Кирпичики 2 - Сергей Тамбовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что решил вопрос с Геной? — спросила меня Галя.
— Угу, решил — завтра встречаемся. А сегодня будем веселиться и смеяться, как дети. Ты знаешь, кстати, какие самые знаменитые постояльцы в этой гостинице останавливались?
— Не знаю, — призналась она.
— Загибай пальца — Юрий Гагарин это раз. Матьяш Ракоши это два.
— Кто такой, не знаю?
— Венгерский лидер, в 56 году его свергли революционные венгры и он сбежал в Советский Союз. Доживать свои дни определили его почему-то в наш город. А ещё Юлиус Фучик, который «репортаж с петлёй на шее» и товарищ Сталин, как это ни странно.
— И когда же Сталин тут останавливался?
— В 39 году, приезжал вручать какой-то орден области вроде бы… а с ним в тот приезд были Молотов, Микоян и Калинин.
— Здорово. Только в ресторане у них наверно мест нет, как обычно, — заметила Галя.
— Это проблема решаемая, — смело сказал я, открывая тяжёлую дубовую дверь с табличкой «Вход в ресторан».
Глава 22
Швейцару пришлось сунуть четвертак — наценка за престижность места. Столик нам определили в углу за фикусом, очень удобное место, тебя почти никто не видит, и ты мало кого видишь.
— Что будем заказывать, дорогая? — раскрыл я меню в толстенной кожаной папке и выдавленным логотипом гостиницы.
— Ты не знаю что, — ответила она, — а я бифштекс вот… написано, что фирменное блюдо. С картошкой. Ну и попить чего-то.
Да, в меню у них тут всё было олдскульно и традиционно, никаких спагетти, никаких паэлья или кнедликов. Так же, наверно, как и при товарище Сталине. Да и в целом заведение старалось придерживаться сурового имперского стиля… ну как в знаменитых сталинских высотках в столице — дубовые панели вдоль стен, огромная хрустальная люстра посреди зала, тяжелая даже на вид дубовая мебель.
— Ну и я тоже на бифштексе остановлюсь… плюс оливье и коньяк.
Белого аиста у них тут почему-то не значилось, зато был Юбилейный в 6 звёзд за астрономическую цену в стольник за пузырь. Ладно, махнул рукой я, деньги есть, гуляем… а Гале заказал полусладкое мартини.
— Женщины в Италии предпочитают именно этот напиток, его в Турине делают, — сказал я ей, но она тут же уцепилась за мои слова.
— Ты и в Турине успел побывать?
— Увы, пока нет, — соврал я, в прошлой-то жизни я там два раза был, второй, причем, в период зимней Олимпиады. — Институтского начальника в командировку посылали, он и рассказал про их обычаи.
— Какой у вас институт продвинутый, — с нотками зависти в голосе отвечала Галя, — в капстраны запросто ездите.
— Эх, Галюша, — вздохнул я, разливая по рюмкам напитки, — не в капстранах счастье. Вот когда жрать нечего будет, тогда и вспомним наше счастливое детство.
Она посмотрела на меня изучающим взглядом, но ничего не сказала, кроме тоста:
— Тогда давай выпьем за наше счастливое детство. Оно ведь у тебя такое было?
— Давай, — согласился я и мы чокнулись, — а детство почти у всех счастливое бывает… даже и в коммуналке на десять семей можно отыскать хорошие стороны.
— Слушай, — сменила она вдруг тему, — а откуда я вон того парня знаю? И рядом с ним тоже удивительно знакомый гражданин сидит.
И она показала вилкой по диагонали заведения в дальний конец. Я посмотрел туда и чуть не выпал со стула — там имели место наши отечественные рок-звёзды Витя Цой и Боря Гребенщиков.
— Это музыканты, Галюша, — ответил я, — не далее, как позавчера их по телевизору показывали вечером.
— Точно, — обрадовалась она, — тот, который с азиатским лицом, это Цой, кажется, из группы Кино а второй играет в этом… в Аквариуме.
— Правильно, — подтвердил я, — Кино и Аквариум.
— Интересно, что они тут делают? И удобно ли будет у них попросить автограф?
— А вот сейчас сама и спросишь, — злорадно ответил я, потому что Виктор узнал меня, встал и направился прямиком к нашему столу.
— Ой, — это всё, что успела сказать Галя.
— Лётчик? — с полувопросительной интонацией справился Виктор. — Привет тебе.
— Ага, здорово, — ответил я. — А это Галя, моя невеста.
— Давай за наш стол перебирайся вместе с невестой, — предложил Цой. — Поговорим.
— Без проблем, — сказал я, подозвал официанта, и тот помог нам перебазироваться в другой конец зала.
Боря даже поцеловал ручку Гале, от чего та вся зарделась бордовой краской.
— Помню-помню тебя, — сразу взял нить разговора в свои руки Гребенщиков, — мы с Джоан тогда с сильнейшего бодуна были, а ты нас выручил своим Рижским пивом.
— Рад был помочь звезде отечественного рока, — вежливо отвесил я ему комплимент, — а где кстати Джоанна-то?
— Да в Лондон улетела, дела срочные образовались. А ты, значит, решил покончить с холостым существованием?
— И не говори, — махнул рукой я, — надоело бобылём ходить. Вы уж меня это… извините, что с концертом пролёт случился.
— Ничего, у нас и не такое бывает, — ответил Виктор, — и за день до начала всё отменялось как-то раз. А что там случилось такого экстраординарного, расскажешь?
— Давай выпьем за встречу и расскажу, — и мы чокнулись.
А далее я вывалил без купюр всю историю с истребителем, штабом округа и проворовавшимся интендантом — слушали они меня очень внимательно, не перебивая.
— Такого в нашей биографии точно ещё не было, чтобы из-за истребителя концерт отменяли, — сказал Борис, — надо будет запомнить. А вообще как жизнь-то, Лётчик?
— Бьёт фонтаном, — не задумываясь, ответил я, — как нефть в Самотлоре. Строю свой дом, устроился на службу в банк, ну и кое-что ещё по мелочи. Вот кстати-кстати, раз уж вы тут случились в нашем Энске, не поможете мне в одном деле?
— Конечно поможем, только если это будет не позднее завтрашнего дня — послезавтра мы уезжаем, — ответил Виктор. — Рассказывай…
— А что вы тут забыли? — задал я вопрос, который должен бы последовать в самом начале разговора, — в нашем городе Энске?
— Попросили выступить на одном вечере, — ответил Борис, — очень серьёзные ребята попросили, отказать неудобно было. Вечер завтра в семь часов начинается.
— И что же, вы без своих групп приехали?
— Да, такое было условие у серьёзных ребят, только мы с Виктором и гитары.
— А что за ребята, не скажете? — зачем-то продолжал допытываться я.
— А вот это извини, но нет, — твёрдо возразил Виктор, — коммерческая тайна.
— Ясно, — ответил я, хотя ясного тут немного было, — а моё дело начинается завтра в четыре и, надеюсь, больше
