Сварливый роман - Ния Артурс

Я часто спрашивала. А Дрейк целовал меня в лоб и говорил, что это было бы потрясающе. Что ему бы понравилось, если бы наша дочь была той, кто умел бросать обручи.

На сердце становится так тяжело, что мне приходится тащить его за собой, пока мы идем. Каждый шаг все глубже и глубже погружает меня в боль.

Я знаю, что смогу забыть Дрейка.

Это будет нелегко. Вероятно, это будет не весело. Но я могу.

То, что меня задевает, — это участие Саши.

Почему она сделала это со мной? Почему?

— Ты, должно быть, ненавидишь меня прямо сейчас, — говорит Саша.

Я не поправляю ее.

Мы переходим по маленькому цементному мостику, ведущему в парк. Розовые скамейки из жевательной резинки. Раскинувшаяся баскетбольная площадка. Очаровательные тротуары в стиле классик.

Солнце яркое, но деревьев много. Ветви, отяжелевшие от листьев, танцуют на ветру, заманивая нас посидеть в тени.

Я сижу на скамейке подальше от детей на игровой площадке. Их веселый смех уносит меня далеко от бессердечной реальности. Мы с Дрейком никогда не приведем сюда наших детей. Я не хочу больше причин для слез.

— Кения, я знаю, то, что я сделала, было ужасно, но мы с Дрейком любим друг друга.

Мое сердце содрогается.

Это не то, что я хочу услышать. Она просто загоняет нож еще глубже.

— Я хочу объяснить, — говорит Саша. — Я хочу…

— Не беспокойся. — Моя челюсть сжата. Я не смотрю на нее.

— Но я не могу позволить нашим отношениям вот так развалиться.

Я хочу смеяться как сумасшедшая. Я хочу запрокинуть голову и хихикать в небо, как кто-то совершенно ненормальный. Она обеспокоена нашими отношениями? Где было все это беспокойство о нашем сестринстве, когда она выкрикивала имя моего парня и царапала его обнаженную спину?

Это была ошибка.

Я вскакиваю на ноги. — Я думала, что был готов к этому разговору, но я не готова.

— Кения, — Саша роется пальцами в сумочке и смотрит на свои колени, — пожалуйста, выслушай меня.

— Если тебе нужно, чтобы тебя выслушали, позови свою мать.

Саша вскакивает на ноги. — Кения, я не могу потерять тебя.

Тишина заполняет пропасть боли и предательства между нами. Она нарастает, пока не врезается в мою кожу и заставляет меня чувствовать себя жирной и избитой.

— Ты делаешь мне больно, Саша.

Она всхлипывает. — Я знаю.

— Но к этой боли примешивается искреннее беспокойство за тебя. — Я киваю на квартиру Дрейка, которая все еще видна за линией деревьев. — Я не хочу, чтобы этот ублюдок причинил тебе боль так же, как он причинил мне.

— Он не будет, — бормочет она, слезы пузырятся в ее глазах.

Конечно, она заступается за него. По крайней мере, я знаю, что они трахались не просто для того, чтобы скоротать время. Саша влюблена в него. А Дрейк? Я не знаю, влюблен ли он в нее. Я больше ни о чем не знаю.

— Ты нужна мне, Кения, — шепчет Саша.

— И мне нужно время.

Она прикрывает рот кулаком. Тушь стекает по ее лицу и рисует черные линии на щеках.

Я ухожу.

— Я люблю тебя, Кения, — говорит Саша мне в спину.

От этих слов у меня по спине пробегает холодок. Это любовь? Заслуживает ли эта агония этого слова? Дрейк посмотрел мне в глаза и сказал, что любит меня, прежде чем я уехала на семинар в прошлые выходные. И теперь Саша тоже бросается этим словом.

Если это и есть любовь — если эта боль и предательство — то, что она приготовила для меня, — тогда я не хочу в этом участвовать.

ГЛАВА 8

ХОРОШИЙ КОФЕ

ХОЛЛАНД

— Мисс Джонс кажется… С тобой все в порядке?

Иезекииль останавливается как вкопанный и смотрит на меня так, словно мою голову заменили гигантской ящерицей.

Я спокойно смотрю на свой ноутбук, мои очки съехали на кончик носа, а пальцы стучат по клавиатуре.

Многозадачность не входит в мой набор навыков. Я старательно печатаю, но слова, появляющиеся на экране, не английского языка. Возможно, для инопланетян в какой-нибудь далекой галактике я пишу самую захватывающую прозу, но…

— Прошу прощения?

— Она принесла мне кофе без возражений.

— И?

— Не говоря ни слова, Иезекииль.

— Разве вы не назвали бы это… прогрессом, сэр?

— Прогресс?

— Мисс Джонс привыкает к своему положению вашего второго помощника. Почему мы обсуждаем этот вопрос так, словно это проблема?

— Ты прав. — Я качаю головой. — Забудь, что я что-то сказал.

Иезекииль бросает на меня долгий взгляд. — Что-нибудь еще, сэр?

Я отмахиваюсь от него.

Как только дверь за ним закрывается, я отрываю руки от ноутбука и беру кружку с кофе, который Кения доставила в мой офис.

Возможно, я переоцениваю это, но я совершенно уверен, что сегодня ее темперамент был не в порядке. Она не огрызалась на меня. Не свирепствовала. Не хмурилась.

Несмотря на увеличение ее рабочей нагрузки благодаря потенциальному партнерству с известной компанией по подписке, она не добилась ни писка.

Ее электронные письма в ответ на мой список задач были краткими. Никаких превосходных степеней в помине. Ни намека на скрытый сарказм.

Это на нее не похоже.

Я потираю затылок, пытаясь понять, в чем может быть проблема. Возможно, ее бывший парень? Или это что-то другое?

О чем ты думаешь, Холланд? Почему тебя волнуют ее личные дела?

Я срываю очки с лица и швыряю их на стол. У меня очередные встречи. Я жонглирую двумя чрезвычайно требовательными компаниями. У меня такое чувство, что голова вот-вот разорвется пополам. У меня нет времени беспокоиться о моей второй помощнице и ее внезапной смене настроения.

Иезекииль стучит в дверь. — Мистер Алистер, к вам посетитель.

— Не нужно объявлять обо мне так неопределенно, Иезекииль. — Голос Даррела доносится через приоткрытую дверь. — Он примет меня, занят он или нет.

Я тяжело вздыхаю, когда появляется мой шурин. — Ты выполнил свою угрозу.

— Только потому, что ты был достаточно груб, чтобы не отвечать на мои звонки. — Даррел входит в мой кабинет и садится в кресло напротив моего стола. Он высокий и широкоплечий, с густыми черными волосами и зелеными глазами, так похожими на глаза Клэр.

Даррел на четыре года старше меня. Хотя он никогда не служил в армии, он происходит из длинной линии военнослужащих. Намеки на его воспитание повсюду. Плечи прямые, как шомпол. Спина более жесткая, чем металлическая труба.

В его глазах вспыхивает раздражение. — Ты не можешь продолжать избегать своих сеансов.

— Если бы я знал, что ты будешь преследовать меня долгие годы, я бы