Любовница №2358 (СИ) - Семенова Лика

— Вы обещаете?

— Что? — она будто не поняла.

— Что веревка оборвется?

Амалия лишь улыбнулась:

— Вам нужно трезвее смотреть на мир, моя дорогая мисс. Но если вам приятнее тешить себя иллюзиями… Завершайте туалет, и нам нужно выходить.

Я взяла бриллианты, негнущимися пальцами защелкнула магнитную застежку. Камни легли на шею холодной свинцовой тяжестью, будто пытались раздавить. Миссис Клаверти оглядела меня с ног до головы и удовлетворенно кивнула:

— Выходим.

40

Я сидела в служебном эркаре социального департамента, уставившись на свои занемевшие пальцы. Проклятые камни лежали на шее куском льда. Будто вмерзали, умертвляя плоть. Еще немного — и стужа достигнет сердца. И оно остановится. Сейчас я хотела этого.

Я посмотрела влево, туда, где невозмутимо сидела, откинувшись на мягкую спинку сидения, миссис Клаверти. Фальшивая стерва! Получается, она все знала. Сначала показалось, что правда вскрылась тогда, когда якобы ограбили мою служебную квартиру. Но теперь неумолимо представлялось, что за мной следили с самой встречи с аль-Зарахом. Изучали, как лабораторную мышь. Что департаменту было известно даже о том, что произошло в отеле «Факхир». А может…

Ужасная мысль пронзила молнией и заставила поднести пальцы к идеально прокрашенным губам. Я едва не испортила макияж. Что если Кейт не случайно повела меня в отель «Факхир»? Миссис Клаверти с таким жаром отрицала ее причастность, что это порождало сомнения.

Сердце забилось так часто, что отдавало в плечи. В висках громыхало. К горлу подступали приступы тошноты. Только не Кейт. Я даже покачала головой. Нет. Только не Кейт. Не так. Не в открытую. Разве кто-то мог предположить, что Лео пойдет к фонтану? Ведь мы уже уходили. И мы бы ушли…

Я вновь покачала головой: только не Кейт. Если ее действительно использовали — то вслепую. Она сама не знала. Лишь подтолкнули. О, они это умеют!

Но вновь и вновь в памяти всплывал коварный вопрос Пола: доверяю ли я мисс Мотингейл? Выходит, он что-то подозревал? Или знал?

О причастности самого Фирела я запретила себе даже думать. Тогда ему стоило просто выставить меня без объяснений или передать из рук в руки аль-Зараху, перевязав подарочным бантом. И не понадобился бы весь этот цирк. Фирел мешал. Судя по всему, очень мешал. И предположение миссис Клаверти о том, что Фирел сам устроил погром в служебной квартире, уже не казалось таким безумным. Он получил повод, чтобы поселить меня в своем доме в обход инструкций департамента. Повод приставить охрану, но… на тот момент он меня едва знал. Столько шума из-за обычной компаньонки, которую он видел лишь один раз?

Казалось, я схожу с ума. Догадки роились в голове, но никак не желали укладываться в стройную понятную картину. Я понимала одно: угрозы — вовсе не шутка. За чарующей улыбкой этой лощеной стервы скрывалась вся неприглядная подноготная социального департамента. Я верила каждому слову.

Я повернулась к миссис Клаверти:

— Как давно вам все известно?

Она улыбнулась так радушно, что меня передернуло:

— Не забивайте свою хорошенькую головку ненужными вещами, моя дорогая мисс. Просто делайте, что велят — от вас не требуется большего. Вы всего лишь шлюха. Вот и оставайтесь всего лишь шлюхой. Это так просто.

Эти слова будто вывернули меня наизнанку.

— Когда-то вы были такой же шлюхой.

Не знаю, откуда взялась во мне эта дерзость. Увы, я не могла расцарапать этой идеальной женщине лицо, как мучительно хотела. Могла лишь говорить. И, кажется, сейчас я могла говорить все, что угодно. Она все стерпит, пока я нужна. А я нужна им. Нужна, пока меня хочет аль-Зарах.

Выражение ее лица не изменилось. Миссис Клаверти лишь едва заметно склонила голову:

— А вы не равняйте себя со мной, моя дорогая мисс. Вы лишь одна из многих. Сегодня вы есть, а завтра о вас и не вспомнят. У вас даже имени нет. Лишь номер, как у особо опасных заключенных. Какая вы по счету?.. 2358? Мелисса Абьяри? Пустой звук, собачья кличка, которую в любой момент можно заменить по прихоти хозяина. Не так ли, Амани? Так возвысьтесь, послужите на благо Альянса. Станьте кем-то значимым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я даже едва заметно усмехнулась: похоже, эта стерва и не подозревала, насколько была близка к истине. Но имя — лишь пустой звук. Имя не создает человека, оно его лишь идентифицирует. Мое имя было важно лишь тогда, когда его озвучивал папа. Только тогда оно имело значение. Вероника… И я даже была рада, что теперь его никто не произносил. Оно осталось по-настоящему моим. Им никогда его не изгадить своими грязными руками. Я хотела слышать его лишь от одного человека — и в этом я тоже признаюсь.

Я сдерживалась изо всех сил. Если доведу себя до истерики — лучше не станет. Лишь потеряю последние остатки самообладания и наделаю еще больше бед. Хотя, казалось бы: куда больше?

— Так что именно от меня требуется?

Миссис Клаверти снова улыбнулась:

— Лишь делать то, что захочет аль-Зарах. Все просто. Развлеки его, моя дорогая. Затрахай до полусмерти, чтобы у него все дымилось.

Слышать последние слова из уст этой утонченной женщины было просто невозможно. Казалось, будто миссис Клаверти только шевелила губами, а слова произносила Кармелла. Развязная, вечно поддатая Кармелла. Наверное, она права — Муравейник не вытравить, Муравейник всегда остается внутри. Но в меня он не успел прорасти. И сейчас это казалось недостатком.

Я опустила голову, стараясь выровнять дыхание. Хотелось проснуться, оказаться где угодно, только не здесь.

— Сделай так, чтобы он оказался полностью удовлетворен тобой. И Альянсом, разумеется. Он хочет тебя. Именно тебя, и с этим ничего не поделать. Пара жарких встреч — и ты ему наскучишь. И он уберется отсюда. Он из тех мужчин, кому важно завоевать, получить. И остынет он так же быстро, как и разгорелся. Верь мне.

Я отвернулась к окну и молчала. С аль-Зарахом все было более чем понятно. Но Пол… Я не представляла, как смогу посмотреть ему в глаза. Что будет, когда он увидит бриллианты? Что я скажу?

Эркар набрал воздушную подушку и причалил у подъезда ресторана. Мне помогли выйти и проводили в фойе, где уже ждал Фирел. С каждым моим шагом его лицо застывало.

Он формально приложился к моей руке и сжал пальцы до ломоты:

— Что у тебя на шее?

41

Я инстинктивно прикрыла проклятые камни ладонью, будто хотела спрятать. Колени дрожали. О нет — это вовсе не образное выражение. Я едва стояла на высоких каблуках, чувствуя, что вот-вот рухну.

Я выдавила улыбку. Фальшивую, натянутую. Самую отвратительную из возможных. Пол видел меня насквозь. Мое волнение, мою фальшь. Я смотрела в его каменное лицо, которое не выражало ничего, лицо того незнакомого Пола, которого я не хотела узнавать и так боялась. Чужой. Холодный. Надменный. Формальный. Запах его одеколона, который обычно сводил с ума, обдавал нестерпимой стужей. Будто я стояла на трескучем морозе. Голая. Проклятые камни словно примерзали к коже.

Я, наконец, опустила руку:

— Тебе не нравится? — Я старалась спрятать глаза: — Ты не зашел домой, и я сочла… Тебе не нравится.

— Откуда это? — он лишь приблизился на шаг, внезапно, сдержанно улыбнулся и кивнул. Не мне, кому-то проходящему мимо. — Я этого не дарил. А для стандартного набора компаньонки…

Он не договорил. Вновь отвлекся, кого-то приветствуя.

Это слишком роскошно для стандартного набора. Да, я прекрасно понимала, что он хотел сказать. Но даже этот вопрос был только фальшивой формальностью. Дипломатические игры — точно не для меня. Казалось, я попала в адскую мясорубку, где меня уже молотило острыми ножами. Я лишь сунула палец, из детского любопытства — но оказалась целиком запутанной в спираль. Хотелось кричать. Так, чтобы звенело в ушах. Хотелось ясности. Пусть неприглядной, жестокой, но очевидной. Прямой, как натянутая струна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я ненавидела людей вокруг. Сейчас, как никогда понимала, что это глаза и уши. Каждый взгляд, каждый жест Пола рассматривали, словно под микроскопом. И я сама стала заложником этих условностей. Окажись мы наедине, что бы он сделал? Мне все время казалось, что он способен ударить. Но если это поможет все исправить — я стерплю. Пусть. Лишь бы все стало как раньше.