Послание Карлоса Кастанеды. Встречи с Нагвалем - Армандо Торрес

Через некоторое время я стал замечать результаты практики учения Карлоса. То, что вначале было недоверием, скоро стало удивлением от проверки состояний осознания, которые были вне моих мыслительных параметров. Внезапно я был охвачен потребностью понимания, но не разумом, а всем своим телом. Пришел момент, когда основы моей повседневности разрушились, и для меня стало очевидно, что восприятие магов содержит необъятное количество опытов, о которых я раньше не имел даже малейшего представления.

В течение всего этого процесса я прошел через острый кризис идентичности, в который я вводил себя время от времени как смелый и беспристрастный исследователь, а в другие времена — как воплощение умственного сопротивления. Я понимал, что эти эмоциональные волны имели отношение к беседам с Карлосом. После того, как я его слушал, недели проходили в лихорадочной деятельности, попытках сновидеть и практиковать всю технику, о которой я услышал или прочитал. Но постепенно мой начальный энтузиазм стал остывать, и я возвратился к неудобному чувству непонимания.

В хаосе новых ощущений, которые начали насыщать меня, я обнаружил, что остается только один бастион: разум. Более чем когда-либо я пытался убедить себя, что, в конечном счете, только учение, которое возможно объяснить, может быть верным. Несмотря на то, что Карлос предупреждал меня о том, что разум, может быть, обманут, я был согласен допустить это только, если я был свидетелем какого-нибудь потрясающего акта, который действительно бросал вызов естественным законам.

Тем утром у нас была встреча в ресторане перед гостиницей, где он остановился. Мы были фактически одни в помещении, кроме чистильщика сапог, который клевал носом в углу, и официанта, который смотрел на нас со скукой. Считая, что это был подходящий момент, я спросил:

"Ты можешь продемонстрировать мне свое учение некоторым актом силы?"

Он посмотрел на меня с удивлением, как бы ожидая что угодно, но не это, и ответил мне с задержкой на несколько секунд.

"К несчастью — сказал он мне, я не могу продемонстрировать ничего твоему разуму. Он слишком делающий".

"Чтобы утверждать, нагвалю необходимо иметь свободную энергию, и единственный источник для этого, который я знаю — безукоризненность. В мире энергии все имеет свою цену, так что это зависит от тебя. Я не могу заставить молчать твой разум, но ты можешь сделать это, подтвердив то, о чем я тебе говорю".

Я спросил его, что я могу сделать с сомнениями, которые неизбежно возникают у меня.

Он ответил:

"Неуверенность — естественное состояние жертвы. С другой стороны, доверие и смелость характерны для грабителей. Принимай решение".

"Главное — то, что ты понимаешь, что нет чего-нибудь подобного 'Учению Кастанеды'. Я только пробую быть прямым и действовать из моей тишины. Этот способ действия я рекомендую и тебе, потому что он покончит с безумием. Я — не такой могущественный нагваль, как Дон Хуан, и я также — не твой бенефактор. Но я действительно был свидетелем действий, которые оставили бы тебя немым от удивления, и я не имею никаких проблем с тем, чтобы рассказать тебе об этом. Только, эти истории не скажут тебе ничего, если ты не снимешь свою защиту и не позволишь им проникнуть в тебя".

"Если ты хочешь проверить истории силы, ты должен открыться, чтобы испытать их. Не ограждай себя в интерпретациях, потому что, несмотря на все наши познания, как обычные люди, мы знаем очень немного о мире".

"Ты, как и любой другой ученик магии, имеешь огромное поле для тренировок. Например, твои эмоциональные подъемы и спады, твои дренажи энергии. Закрой их, и ты будешь видеть, как изменяются вещи. Те восемь часов, которые ты тратишь каждую ночь, как растение, не замечая чего-либо. Исследуй их, бери контроль и найди смелость свидетельствовать. Если ты объяснишь тайны своего сна, ты закончишь тем, что будешь видеть то, что, вижу я, и не будет больше сомнений в твоем разуме".

Мы замолчали на мгновение, пока нам подавали наши заказы.

Карлос прервал тишину.

"Помни, сомнения — шум нашего мыслительного процесса. Что-то не очень глубокое".

Я ответил ему, что, согласно тому, что я узнал на моем жизненном пути, сомнение — основа всякого истинного знания.

У него была другая теория:

"Мы проводим так много времени, накапливая хлам, что очень трудно принять что-то новое. Мы готовы тратить годы жизни, заполняя формуляры или беседуя с друзьями; но если кто-то говорит нам, что мир уникален и полон магии, мы чувствуем недоверие, и мы бежим, чтобы найти убежище в нашем каталоге предвзятых идей".

"С другой стороны, хищник борется всю свою жизнь, чтобы совершенствовать свои методы охоты, поддерживает в постоянной готовности свое чувство возможности и не позволяет ошеломить себя внешностью вещей. Он осторожный и терпеливый. Он знает, что его жертва может выпрыгнуть из любых зарослей кустарника, и что малейшее колебание может стать различием между продолжением жизни или гибелью. Он не загружает себя сомнениями".

"Воин — охотник, а не циничный оппортунист. Или он принимает вызов знания полностью, со всем, что оно включает, или его собственные достижения приведут его к тому, чтобы возвратиться к более ужасному состоянию, чем у обычного человека".

Я почувствовал, что его слова содержали скрытый упрек. Я хотел оправдаться, но он прервал меня:

"Очевидно, ты практикуешь. В таких обстоятельствах твой разум беспокоится. Но болезненная сторона твоего беспокойства исчезнет, как только ты признаешь, что то, что тебя волнует, является внедренным сомнением".

"Как все мы, ты был обучен принимать всю информацию, которую ты получаешь, через фильтр разума. Ты напоминаешь мне собаку, которая жила в приюте для стариков. Когда кто-то из сострадания бросал ей крохи, она становилась настолько возбужденной, что не могла наслаждаться этим спокойно. Ты похож на нее. Ты настолько благодарен нашей науке, что ты думаешь, что ты ей должен что-то, и поэтому не можешь быть неверным ей. Ты не осмеливаешься мечтать, ты не можешь наслаждаться магической стороной мира".

"Ты обратил внимание на слишком обманчивый параметр для своих проверок: разум. То, что я предлагаю — заменить этот критерий на другой, более заслуживающий доверие и, прежде всего, намного шире: здравый смысл. Я уже объяснял тебе, что маги устанавливают радикальное различие между обоими понятиями. Для того, чтобы ты понял это лучше, подумаем, например, о всемирной истории. Большая часть ее была сделана очень разумными людьми, которые, однако, смели бросать вызов здравому смыслу, и они были против того, что казалось разумным в тот момент".

"Если ты уйдешь за пределы нашего мира, ты будешь видеть, что это — то же самое. Вселенная не является разумной, но в ней можно столкнуться с энергией и здравым смыслом. Когда ты узнаешь, как использовать это, тогда ты поймешь это основным способом, без слов. Кто нуждается в словах, если можно быть свидетелем? "

"Я соглашусь с тобой, что, с повседневной точки зрения, концепции магии — бессмыслицы. Но есть глубинное измерение в нашем сознании, туда не приходят жалобы разума, и воин не отдыхает, пока не обнаружит это. Однажды попав туда, он обнаруживает, что сам разум, когда он функционирует с несгибаемой строгостью и в своей полноте, автоматически приводит к магии, потому что сущность разума — умеренность, холодность, несострадание".

"Однажды овладев разумом и не поддаваясь тому, чтобы быть управляемым им, маг может попытаться произнести чудесную речь, помещая в слова непостижимую загадку существования. Но это — такое трудное искусство, что к нему можно приблизиться, только имея большой излишек энергии".

"Быть воином — бесконечная борьба за то, чтобы быть безупречным. Уловка магов — то, что они знают, что та же самая энергия, которую мы вкладываем в порабощение себя, может быть тем, что освобождает нас. Мы только должны повторно направить ее, и истории силы начнут происходить перед нашими глазами".

"Поэтому, не борись против своей неуверенности, иди вместе с ней, используй ее как стимул для проверки и приспособь на службу своих энергетических интересов. Проверяй все, и не позволяй, чтобы истории силы остались в области мифа. Договаривайся интимно со знанием, но договаривайся как воин, а не как раб разума!"

Он указал на местную девушку, которая шла по улице, неся ребенка приблизительно девятимесячного возраста, привязанного к ее спине. Лицо ребенка излучало ненасытное любопытство, которое лилось из его черных и круглых глаз, подобных маленьким зеркалам из обсидиана, жадно смотрящих на все.

Карлос продолжал:

"Обязательство воина перед духом состоит в возвращении к нашей первоначальной природе. Это — договор, который все мы заключаем вследствие того простого факта, что мы были рождены".