Как перед Богом - Иосиф Кобзон

— Где вечером? — спрашиваю я.

— На приеме.

— Извините, — говорю, — но, как говорится, мордой не вышел. (Прямо так и сказал: «Мордой не вышел».)

— Как? — удивился Путин.

Я уже в дипломатических выражениях объяснил, что к чему. Тогда президент нажал кнопку: «Медведев есть?» Отвечают: «Медведева нет. Ждем».

— А кто есть?

— Есть Кожин и Щеголев. (Последняя фамилия прозвучала для меня впервые. Щеголев…)

— Ну пусть зайдут, — приказал Путин. (Заходят.) — Так. Кто составлял списки на прием? — спрашивает Путин.

— Вот… Щеголев составлял, — говорит Кожин.

— А почему в них не оказалось Иосифа Давыдовича?

— Дело в том, что мы приглашаем по представлению профильных отделов, — взялся оправдываться Щеголев.

— Прекратите… У вас не сто Кобзонов, чтобы ссылаться на профильные отделы, — прервал его президент. — Немедленно пригласите… с супругой. Все! Вы свободны. (И они вышли.)

Тогда я говорю: «Владимир Владимирович, у меня почему-то со времен Бориса Николаевича никак не складываются отношения с президентской администрацией, а сейчас, я понял, они уже вообще никогда не будут нормальными.»

— Да нет… Это не ваша проблема. Это их проблема. Так что, будьте спокойны!

Тем не менее, когда я вышел, на меня (в буквальном смысле слова) набросился тот самый господин в очках, фамилия которого — Щеголев. (А я еще толком и не знал, кто такой этот Щеголев.)

Набросился, и сразу «душить» словами: «Что ж вы нас так подставили перед президентом?»

Я говорю: «Минуточку! Вы кто такой?»

Он говорит: «Я — Щеголев!»

Я говорю: «Это мне ни о чем не говорит!»

Он говорит: «Я руковожу протоколом президента».

Я говорю: «Так. И что вы хотите мне сказать?»

Он говорит: «То, что вы нас так подставили…»

— Я подставил? Подставили вы себя сами! Президент сказал мне, что мы вечером увидимся. Естественно, я спросил: где? Когда он сказал, что на приеме, я ему прямо признался, что я «мордой не вышел», чтобы быть приглашенным на кремлевские приемы. А объяснить ему, почему я для вас «мордой не вышел», не смог. Вот он вас и пригласил.

Я награжден высшим орденом страны «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Я награжден личным «Орденом Мужества». Я — Народный артист. Я — председатель Комитета Государственной Думы! Что вам еще нужно для того, чтобы определить меня в персоны, приглашаемые на прием в Кремль?!

Щеголев опять за свое: «Не мы приглашаем. Приглашают отделы».

— Ну и Бог с вами! Мне ваши приемы не нужны. У меня есть имя, фамилия. У меня есть заслуги перед страной. И поэтому вы не интересуете меня абсолютно со своими приемами… Вы еще не родились, молодой человек, когда я уже выступал на приеме у Иосифа Виссарионовича Сталина. Притом — дважды! Когда не только вас, но и ваших родителей еще и на нюх, так сказать, не допускали к Кремлю… А вы позволяете себе разговаривать со мной так, будто я хожу под стенами Кремля и прошу: «Пустите меня погреться!»

(Говорю это, а вокруг стоят пришедшие на прием к президенту, стоит Греф, стоит Миллер, стоит Кожин… Стоят и, разинув рты, слушают все это.) «Так что, — говорю, — успокойтесь: не нужен мне ваш прием и не трудитесь присылать приглашение!» — сказал я это, повернулся и пошел.

Он бежит за мной следом и выговаривает: «Иосиф Давыдович, ну теперь… если вы не придете, мы опять окажемся в глупом положении. И с нас президент головы поснимает».

Я говорю: «Вот я бы специально не пришел, чтобы с вас головы поснимали».

Он: «Ну, давайте все плохое забудем — все-таки Новый год!»

— И не собираюсь! — сказал так и ушел.

…Иду, и прийти в себя не могу. Манера говорить свысока, манера унизить, манера дать понять, что он власть и все может, довели меня: я почувствовал, как наворачиваются слезы. И, чтобы этот самодовольный тип не смог увидеть это, продолжив наслаждаться своим неуязвимым хамством, я еще скорее направился к выходу. Да! При Сталине со мной так не обращались. За подобное обращение с невинным человеком такого чиновника к Кремлю бы больше не подпустили!

…В машине (через какое-то время) — звонок, что фельдъегерь уже везет мне приглашение на прием. Было уже около половины четвертого дня, а прием — в пять! Позвонил супруге, говорю: «Пойдешь на прием в Кремль?» Она говорит: «Нет, не пойду. Я же — женщина, а не пожарная команда. Все-таки надо собираться не куда-нибудь, а в Кремль. И потом — мы же в Баковке живем, от которой за полчаса не доберешься…»

Я же решил просто пойти и посмотреть: кто (!) приглашен на прием в Кремль, если таким, как я, не нашлось места? К счастью, там были достойные люди: и из правительства, и из Госдумы, и от московских властей. И Патриарх был… Но вот (если можно так выразиться) из публики, подобной мне, «мордой не вышли» также, например, президент Российской академии художеств Зураб Церетели, выдающийся художник Илья Глазунов и множество других людей, которых знает и уважает страна, но которые чем-то не нравятся господам «щеголевым».

О Владимире Жириновском

Кобзон: «Жириновский — самый яркий, самый умный, самый образованный и самый деловой депутат за все годы существования современной Госдумы».

Добрюха: «Я могу ему это передать?»

Кобзон: «А почему нет?»

Президент спросил: «Как проходит лечение?» Я пошутил: «Как раз сейчас принимаю новый препарат — „Путин-биотик“!» В. В. рассмеялся… А двенадцатого июня на приеме в честь Дня Независимости России, поздравляя меня с возвращением в строй, улыбнулся и говорит: «Ну и как… помог „Путин-биотик“?»

Часть III

Особые встречи

Константин Симонов (1915–1979)

Вспоминаю, как меня на концерте отвел в сторону поэт Константин Симонов. (Я исполнял песню Матвея Блантера на его стихи «Песенка военных корреспондентов» — «От Москвы до Бреста нет такого места».) Отвел и говорит: «Иосиф, кто Вас учил петь неправильно мои стихи?»

— Да что Вы, Константин Михайлович! Как неправильно? Я все — по клавиру…

— Нет. У меня не так. То, что Вы поете (Симонов сильно картавил), придумали перестраховщики. Я так не писал. Вот Вы поете: «Без глотка, товарищ, песню не заваришь. Так давай по маленькой хлебнем…» А у меня в стихах: «Без ста грамм, товарищ, песню не заваришь…» Или Вы поете: «От ветров и стужи петь мы стали хуже…»

Я говорю: «Ну?!»

— А у меня, — говорит Симонов, — «От ветров и водки хрипли наши глотки». Так что, пожалуйста, если Вы хотите петь стихи Симонова, пойте мои стихи, а не то, что Вам эта конъюнктурная редактура направит!