– Клим, послушай меня. Да, Павел виноват. Но ведь он мужик и имеет право хотя бы раз сходить налево.
– Серьёзно? – усмехаюсь. – То есть если бы мама сходила, как ты выражаешься, разок налево, ты бы тому мужику руку пожал?
– При чём здесь это?!
– А при том! Ты сам не простил бы измены, тогда почему Кира должна прощать? Потому что она не мужик?
– Но они же жили хорошо, – уходит от ответа папа. – У них вон дочь растёт.
– Про которую ни Вальков, ни его отец за год ни разу не вспомнили, – вырывается у меня против воли.
– И поэтому твоя сестра решила опозорить всех, укатив с любовником в Египет?
– А что ей оставалось делать? Ты сам не оставил ей выбора.
– Я?! Это я сказал: «Кирочка, доченька, давай ты ввалишь все деньги в эту бездарность только потому, что он так хорош в постели»?
– О! Ты уже и Сергея пробить успел.
– А чего его пробивать? Они сами всё выложили. Мне только одно непонятно: она специально продала свой салон, чтобы продвинуть этого художника?
– Ты сейчас издеваешься или как?
– Кто над кем издевается, это ещё посмотреть надо!
Отец меряет шагами номер.
– Папа, ты сам не оставил ей выбора, – повторяю я.
Отец резко останавливается и смотрит на меня в упор.
– Интересно, это каким же образом?
– Мама сказала, что ты собираешься лишить Киру родительских прав, если она не вернётся к Валькову.
– Что?! – произносит отец, и у меня складывается впечатление, что об этом он слышит впервые.
– Ты сам просил меня приехать к Кире, чтобы она образумилась, – напоминаю я.
– Да. Мать мне всю плешь проела, чтобы её дочь вернулась домой, – соглашается отец. – Постой. Та девушка… Ирина… Она сказала, что у Киры были какие-то проблемы, и она поэтому продала фотосалон.
Он пристально смотрит на меня в ожидании ответа.
– Всё верно.
– Что за проблемы? – хмурится отец.
– Тебе об этом лучше знать.
– Клим!
– Папа, скажи ещё, что ты не в курсе, что решил довести Киру до банкротства, а когда ей будет нечем платить налоги, припугнуть лишением родительских прав?
– Что за бред?! Зачем мне отбирать собственную внучку у своей же дочери?
Отец в полном недоумении смотрит на меня, и у меня впервые за всё время мелькает тень сомнения. А ведь верно, это ему совершенно ни к чему!
В номере повисает давящая тишина. Тройной стеклопакет с шумоизоляцией не пропускает звуки внешнего мира. Он остался там, за пределами этого номера, а здесь только мы. Я уже не помню, когда мы с отцом просто разговаривали. Это было очень давно. Эти моменты настолько поблёкли, что я даже не уверен, что они были. Мы практически перестали общаться. Работа, вечная занятость и нехватка времени сделала нас чужими. И сейчас я понимаю, что от взаимных упрёков толку не будет.