Антымавле — торговый человек - Владилен Леонтьев

— Нет никаких келет, — успокаивает детей учитель. — Нет их, это ветер воет…

Хлопает покров яранги об остов, вздрагивают стойки от порывов ветра. Глухо стучит бубен, сливается с шумом ветра и ненастья.

В пологе потушены жирники, люди набились в него битком, а кому не хватило места, просунули головы под входную шкуру, а тело снаружи осталось.

Гремит бубен, звенит обруч, дребезжат отголоски. Льется хрипловатая песня. И видят люди в темноте яркие и блестящие глаза широкоплечего шамана Тамне. И уж это одно наводит страх на людей: не у каждого человека могут блестеть глаза в темноте.

— Ааа-ия-ана-ия-ааа! — хрипит голос.

Ударяется о края обруча тонкая гибкая палочка, касается своим изгибом оболочки, звенит бубен.

— Ааа-а-га-га! У всех народов есть свои законы! Ок! — притоптывает ногой Тамне.

— Это верно, это верно! — шепчет инрылинский Ринтылин, не побоявшийся поехать в такую даль на большое шаманское собрание.

— Это так, это так! — поддакивает Пылёк.

— Это верно, это верно! — громко вторит инчувинский Имрынеут, носящий женское имя.

— Бум-бум-бум! Ага-га! У чукчей тоже есть свои законы!

— Это верно, это верно! — вторят голоса хором.

— Нам предки дали эти законы! Закон предка — нерушимый закон!

— Это верно! Это верно!

Затихает бубен, дребезжащий голос громче звучит в темноте:

— Новый закон — не наш закон! Разве чукотский закон позволит ставить метку на одно ухо на оленях Рольтена, будто они общие?! Ааа!

— Не позволит! Не позволит!

— Кто помогает новый закон установить — наш враг!

— Верно!

— Ильмоч русилином хочет стать!

— Верно! — кричит лоринский Теуль.

— Антымавле русилином хочет стать!

— Верно! — кричит Ринтылин.

— Элып русилином хочет стать!

— Это верно! — кричит инчувинский Имрынеут.

— Они забыли законы предков! Зачем вам новый закон? — приподнялся на носках Тамне.

Вздрагивает в темноте тщедушная фигура Рэнтыгыргина.

— Это верно! Это верно! — зло подтверждают голоса.

— Ага-га! Ветер запах дыма несет!.. Это там наших детей русилинами делают! — взмахнул бубном в сторону культбазы Тамне.

— Ого-го! — вздохнули люди.

— Американы не навязывали нам своих законов. — И, понизив голос, продолжает: — Но они скоро прилетят. Прилетят, как птицы, — таинственно шепчет Тамне и отступает к самой стенке полога. — Слышите, люди! Шумит!

Завывает ветер, гудит. Сидящие в яранге чувствуют, как все сильнее вздрагивает крыша яранги. И слышат люди гул, похожий на шум моторов. Вот он громче и громче слышится, потом слегка удаляется, когда усиливаются порывы ветра. Но люди ясно слышат шум. Откуда?.. Жутко, непонятно…

— Они летят! Летят, как вороны! Кр-кр! А-га-га-а! Они сбросят на русских громкое, взрывающееся! Ближе… еще ближе… совсем рядом! Бросают! — И Тамне падает на пол, как подкошенный.

Яранга содрогнулась. Раздался гром, подобный выстрелу дробового ружья. Люди оцепенели от ужаса, все затихло, лишь северяк продолжал неистовствовать.

— Будто живой? — испуганно спросил себя Тамне… Он завозился на месте и стал медленно вставать.

Из десяток глоток вырвался дружный облегченный вздох. Люди зашевелились.

— Рядом упало, мимо прошло… Наш помощник-северяк помог, отнес в сторону взрывающееся. В культбазу хотел попасть…

Ринтылин был поражен уменьем Тамне. Он слышал об этом человеке давно. Сам он умел вызывать только своих помощников, чукотских. Как Тамне мог вызвать американов? А ведь они же совсем рядом были! Ринтылин верил своим ушам, они ясно слушали шум мотора, а взрыв чуть не испортил уши.

Люди расходились, наклоняясь навстречу ветру. Человек, живший в самой последней яранге, долго пережидал у задней стенки, когда стихнут порывы ветра.

И вдруг он услышал, как что-то загремело над головой. Глянул вверх — на самой верхушке яранги какая-то непонятная вещь чернеется, — днем там ничего не было. Напрасно попытался человек разглядеть, что это такое. Снег забивал глаза. Ушел. А утром вспомнил, хотел посмотреть, но на верхушке яранги ничего не было.

«Может, показалось мне это от страха, — подумал он. — Наверно, показалось…»

Разнес северяк по всему побережью злые вести, и стали они вползать в каждое стойбище, в каждую ярангу, тревожа умы и вселяя страх, и никто не знал, откуда они появились…

Дней через пять забрали янранайцы своих детей из школы культбазы, не стали ждать, когда кончат учиться…

Убили в Инчувине летом, председателя тузсовета Инайго, изгнали из Чегтуна кооператора Эйгука, стреляли в тундре в председателя Лоринского товарищества Ильмоча. Нависла беда и над Антымавле, но он и не догадывался о ней — жизнь несла только радость.

Сдержал свое слово Келевги: как только разошелся лед, освободились берега, вдалеке появилась «Косатка» с вельботом на буксире. Приезжали люди из соседних стойбищ, охали, вздыхали, завидуя, щупали руками вельбот, гладили ласково мотор. Гырголь ходил довольный и радостный.

— То-о-гок! — скомандовал Антымавле, и люди — мужчины и женщины — дружно подхватили вельбот и вытащили его на берег.

Вельбот весь белый. Совсем как чайка — какытек. Как у той черные кончики крыльев, так и у вельбота черные ободки вдоль бортов.

— Аа-а-аа! Тише, осторожно! — завопил Гырголь, увидев, что вельбот может резко стукнуться носом о доску, подложенную под киль.

— А-а-аа! — закричали люди, бережно опуская нос вельбота.

Встал вельбот на берегу, и сразу вид стойбища изменился: появилась жизнь. Только одно удручало Гырголя с Антымавле: людей маловато. Человек семь надо бы.

— Пусть я у вас в товариществе буду, — не вытерпел иргынупец, яранга которого стояла совсем недалеко от Инрылина.

— Ладно, — с радостью согласился Гырголь.

— Кто же мотором будет управлять? — спросил Антымавле.

— А вот он. — И Келевги показал на иргынупца, ходившего вокруг мотора и щупавшего руками его части. — Я задержусь немного, мне разрешили. Научу его мотором управлять, все покажу. А зимой на курсы мотористов пошлете. У нас есть знающие механики. Только бы «Косатку» куда-нибудь в безопасное место поставить. Здесь море открытое, вдруг северяк подует…

— Да что мы думаем? — воскликнул Антымавле. — В лагуну через пильгин завести, а там за косой, как в яранге, будет стоять.

Зашевелились люди. Столпились у вельбота и снова стали спускать его на воду. Пошла «Косатка» к горловине, вельбот на буксире, в нем полно людей.

— Хорошо идет!

— Легкий!

— Теперь инрылинцы вечно в долгу будут, — раздался чей-то негромкий голос.

Но инрылинцы так были увлечены вельботом, что не обратили на это внимания.

Поставили «Косатку» в лагуне. Тегрынкеу и Ненек на ней остались, а вельбот на веслах вернулся обратно: мотор ставить еще было некуда.

Инрылинцам не терпелось выйти в море, но Келевги деловито похаживал у вельбота и с их помощью устраивал ящик для мотора. На корме мотор ставить — в шторм плохо идти, винты оголяются. Поэтому Келевги прорезал днище между двумя шпангоутами с левой стороны киля, поближе к корме, поставил ящик конусом вниз, зашпаклевал все суриком, прокладки из брезента вложил.

— Какой умеющий! — восторгались инрылинцы.

— Еще надо днище досками обшить, — отсрочил время спуска Келевги. — А то мясо и жир в шпангоутах оставаться будут, дерево гнить начнет.

Все предусмотрел Келевги. Привез с собой некоторые запасные части к мотору, прихватил тонкие доски, зная, что едва ли они найдутся в Инрылине. Антымавле достал инструменты Тымнеквына:

— Тымнеквын нам поможет. Он хотел вельбот. — И подал слегка поржавевший металлический фуганок, которым так дорожил старик.

— Через два дня попробуем, — наконец объявил Келевги. — Пусть краска высохнет.

Настал торжественный день. Люди ближних стойбищ хорошо знали, что делается с вельботом, и каждая мелочь передавалась тут же:

— Келевги ящик для мотора поставил, — сообщали в Гуйгуне.

— Дно досками сейчас обшивает, — говорил кто-то на следующий день.

— Завтра спускать на воду будут, — пришла последняя весть.

И люди снова потянулись в Инрылин. Пригласили инрылинцы старика, чтобы послал он удачу вельботу. За день до спуска уселись люди вокруг вельбота. Старик долго шептал, раскидывал в разные стороны мелкие жертвоприношения, помазал нос вельбота кровью моржа и оставил кусочки мяса. Угостил остатками собравшихся. Вечером Антымавле взял в руки бубен, напев Тымнеквына вспомнил, просил удачи, Наутро ничего не осталось в носу вельбота: значит, приняли жертву духи, будет удача инрылинцам.

Бережно спустили на воду вельбот, мотор поставили в ящик. Иргынупец волновался: а вдруг он не заведется? Попросил мысленно помощи, обмотал маховик пусковым шнуром, приготовился. Келевги рядом сидит, не вмешивается, но тоже волнуется: «Должен завестись», — успокаивает он себя.