Идеальная для колдуна (СИ) - Лика Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феррандо лишь презрительно усмехнулся:
— Приверженцы старых практик утверждают, что души сливаются именно в поцелуе. Искренний поцелуй выражает истинную любовь. И он ценнее всего остального. Квинтессенция. Даже девственность имеет меньшую цену. Я тоже так считаю, как адепт истинных учений. Значит, ты только что солгала мне?
Амели сглотнула, нервно покачала головой:
— Нет, мессир! Нет!
— Тогда в чем дело?
Она не знала, что отвечать. Едва не рыдала. Лучше еще раз повторить все то, что было в спальной, чем отвечать на эти вопросы.
Феррандо вновь схватил ее за руку и потащил вниз. Амели что-то бессвязно лепетала ему в спину, но колдуна это не волновало. Он открыл какую-то дверь и втолкнул Амели в темноту. Она лишь вскрикнула, сжалась. Едва дышала от страха.
Свечи загорались по кругу — одна за одной, создавая подобие иллюминации. Амели подскочила, когда камень загорелся под ногами, расцветился десятками горящих цветных линий, исходящих неземным светом. Она старалась не наступать на линии, чтобы не обжечься, но свет был холодным. Точнее, никак не ощущался. Просто невиданное свечение без огня и тепла. Амели прижала ладонь ко рту, огляделась. Помещение чем-то напоминало лавку аптекаря. Вдоль стен теснились стеллажи, заставленные склянками с разноцветным содержимым, пузатыми колбами разных размеров, стеклянными трубками, глиняными горшками. И книги. Десятки книг с толстыми кожаными и матерчатыми корешками. У стены, возле окна, стоял резной стол, заваленный бумагами.
Амели опустила было голову, но вдруг снова повернулась к окну: посреди ночи за приоткрытой створкой звенел летний день. По спускающемуся к спокойной глади реки холму рассыпались деревенские домики. Вдалеке неспешно вертелись лопасти мельницы. Порывы ветра приносили запах разогретого разнотравья. Амели невольно перевела взгляд к двери, туда, где стоял Феррандо:
— Как это возможно?
Он лишь повел бровью:
— Для меня невозможного мало.
Амели будто забыла про страх и холод, подошла к столу, оперлась о столешницу, выглядывая в окно, подставляя лицо теплому ветру:
— Что это за деревня?
— Я там родился. И по-своему был счастлив какое-то время. Мне нравится видеть ее за окном.
— Значит, теперь вы не счастливы?
Амели тут же прикусила язык, проклиная себя за этот вопрос. Ей было не интересно, счастлив ли он. Она даже хотела бы, чтобы он был несчастен.
— Довольно.
Окно попросту растворилось. Растворилась деревянная рама, свинцовый переплет. Растворилась деревня вместе с домами и запахом луговых трав. Теперь Амели смотрела в глухую каменную стену, на которой плясали апельсиновые отсветы огня. Сердце вновь заходилось, болезненно билось. Зачем он привел ее сюда?
Феррандо подошел к комоду черного дерева, достал длинный деревянный ящик, полный выставленных в ряд маленьких склянок с деревянными пробками, взял крайнюю из них, пустую, и откупорил. Поставил на консоль и накрыл матовым стеклянным колпаком.
Амели с немым недоумением наблюдала за этими приготовлениями, совершенно не понимая, что происходит. Понимала лишь одно — она отчаянно мерзла, так, что начали стучать зубы. Она обхватила себя руками, чувствуя, как возвращается забытая, было от страха, боль между ног. Феррандо бесцеремонно ухватил ее за руку, поставил в центре световой паутины, сам встал напротив.
— Целуй меня.
Амели опешила. Нет, не от просьбы. Она уже стала навязчивой и едва ли неожиданной. Амели не понимала, зачем это нужно делать так, здесь? Но лицо Феррандо не оставляло места возражениям. Казалось, если она ослушается, он попросту ударит. Напряженный, сосредоточенный, будто закаменевший. Черное и белое, свет и тень в бледных цветных отсветах. Амели привстала на цыпочки, снова потянулась к губам, обещая себе в этот раз сделать так, как он хочет. Наплевав на все. Не струсить. Если это единственный способ, чтобы он оставил ее в покое и позволил вернуться в комнату…
Она положила руки ему на плечи, тронула губы так же, как несколько минут назад, но клятвенно пообещала себе не отступать. Она целует собственного мужа — в этом нет ничего постыдного или греховного. Вдруг Феррандо обхватил ее за талию, прижал к себе, едва не ломая, яростно отвечал на поцелуй, удерживая за затылок. Амели закрыла глаза, чтобы не видеть окружения, не думать об этом. Попыталась отдаться его губам, отвечала сама, становясь смелее. Она открыла глаза и увидела, что их охватывает белое сияние, яркое, как полуденное солнце, от которого можно ослепнуть. Исчезли полки, исчез каменный пол. Они будто висели в сияющей пустоте, слитые одним дыханием. Амели вновь закрыла глаза, отдаваясь касаниям Феррандо. Стало тепло и легко. Она слышала его шумное дыхание, обвивала руками его шею, ныряла пальцами в волосы, чувствуя, как они струятся шелком. Внутри, в самой груди, что-то трепетало, разливалось по телу жаркими волнами. Если бы всегда было так, не было бы ни страха, ни сомнений. Феррандо задрал сорочку и гладил голую спину Амели, а она лишь льнула к нему, прижимала к себе и целовала до бесконечности.
Вдруг все погасло. Молниеносно, будто дуновением затушили свечу. Феррандо разжал объятия и уже поспешно шел в сторону консоли. Поднял стеклянный колпак, подхватил пустую склянку тонкими пальцами. Его лицо выражало полнейшую растерянность, но тут же словно посерело от гнева:
— Здесь ничего нет.
Он будто обвинял. Голос стал резким, острым, как наточенный нож. Амели вновь обхватила себя руками, понимая, что ее трясет. Феррандо подошел и вертел склянку у нее перед самым носом:
— Здесь ничего нет. Ни крупицы, — он потряс флакон. — Ни следа.
Амели сглотнула:
— Что там должно быть?
— Квинтессенция.
Это слово ни о чем не говорило Амели. Она лишь опустила голову.
— Ты лгунья.
Она уже не отпиралась. Сложно возражать, когда даже не понимаешь, о чем идет речь.
Феррандо ухватил за подбородок, заставил смотреть в глаза:
— Я тебе дам еще один шанс. Только один. Если эта склянка не наполнится… Думаю, ты помнишь наш разговор.
Амели лишь опустила взгляд и шумно вздохнула, стараясь не потерять остатки самообладания. Но слезы уже покатились по щекам. Она не понимала, чего он хочет от нее.
— Если я виновата, мессир, скажите, в чем моя вина? Что я должна сделать? — Она схватила черный рукав: — Создателем прошу, мессир, скажите, что вы хотите от меня?
Он выдернул ткань из ее тонких пальцев, прокричал куда-то в стену:
— Орикад!
Демон появился из воздуха с легким шлепком, будто лопнул мыльный пузырь:
— Я здесь, мессир.
— Проводи
