Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

– Для вас… быть может.

– Но ты не сжигал дотла Канолон, а я не лил тангарской крови.

– Никто из моего племени не сделал ничего подобного, и тем не менее мы прокляты, изгнаны и забыты.

– Судьба несправедлива.

– Поэтому ты радеешь за детей человеческого лорда?

– Да. Наверное.

Какое-то время гном молчал, продолжая разглядывать эльфа.

– Через десять дней у нас кончится мясо. Я не хочу, чтобы мой народ голодал. У нас тоже есть дети. Потому мы поступим так. Я расскажу тебе, как снять порчу, а ты вернешься на это самое место через девять дней и принесешь с собой оленью тушу. Такова будет плата за мою помощь.

– И все?! – ахнул Кен.

– Заткнись! – шикнул на него рыцарь Соланг. – А то еще передумает.

– Шаш-ина-Йагга взяла от младенцев по частичке плоти, ноготь или волос, залила их воском, закатала в ткань, отрезанную от их одежды, и совершила обряд на крови жертвенного животного, после чего спрятала «куколки». Теперь «куколки» вытягивают души младенцев и зреют, а когда созреют, дети умрут, чтоб из «куколок» вылупились ядовитые твари о шести ногах, о десяти крыльях, о двадцати клыках. Найдите «куколок» и сожгите их в чистом огне. Только так и можно снять порчу.

– А если не найдем?

– Тогда заставьте Шаш-ина-Йагга указать место схрона, – молвил гном. – Теперь я ухожу.

Он с видимым трудом развернул свое неповоротливое туловище и заковылял в сторону леса. Несчастное невинное существо, покаранное без всякой жалости за вину далеких предков.

– И денег не взял, – вздохнул сэр Соланг.

– Зачем ему ваши деньги? – удивилась Пигви. – Разве он сможет пойти с ними на базар?

А Ириен все смотрел и смотрел вслед подгорному шаману. Чтобы запомнить этот миг навсегда.

– Выбора нет, милорд, – подтвердил сэр Соланг рассказ эльфа. – Либо Гилгит заговорит, либо…

– Мне придется собственноручно убить собственных сыновей, пока не проклюнулись чудища, способные пожрать всех нас, – горько прошептал барон.

– Экая гадина…

– Хуже. И она мне все расскажет. И заплатит за все, – зловеще пообещал Крэнг и велел кликнуть палача.

И хотя лорд жаждал сам развязать язык своей подлой доченьке, эльф с несвойственной в обычное время настойчивостью увязался следом в подземное узилище.

Гилгит встретила их смиренная, как голубица, сидя на своей подстилке, удерживаемая двумя цепями: одной, надетой на ошейник, – длинной, и другой, приклепанной к железному поясу на талии, – покороче. Но стоило глянуть в ее синие глаза, чтоб увидеть огоньки плохо скрываемого торжества.

– Пытать станете, батюшка? – кивнула она на палача. – Родную плоть и кровь?

– Стану. Еще как! – заверил ее батюшка.

– Я – девица хрупкая, что, если помру?

– Обязательно помрешь, но не сразу.

– А вдруг я запамятовала, где спрятала «куколок»? Станешь своих щенков душить? Или топить?

– Глаза б мои тебя не видели, подлюка! – заорал барон.

– Подойди ближе, батюшка, я тебе их отковыряю.

Увесистая оплеуха отбросила голову Гилгит назад, к стене.

– Чтоб ты сдох!

Еще один удар превратил левую щеку некромантки в лиловую подушку. Черные разбитые губы, гноящиеся руки и горящие ненавистью глаза. Ау! Где ты, красавица Снежинка?!

– Огня! – взревел барон. – Ты у меня заговоришь!

Некромантка зашлась в истерическом хохоте:

– Да я скорее откушу себе язык, чем хоть слово тебе скажу!

– Погодите, милорд.

– Я с ней по-свойски разберусь! У меня и не такие языки развязывали!

Это верно. У барона говорил даже Шестипалый Бикк – живодер, грабитель, убийца и насильник, наводивший ужас на все Чернолесье несколько лет подряд.

Ветланд вообще такое место, где не попытать узника считается чем-то неприличным, недостойным мягкосердечием, граничащим со слюнтяйством. Может быть, оттого что орки здесь, как нигде в остальном обитаемом мире, пребывают в значительном большинстве и их влияние ощущается во всех сферах жизни. Высокое искусство пытки в Ветланде процветает, оставляя далеко позади все зверства хисарских застенков и затыкая за пояс даже некоторые аймолайские изощрения.

– Милорд, не торопитесь, – осторожно сказал Альс, наблюдая, как в узилище заносят жаровню. – Вы всегда успеете это сделать.

Он стоял чуть в стороне, прислонившись плечом к стене и стараясь ненароком не оказаться на линии замаха у длиннорукого барона. Они обменялись с бароном многозначительными взглядами.

– Думаете, эльфьи пытки действеннее?

Ириен пожал плечами. И сделал знак, чтоб Крэнг вышел, оставив их одних. С некроманткой бессмысленно разыгрывать представление «Злой папаша и добрый эльф». Он хотел просто поговорить с Гилгит. Барон ругнулся, но вышел вон.

– Ты меня боишься? – спросил Альс.

– Вот еще! – фыркнула Гилгит.

– А зря. Я действительно могу заставить тебя говорить, но делать этого не буду.

– Хочешь спасти мою душу, благородный эльф? – дерзко усмехнулась девушка.

– Разве я похож на дарра Тотмаса? Мне твоя душа ни к чему, уж поверь. Я лишь хочу поговорить с тобой. Пока ты еще в состоянии соображать и ворочать языком. – Эльф кивнул в сторону жаровни.

– Любопытство замучило?

– Что-то вроде того. Тронгарс как-то раз спросил меня, что может заставить юную девушку, окруженную заботой с самых пеленок, вдруг почуять вкус к чужой крови. Вот я и хочу понять.

При упоминании имени волшебника Гилгит дернулась всем телом и спрятала за спину обожженные руки. Бог весть какую тот использовал волшбу, но ожоги не желали сходить. Она глядела на Альса с недоверием, ожидая подвоха.

– А тебе зачем?

– Веришь, это очень важный вопрос. Мне столько раз встречались разного рода сволочи, которым ты и в подметки не годишься, откровенно говоря, но расспросить их о причинах их жизненного выбора возможности не предоставлялось.

– Что так?

– Ну во-первых, большинство из них слишком давно вышло из нежного возраста, чтобы помнить первопричину своего превращения из маленького пухлого ребенка в исчадие всех девяти преисподней, а во-вторых, мне приходилось их сначала убить. А после смерти, ты сама знаешь, никто особенно разговорчивым не становится, – совершенно спокойно пояснил эльф.

– А я, значит, самый подходящий случай? Ну да… и годами вышла, и вполне живая.