Воспитание мальчиков - Наталья Нестерова

Когда я принесла маме свою первую книгу, она, читательница маниакальная, не могла разобрать ни строчки, а только гладила обложку. Подняла на меня глаза:

— Я не знаю, как сказать.

Она успела познакомиться с Галей, будущей Ми-тиной женой. Раньше я шутила: вредного Митьку мне жены будут возвращать с претензиями, как товар производителю. Когда мама сразу, с первого взгляда приняла Галю, я спросила с улыбкой: «Думаешь, эта девушка не выкатит нам список претензий?»

Никита женился через шесть лет после маминой смерти. Его жену Анечку мама, естественно, не видела. Как бы порадовалась! И мама решительно противостояла бы стремлению назвать внучку ее именем — давлением на Аню, в муках родившую первого ребенка. Свекор и свекровь (Женя и я) молчаливо наседают, муж, что главное, просит — назвать Александрой. В свое время, когда моего первенца все хотели назвать Женей, я встала на дыбы. Евгений — прекрасное имя. Но Женя номер три? Для моего сына? Кирюшу, внука, тоже, повинуясь каким-то фамильным предрассудкам, хотели назвать Женей. Митя — Дмитрий Евгеньевич, его дедушка — Евгений Дмитриевич. И пошло-поехало. Дайте Гале, матери, назвать своего сына — жестоко отметала я все поползновения. Так был назван Кирилл. А вот с Аней у меня не получилось пересилить мечту. Первая долгожданная девочка, как хорошо бы в честь Никитиной бабушки, моей мамы, назвать…

Теперь у нас есть Александра, ей полтора года. Она повторяет любые слова, выдумывает собственные, пытается складывать предложения. Хулиганит за милую душу. Но внучка никак себя не называет. И понятно. Она и Саша, и Шура, и Саня, и Аля, и Сашута, и Сашура (мое обращение), а в моменты разоблаченных проделок взрослые еще и пеняют: «Александра! Что ты наделала? Ай-ай-ай!» Словом, ребенка запутали. Остается ждать, когда она сама выберет себе вариант прекрасного и дорогого нам всем имени — Александра.

ХОЧУ СОБАКУ

В детстве меня несколько раз лечили от стригущего лишая. Доставался он мне от бездомных кошек, которых я тащила в дом. Сильно больных, покрытых струпьями, мама куда-то уносила. Под ванной у меня было спрятано дустовое мыло — к приходу мамы надо было ликвидировать блох у очередного приблудного котенка. Для этого намылить его вонючим мылом и подержать несколько минут. Котята сопротивлялись отчаянно, расцарапывали мне руки. Мама сдалась, уступила моей кошачьей страсти и сказала: «Пусть в доме будет одна кошка, но больше никаких вшивых и лишайных в квартиру не тащи». Так у нас появилась Марго. Я в то время читала «Королеву Марго» Дюма, и кличка легко нашлась. Марго я нашла в подвале, куда полезла на жалобный писк. Грязный котенок со сломанным хвостом после мытья оказался необычного окраса — трехцветного, будто пуляли в него желтой и черной красками, прочно закрепившимися на белом. Из Марго выросла эгоистка такой мощи, что невольно вызывала воехищение. Она мурлыкала и ластилась, но только когда ей приспичивало, чтобы поласкали. Если же хозяйке хотелось простого кошачьего тепла, а Марго была не в настроении — дудки! У меня привычка спать на животе, потому что Маргуша ночью колотила меня лапой — перевернись на живот, я люблю спать в низу твоей спины.

Однажды у нас ночевала женщина, соседи попросили, у них свадьба, прибывших гостей — вповалку на полу не помещаются — разместили по соседям. Утром женщина с выпученными глазами сообщает:

— Домовой у вас! Всю ночь по мне топтался, топтался, душил, так душил! Надо вам квартиру освятить, попа позвать.

А это была Марго, которой не понравилось, что на моем месте спит другой человек и не хочет на живот переворачиваться.

Марго я увековечила в одной из первых своих книжек «Выйти замуж». Там герой выбрасывает стенающую от брачной неги Марго за забор. В жизни было несколько иначе. Когда Марго вступила в пору половой зрелости и принялась орать диким голосом, я решила подобрать ей жениха из благородных. Первым был шикарный персидский кот, вторым — роскошный богатырь сибирский. Но только я приносила в дом женихов, Марго прекращала свои вопли и презрительно шипела, не подпускала женихов. Они ходили за ней по квартире, влюбленные до дрожи в лапах, и периодически пускали зловонную струю на стены и мебель. Я раздумывала, не взять ли нам в мужья беспородного Ваську, когда мама не выдержала. Взяла Марго за шкирку, открыла дверь, выкинула «невесту» за порог, закрыла дверь. Надо сказать, что моя королева панически боялась переступить границы квартиры. Но мама отмахнулась от моих упреков, мол, бедная Маргушечка испугается. «Кошка — это только кошка», — сказала мама. Далее — как в книге. Марго отсутствовала два дня, я ужасно горевала без своей любимицы. Потом она пришла. О! Это было явление. Грязную, пьяную от любовных забав, Марго швыряло от стенки к стенке. Я ей — мисочку с мясным фаршем. Вслух Марго, конечно, ничего не сказала, но угадывалось легко: «Ах, оставьте! Я так устала, мне не до еды». Дрыхла она больше суток, только потом подкрепилась (заставила старый фарш на свежий поменять) и начала наводить марафет — вылизываться.

Когда пришло время рожать, Марго вцепилась мне в голову. Было шесть утра, спать бы еще и спать, учусь я во вторую смену. Но Марго требовала: гладь ее, утешай в роженических муках. Мне ужасно хотелось в туалет, но только я пыталась, с извинениями, отлучиться, как она вопила: «Р-р-р-мяау!» — Куда?? Мама говорила: «Оставь ее в покое. В природе акушерок нет». Мою ненаглядную? Ни за что. Мама пожала плечами, ушла на работу. Для меня, девятиклассницы, видеть роды, пусть и кошачьи, — это я вам доложу. Марго я держала за задние лапы, помогая вытолкнуть продолговатые шарики со странным содержимым. Она родила двух котят и… ушла. Как я ни уговаривала Марго заняться новорожденными, она и в ус не дула — в свои шикарные белые десятисантиметровые усы не дула. Школу я прогуляла. Понеслась на рынок покупать свежее молоко, пыталась кормить слепых беспомощных котят, похожих на крысят, таких же разноцветных, как мамаша, из пипетки. Не вышло. К вечеру котята умерли. А королева все вылизывалась, наводила блеск на свою прекрасную шерсть.

К Марго, по сути, до крайности избалованной кошке, все относились с почтением. Потому что я была склонна к сочинительству, потому что я про Марго постоянно рассказывала истории, в которых творческий вымысел сильно превалировал над фактами. Когда я поступила в Ленинградский университет и мы переезжали в Питер, Маргошу с собой взять не могли. Был едва ли не конкурс на удочерение Марго. Я отдала ее в семью одного из трех любимых друзей. Это была прекрасная добрая рабочая семья — трое детей и никаких сантиментов по отношению к домашним животным. Марго быстро приучили есть то, что дают, не привередничать. Когда она родила очередных котят и попробовала отказаться от материнских обязанностей, ей хорошенько накостыляли. Выкормила и вырастила как миленькая.

Естественно, что, наконец, получив свое жилье в Москве, подрастив детей, я захотела кошку. И мальчики хотели. Но тут обнаружилось, что мой муж котов не переносит. Женя считает их эгоистичными, вредными, капризными, по ошибке одомашненными. Когда я говорила, что в эгоизме кошек есть своя прелесть, что их грациозность восхитительна, Женя не дослушивал и отрезал: «Кошка не друг человека».

Но как пройдешь мимо пищащего котеночка? Что скажешь детям, которые принесли умилительный дрожащий комочек? Вернуть откуда взял? Нет, мы его сейчас отмоем. Ой, сколько вошек! Зато лишаев нет. Как назло (или чувствуя Женину нелюбовь к кошачьему племени?), котята гадили папе в ботинки. Обязательно — в любимые папины ботинки. Маниакально чистоплотный Женя стоял утром в носках перед своими туфлями и видел в них кучку дерьма или лужицу абсолютно ясного происхождения. А кошачье-то вонючее, не отмоешь.

— Что-бы это-го бас-тар-да, — по слогам говорит Женя, наблюдая, как моя мама пытается отчистить его ботинки. — Чтобы его вечером ЗДЕСЬ, У НАС, ДОМА не было.

— Мама, кто такой бастард? — спрашивает Митя, когда за папой захлопывается дверь.

— Бастард не главное. Главное — нам нужно срочно найти хозяев этому крошке. Ой, какой миленький, славненький, — хватаю на руки котенка. — Что ж ты, глупыш, сикаешь, куда не следует?

— Если бы он не надул в папины ботинки, — размышляет вслух Никита, — папа разрешил бы его оставить?

— Надо было папину обувь убрать в шкаф, — логично замечает Митя.

Их было три или четыре — котят, которых мы приносили в дом и которые с невероятно повторяющейся закономерностью портили обувь мужа.

Женино терпение кончилось, и он постановил:

— У нас будут рыбки.

Аквариумный период был по-своему хорош. Мы ездили по зоомагазинам, в ту пору редким, на Птичий рынок, покупали камешки на дно аквариума, экзотические водоросли, каких-то улиток, призванных ползать по стенкам аквариума и очищать стекло. К моему удивлению и неудовольствию, оказалось, что рыбок надо кормить не только кормом в виде сушеного планктона, но и живыми маленькими красными червячками, которые выживают (неделю, потом новых червяков покупать) в сливном бочке унитаза, погруженные в марлевый мешочек. Иногда мешочек прорывался, и червячков несло в унитазном водопаде. Но это — мелочи. Были рыбки, названия которых мы не успевали запоминать, поскольку они поедали друг друга. Были рыбки плодовитые до невозможности, но опять-таки склонные съедать свое потомство. Дети прилипали лицом к стенке аквариума и азартно наблюдали: