Сны мага - Яна Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему он здесь?
Но… все оказывается так просто. Кехан, его зовут Кехан, и он не маг. Он отличный, надежный наемник, умелый мечник, вечно рискующий влезть куда бы лезть не стоило, бывший придворный, бывший книгочей, знающий сотни странных вещей. Он, как Ванити поняла из несказанного, тот, кого можно назвать шпионом. Он слушает, собирает информацию, а потом предлагает варианты. Как выжить, например…
Ванити передернуло. Что такое была кесэт Саитэ? Хранители знаний, строители защиты, повелители огня, шпионы, убийцы?
А Кехан действительно сидит на границе тепла и света, и слушает. И он правда больше не маг. Потому что за золотом его глаз Ванити больше не видит огня. Только холод и пепел. Только память…
И Ванити, поймав внимательный взгляд, уловив поощрительный кивок, рассказывает честно. Да, были знакомы, недолго и много лет назад. Вот во времена еще до падения прошлого Наместника Провинции, как раз, да. С тех пор и не виделись. Все выживают как могут, покивала на подозрение в своем придворном происхождении, и когда ты остаешься один, ты, конечно, хочешь стать как можно незаметнее и как можно дальше от прежних мест. Одинокая бисван легкая добыча.
Конечно, это случайная встреча. Нашиб. Они с той стороны через болота прошли, очень уж неспокойные места в родных местах стали, эхли медани поселения одно за другим жрут, а через горы идти долгонько и холодно. Решили к морю перебраться. Говорят, там корабли есть, которые через океан ходят. Может быть…
Ванити говорила, говорила, говорила, словно чаю истины выпила. А потом резко все закончилось, с ладонью, легшей на плечо. Тот, кого теперь звали Кехан, исчез с границы света, словно растворившись в наступивших сумерках и возник у нее за спиной, бесшумно, словно призрак. Тихий, с укором смотрящий на ютаму, кеду и раканжи Джихан Беру.
Ванити невольно обратила внимание на ладонь, которая ее касалась. Кончики пальцев были прикрыты простыми, довольно короткими медными на вид паки, под двойным лаком был виден узор их переплетающихся треугольников. Кончики паки на вид очень острые. Ах, кончики — это буквально иглы. И, наверное, они ядовитые?
Сквозь усталость пробивается любопытство, и она пытается прикоснуться к остриям подушечкой указательного пальца. Немаг, Кехан, ловит запястье и качает головой.
— Есть и более приятные способы уснуть.
— Это не смертельный яд? — в душе поднялась детская обида.
— Пока нет войны и необходимости в этом, — немаг качает головой.
Ванити оглядывается, и верно. Медленные сумерки скрывают мирное место среди множества горящих костров. Никаких эхли медани, зеленых огней, только Джихан Беру готовятся к завтрашнему отъезду, только ее болотники устало укладываются на выданные плетеные циновки вокруг одного из огней, только несколько Кауи Рижан у соседнего, белого шатра, перебирают свертки и мешки.
Пока нет открытой войны.
Сон. Замки памяти.
«Ах, сын мой, малыш мой…
Ты будешь таким сильным воином, защитником слабых, честным и справедливым. Или будешь магом, сильнейшим из сильнейших, умнейшим и хитрейшим из самых умных и хитрых. Или станешь и тем, и другим. Или… не тем и не другим, а чем-то совсем иным…
Все пути открыты для тебя.
Вот только выживи, мой золотоглазый сын, только выживи.
Пройди огонь и воду, злобу и ненависть, страх и непонимание.
Выживи и возьми с собой в жизнь еще кого-нибудь.
Это моя к тебе главная просьба и главная моя надежда.
Живи, сын мой золотоглазый.
Я люблю тебя.»
Голос дрожал и переливался в сонном сознании. Мерцающая вуаль слов аккуратным свертком лежала в укромном уголке Замка памяти, раскрываясь лишь иногда, когда разум, утомленный настоящими днями и днями, проведенными в выстраивании кирпичиков памяти в комнаты, стены и башни, истинно спал.
Этот голос был утешением, подтверждением и надеждой, что все будет, что жизнь течет не зря, не бессмысленна и не так уж ужасна.
И, слушая этот голос, пусть и не запоминая его, тот, кто был раньше магом, а сейчас был наемником, утром поднимался с постели в новый день с новыми силами. Да, жить, двигаясь вперед и забирая с собой всех, кого только можно, пожалуй, самое лучшее, что можно делать с собой в мире, который горит.
Глава 8
Реальность. Страна Рё. Провинция Лают.
Длинный караван, собранный по пути из Менджубы в Наутику из нескольких десятков разномастных фургонов, пестрой змеей тянулся по дороге, проложенной вдоль побережья. С другой стороны от наезженной колеи простиралось ровное, как доска, поросшее высокой травой пространство, сейчас словно усыпанное цветами. Мохнатые алые пэйпэй, словно расплескавшиеся кровавые пятна, чередовались с золотистыми колосьями бирджуны, рассыпающей вокруг свою ароматную пыльцу. Изящные бело-розовые завитки вьюны туго оплетали каждый встречающийся куст, заглушая зелень. Чуть дальше пестрые пятна сливались в единое золотисто-розовое полотно, уходящее к горизонту.
Там, у горизонта темной иззубренной полосой поднимались старые, осыпающиеся развалины. Каменные глыбы сгладило время, превращая монументальные строения в рассыпающиеся песчаными осколками валы, утыканные, словно копьями, осколками стен.
Кехан все три дня, что развалины тянулись вдоль горизонта, держал их в поле зрения. Краем глаза отслеживал движение на стыке земли и неба, вслушивался в колебания ветра и шелест трав. Но не было ни одного шевеления, ни звука, ни колебания, которые выдавали, что спящая в древней крепости магия не спит, что маятник, который начали раскачивать в стране Рё эхли медани, затронул этот зарождающийся катакан.
И это спокойствие, может быть, было самой опасной вещью, встреченной в долгой дороге к окраинному морскому порту. Потому что, когда оно оборвется, родится, наверное, самый большой пожиратель земли.
Но ни один даже самый сильный маг не сможет ничего поделать с накопившейся здесь смертоносной силой. Эта длинная по большей части разрушенная стена с арками, башнями, крепостями и мостами стояла здесь едва ли не с начала времен. Ну, с начала письменной истории страны Рё, так будет точнее. В пропахших плесенью покоробленных свитках из темного пергамента, залитого когда-то соленой водой, кровью, воском и присыпанного пеплом, рассказывалось о Тежелан лауют, ведущих сражение на два фронта, на море и на суше. Вероятно, они проиграли.
Отвернувшись, Кехан перевел
