Еще один круг на карусели - Тициано Терцани

Водитель не забыл предупредить меня об остановке; выйдя из автобуса (мыслями я все еще был далеко, на планете богов-астронавтов), я оказался на главной улице городка, который выглядел сооруженным наспех для фильма ужасов. Плохо одетые бледные женщины, куда-то бредущие, как нельзя лучше вписывались в сценарий. Было десять утра, но некоторые уже были навеселе. Дома все были маленькие, одноэтажные, деревянные, большей частью пустые, многие с табличкой «Продается». Однако, пока я шел по адресу, мне встретились Центр Холистического Благополучия, Центр медитации и йоги и еще студия хиропрактика.

Моя травница принимала в старом доме из трухлявого дерева. Голубая краска, отслаиваясь, кусками сыпалась с фасада. Я приехал чуть раньше, и мне пришлось ждать за дверью, сидя на пластиковом стуле и глядя на дождевые капли, которые сквозь дыры в потолке преспокойно падали на ковровое покрытие. Из-за двери я слышал голос травницы, которая объясняла предыдущей пациентке важность «кармических отношений». Она рассказывала, как ее собственная жизнь изменилась благодаря им. По совету одной женщины она наконец «реализовала себя»: преподает в Открытом центре в Нью-Йорке!

Знать бы, как дела с моими кармическими отношениями! Два года подряд планировал экспедицию на поиски Эликсира Жизни, но вместо странствий по джунглям Суматры сижу здесь под дырявым потолком, ожидая приема у неизвестной мне травницы в Нью-Джерси! Впрочем, встреча вышла очень приятной, но совершенно бесполезной. Травница оказалась милой женщиной лет сорока, ненакрашенной, просто одетой; широкая юбка маскировала полноту, светлые и длинные до пояса волосы были собраны в конский хвост. Она встретила меня очень любезно, усадила на пол и сама уселась на коврик в позу лотоса, зажгла (специально для меня, как она сказала) палочку благовоний перед простеньким деревянным Буддой на маленьком алтаре. Стены ее небольшой студии были выбелены; повсюду были безделушки из восточных и «нью-эйджевских» лавочек. Сидеть на полу для меня было делом естественным, я уже много лет и читаю, и пишу в таком положении, но я невольно подумал, а как же другие пациенты?

Она начала с феминистского пассажа. В старину к любому человеку, обладавшему какими-то знаниями о природе, относились с подозрением и многих женщин, которые лечили травами, обвиняли в ведовстве и отправляли на костер. За этим последовал пассаж антимодернистский: религиозный фундаментализм и наука подавили все анимистические верования коренных обитателей Америки и оборвали все наши связи с окружающим миром.

— Так мы потеряли интуитивную часть себя, которая общалась с природой и ее силами. Я хочу снова открыть ее, вернуть в нашу жизнь, — сказала она, как бы для того, чтобы объяснить мне свое призвание. — Растения — это способ восстановить контакт с Божественным.

Она мне нравилась, ее позиция была мне понятна. По большей части я разделял ее взгляды, но ясно было, что поездка моя провалилась. То, что я искал, не заключалось в правильных словах, в общении с искренним человеком, и она тоже это знала, но мы продолжали. Мы говорили о раке, об иммунной системе, о том, что бы она смогла мне посоветовать. Она выписала хлорофилл, который мне следовало принимать ежедневно (и Манджафуоко мне это говорил), два экстракта китайских трав и морские водоросли, которые следовало заказать в Нью-Хэмпшире. Еще она порекомендовала мне пить побольше морковного сока и почаще есть грибы, особенно шиитаке. Затем, чувствуя себя из-за неловкости ситуации еще более неприкаянно, чем я, она сказала, что самая важная часть лечения еще впереди и заключается в том, что она будет регулярно направлять мне «позитивную энергию», когда я буду далеко. Меня разбирал смех, но я сдержался; кончилось это тем, что я, чтобы не обидеть ее, заплатил больше положенного за визит.

На обратном пути автобус вела красивая черная девушка, и тоже с флажком на рукаве. Пассажирами были молчаливые зомби, и я был одним из них.

Дорога от автобусной станции до моего логова не самый подходящий маршрут для того, чтобы примириться с Америкой. Идти пришлось через уродливый квартал с магазинами одежды для бедных, кафе для одиноких и многочисленными секс-шопами «только для взрослых». Чтобы развеяться, я двинулся к Пятой авеню, и городской пейзаж тут же изменился: элегантные бутики, книжные магазины, шикарные рестораны, аптеки. Но глаза мои, как говорят индийцы, видели только темные места, которые, как известно, скрыты под любым светильником.

Дожидаясь зеленого света светофора, я бросил взгляд через улицу и содрогнулся: десятки мужчин и женщин за большими окнами бежали, бежали на месте — потные, побагровевшие, лицом к улице. Конечно, я не впервые видел фитнес-центр, но в этой картине, где молодые люди, едва закончив работу в офисах, бросались сюда, чтобы избавиться от безысходности и растрясти жирок, казалось, выражался весь смысл здешней цивилизации: бежать, просто чтобы бежать, идти, чтобы никуда не прийти.

Я почувствовал себя одним из тех тибетцев, о которых мне однажды рассказал брат Далай-ламы. В 1950 году делегация монахов и правительственных чиновников, никогда не бывавших за пределами Тибета, приехала в Лондон для обсуждения, чем бы Англия могла помочь их стране. Они приехали из убогого мира, примитивного, но прекрасного. Они привыкли к большим пространствам, к живописной природе, да и сами они были живописны в своих туниках, накидках и шапочках. В Лондоне их приняли с почетом, повели на экскурсию по городу. Однажды они оказались в метро вместе со своими сопровождающими и пришли в ужас: сколько народу набилось под землю! Люди в шляпах, облаченные в черное, читали газеты, стоя на эскалаторах; теснились в переходах, все бежали, чтобы успеть на отходящий поезд; никто ни с кем не говорил, никто не улыбался! Руководитель тибетской делегации обернулся, исполненный сострадания, к английскому сопровождающему и спросил: «Чем же мы можем вам помочь?»

Я знаю: таких тибетцев больше нет. Они тоже сейчас мечтают о том, чтобы жить, как в Лондоне, и бежать, не двигаясь с места. И вот вопрос: кто же примитивнее?

В кармане у меня был рецепт, который дала мне травница, и я зашел в «Витэмин Шоп», надеясь найти там что-нибудь из того, что она мне выписала. Но первым, что я увидел рядом с огромными банками витаминных таблеток и экстрактами чеснока, лука и гинкго, был так называемый Homeopathic Kit: симпатичная коробочка с пятью рядами пузырьков, на каждой — яркий ярлычок с названием. Там был и мой препарат — тот, что прописал Манджафуоко! У меня просто руки опустились. Мое снадобье помогло мне, потому что я добирался до него долго, шел от человека к человеку. И вел машину по унылой равнине, тонущей во мгле, я купил его в аптеке, будто из какого-то фильма Феллини, той аптеке, которая, несмотря на неурочный час, оставалась открытой для меня. А здесь в фирменной упаковке, с «инструкцией по применению», на прилавке заурядного витаминного магазина в центре Манхэттена, оно не значило ни-че-го. Точно так же, как ничего не стоили и занятия цигуном с Мастером Ху, кундалини-йога в Открытом центре, медитации в Нью-Джерси и травы милой знахарки.

Все, что я видел, казалось каким-то патологическим. Ну и общество, в котором не уважают ничего и никого, однако все верят, что свободны и обладают всеми правами, а в результате остаются раздраженными и одинокими!

На углу Пятидесятой улицы я увидел человека чуть моложе меня, плохо одетого, болезненного, скорее всего провинциала, приехавшего посмотреть Нью-Йорк. Жена фотографировала его на фоне вьетнамского ресторана. Я представил себе, как он поставит эту фотографию рядом с той старой, когда он воевал во Вьетнаме. Мне захотелось обнять его. Нас объединяла ностальгия по Сайгону, по запаху подпорченных плодов, по тому времени, когда все в нашей жизни было куда более настоящим.

Прошли недели и месяцы, настал день выписки, которого раковые больные парадоксально страшатся: последний день в качестве «больного». Многих одолевает страх, что болезнь вернется, но я боялся другого — возвращения к «прежней жизни».

— Мы сделали все. Теперь идите и не тревожьтесь. Живите нормальной жизнью и наведайтесь через три месяца, — сказала мне «Приносящая Удачу», мой лечащий врач. Она улыбалась довольной улыбкой автослесаря, возвращающего хозяину ключи отремонтированной машины.

«Нормальной жизнью?» Ну нет, только не это. Снова зажить по-прежнему? Увязнуть в рутине? Газеты, интервью, ужины с дипломатами, статьи, которые надо писать, нудные и бессмысленные разговоры, как обмен репликами в лифте, ползущем на тридцатый этаж. Разговоры, разговоры… Нет, ни за что.

Неужели же меня для этого здесь «чинили»? Тогда стоило ли это делать? Более того, я был убежден, что мой рак был порождением именно той прежней жизни, и теперь я решил жить по-другому. Другим стало и мое тело: из моего живота, не очень удачно заштопанного ассистентом хирурга, выпирала большая грыжа, волосы не спешили отрастать, движения стали медлительными. Да и сам я уже был другим: яснее, чем когда-либо, я осознавал, что смертен. Я по-другому думал, по-другому чувствовал. Мои взаимоотношения с миром изменились.