Почему языки такие разные. Популярная лингвистика - Владимир Плунгян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ошибка на ошибке сидит и ошибкой погоняет —
содержится семь разных словоформ и пять разных лексем.
А вот в строчках Лермонтова:
Волна на волну набегала,Волна погоняла волну —
содержится тоже семь словоформ, но разных словоформ при этом — всего пять, ведь, например, волна в первой и во второй строчке — это одна и та же словоформа (именительного падежа единственного числа). А разных лексем в этих строчках — всего четыре: (волна, набегать, погонять, на).
У каждой лексемы тем больше словоформ (или просто форм), чем больше в этом языке грамматических категорий. Сколько, например, словоформ у русской лексемы ошибка? Их столько, сколько в русском языке разных падежей, да еще умножить на два числа — единственное и множественное.
Словарь всякого языка состоит из его лексем (или "лексики", как еще говорят лингвисты). А много ли бывает слов-лексем в языке? Иными словами, насколько большим должен (или может) быть словарь языка? Чтобы прочесть достаточно простую книгу на иностранном языке и понять в ней каждое слово, нам нужен словарь, в который входит не меньше тридцати тысяч слов — при этом, конечно, самые редкие слова в такой словарь не попадут. Но, может быть, это и не нужно?
Все зависит от того, как, с кем, о чем вы хотите говорить, какие книги читать.
Во всяком языке есть слова более употребительные и менее употребительные; есть такие, которые можно найти почти в каждом предложении (местоимения, предлоги, союзы, глагол быть), а есть такие, которые могут ни разу не встретиться даже в большой книге. Мы с вами, говоря по-русски, то и дело употребляем такие слова, как он, такой, в, на, не, и, очень, и гораздо реже (а может быть, и никогда?) — такое слово, как Минцветметпромстройбанк, хотя и те, и другие, безусловно, — слова русского языка.
Самых, как говорят лингвисты, частотных слов в языке не так много — около тысячи; для повседневного общения человеку нужно побольше — приблизительно восемь-двенадцать тысяч слов, но, конечно, чем больше слов человек употребляет в своей речи (иначе говоря: чем больше его словарный запас), тем интереснее его слушать, потому что говорит он тогда разнообразнее, необычнее и выразительнее. А еще есть писатели, которые, как говорят, обладают "даром слова", и их речь, конечно, много богаче обыденного языка. Полный словарь развитого современного языка (английского, французского, русского и под.) обязательно должен включать еще специальную, профессиональную лексику, то есть по крайней мере самые важные из тех слов, которыми пользуются математики, химики, лингвисты, медики, инженеры, охотники и т. д. А жаргоны, а разговорные словечки, принятые среди студентов, школьников, военных, музыкантов, хиппи? Ведь это тоже русский язык, пусть и в несколько непривычном для нас облике.
В одну книжку словаря вся эта лексика не поместится (хотя, как вы, наверное, знаете, многие словари — это, пожалуй, самые толстые книги, если, конечно, не считать энциклопедий; впрочем, энциклопедии — тоже в каком-то смысле словари. Только в словарях приводят те свойства слов, которые дают возможность понимать обычные тексты на этом языке, а в энциклопедиях объясняют, что значит это слово в языке науки. Именно поэтому наряду с обычными словарями существуют словари специальные, словари терминов в разных областях знаний, словари жаргонов и т. д. В самых полных словарях самых богатых современных языков число лексем заведомо превышает сто тысяч. Но язык, как вы уже хорошо знаете, продолжает развиваться и изменяться, ему по-прежнему нужно много слов — и тех, что есть, часто не хватает, поэтому требуются новые.
2. Откуда берутся новые слова
Итак: откуда берутся новые слова? Иногда, как мы знаем из третьей главы, они заимствуются из других языков, но это происходит далеко не всегда. Чаще всего язык строит новые слова из своих же старых. А как?
Самый простой способ: ничего со словом не делать, а просто использовать его как новое, другое слово. Такой способ нам часто бывает полезен и в жизни. Например, мальчик играет с приятелем в машины. И им не хватает грузовика. Они берут самый обыкновенный кубик и договариваются: пусть это и будет недостающий грузовик. У кубика, конечно, нет колес или кузова, но в игре это не так важно, ведь его используют, как если бы это был настоящий грузовик; например, кубик движется по полу — значит, он "едет", на него посадили мишку — значит, он его "везет", и т. д. Так что кубик как бы теряет свои "настоящие" свойства: его больше не используют по назначению (ничего из него не строят, никуда не кладут), — зато приобретает новые.
Этот способ хорош тем, что он — самый экономный; и интересно, что многие языки при изобретении новых слов действуют так же, как мы с грузовиком и кубиком. Есть особенно "экономные" языки, которые этот способ даже предпочитают всем остальным. Например, английский. Скажем, в английском языке есть всем известное слово water "вода". Это неодушевленное существительное, оно может, как всякое существительное английского языка, быть, например, определенным и иметь при себе артикль the:
the water in the bottle "вода в бутылке".
Оно может употребляться с предлогами: in the water "в воде"; out of the water "из воды" и т. д. Но английский язык может взять и объявить это слово… глаголом. Получится такой новый глагол английского языка — to water. Это новое слово уже не может быть неодушевленным и не может становиться определенным или неопределенным, оно не употребляется с предлогами или прилагательными. Зато — его можно употребить, как и положено глаголу, в прошедшем или будущем времени:
I watered — или
I shall water;
его можно спрягать (то есть изменять по лицам):
I water, he waters, we water… — или, например, поставить в повелительное наклонение, да еще в отрицательной форме:
Please, do not water!
При этом с самим словом water ровным счетом ничего не происходит. В точности: взяли кубик, а получился… грузовик. И таким же образом в английском языке можно поступить с очень многими существительными, — например, со словом a hammer "молоток", "молот" или a nail "гвоздь": получатся глаголы to hammer и to nail. Это будут уже другие слова английского языка, которые и значить будут другое, и, конечно, иначе переводиться на русский язык. И если даже вы не знаете этих слов, вы, наверное, можете догадаться как. Понятно, что to water — это что-то делать с водой, to hammer — что-то делать с молотком, a to nail — с гвоздями. Проще всего догадаться, что значат последние два слова, потому что с молотком и гвоздями делают обычно одну вещь: молотком бьют, поэтому to hammer и значит "стучать, забивать", а гвоздями прикрепляют (втыкая их во что-либо). Значит, to nail a picture на русский язык следовало бы перевести как "прибить картину (гвоздями)"; вообще-то, в русском языке есть даже специальный глагол пригвоздить, но почему-то он по-русски не значит "прибить гвоздями" — он значит, например, "остановить на месте — как бы крепко прибив гвоздями" (мы можем сказать Он пригвоздил меня взглядом, но не говорим Пригвозди-ка эту доску молотком, а то она плохо держится).
Чуть труднее с переводом слова to water, ведь воду мы используем самыми разными способами: пьем ее, купаемся и плаваем в ней, моем и стираем ею — и всё это, вообще говоря, могло бы значить to water. Могло бы значить — но, оказывается, не значит: для глагола to water английский язык выбрал другое употребление — "смачивать; поливать" (тоже, конечно, возможное). Так что предложение:
Please, do not water our garden —
значит "Пожалуйста, не поливай наш огород".
Понятно, что не каждое слово в языке можно просто так взять и превратить в другое слово и не про каждое превращенное слово сразу ясно, что оно будет означать. Это и есть главная проблема для тех, кто изучает такой "экономный" язык, как английский. А лингвисты для такого способа получения новых слов придумали особое название: конверсия (это слово в переводе с латинского и означает "превращение").
Если в английском конверсия для образования новых слов применяется, можно сказать, почти на каждом шагу, то в других языках дело может обстоять совсем иначе. В русском, например, конверсия — не такой уж частый прием. Правда, в одном случае русский язык использует ее очень охотно — когда ему нужно прилагательное превратить в существительное. Ведь если в русском языке, например, существительное становится глаголом, то с ним обязательно что-нибудь происходит, или спереди, или сзади к нему что-нибудь присоединяется (как в парах чай — чаевничать или дракон — раздраконить). А вот с прилагательными не происходит ничего. Посмотрите сами: