Взрывной коктейль - Сергей Зверев

Сельва теперь казалась непролазной до жути.

Вдобавок пятеро, не приспособленных к суровым условиям, затормаживали продвижение. Стимуляторы, конечно же, действовали, настроение у освобожденных улучшилось, открыло второе дыхание, но вот… вот брести в темноте и не наталкиваться на препятствия сложно. Все пятеро уже откровенно ныли во весь голос и жаловались на тяжелую судьбу, большое количество коварных корней из-под земли, низко нависшие ветви, стаи москитов и прочие неудобства. Постоянно слышались стоны и вскрики, частенько – глухие удары по стволам деревьев. Скорее всего – лбом…

Ближе к рассвету осталось лишь желание дожить до привала, стимуляторы постепенно прекращали свое действие, идти становилось все труднее и труднее.

Десантники чувствовали себя привычно, не впервой по ночной сельве передвигаться, да и не спотыкались: приборы ночного видения позволяли замечать препятствия. Запасной прибор поначалу дали Малышевой, но тот вскоре вышел из строя – был разбит при неуклюжем падении. Горевать не стали, ни к чему теперь что-то держать про запас, совсем скоро в России окажутся. Мерно двигались вперед, по очереди проверяя сельву на предмет засад или каких-то ловушек, помогали подниматься упавшим, подгоняли отстающих, выискивали наиболее ровные участки для прохода, ну и само собой следили за хищниками – не дело это, вызволить пятерых без потерь из виллы Барона и потерять кого-то в результате нападения голодного зверя.

Свешников теперь не ругался, хотя в начале пути едва до смерти не запугал Меньшикова, обещая ему столько пыток и пинков, что тот верил всему, особенно когда был поднят за шкирку и бесцеремонно перекинут через ручей: идти вброд он побоялся, все выискивал сухое место.

Начинало светать. Сельва просыпалась, уже не требовались приборы, рассеянного света хватало. В полумраке, иногда мелькая в просветах, двигались освобожденные, слышалось их сиплое дыхание. Под их глазами залегли темные круги, вряд ли они теперь сами себя в зеркало узнают, настолько изменились и осунулись. Что ж, хороший урок на будущее, наверняка сто раз подумают, прежде чем совать нос в подобные места планеты.

Батяня подождал, пока не пройдут ученые. Спустился следом, все еще не выпуская из поля зрения окружающие джунгли. Знаком передал наблюдение капитану, поспешил поднимать только что свалившегося профессора. И десятка метров не проходило без подобных происшествий, то один свалится, то другой. Женщина вообще непонятно как еще находит силы переставлять ноги.

Вдалеке раздался рокот вертолетного двигателя, судя по нарастанию шума, вертушка вот-вот должна пройти над головами. Профессора пришлось придавить вместо подъема, заодно и идущего чуть впереди Меньшикова сбить с ног подсечкой. Андронова поспешно пригнула Малышеву, а капитан уронил оставшихся, попутно умудрившись хоть немного прикрыть их листвой.

Лавров прикрикнул:

– Всем лечь и не двигаться.

Замерли без движения. Тяжело вздыхали.

Вертолет шел низко и медленно, вдобавок еще и лучом мощного прожектора шарил под собой, явно кого-то выискивая. Удалось увидеть ствол торчащего пулемета с пристегнутой лентой.

– Нас ищут? – профессор поднял голову, глядя вверх с надеждой.

– Сами дойдем. – Батяня дождался, когда вертолет пролетит, поднялся. – Нас могут искать только с одной целью.

– Это с какой же?

– Навсегда оставить здесь.

Никонов захлопал глазами. Он явно не понял Лаврова:

– Но почему? Что мы им сделали? Мы же мирные ученые, кому мы можем желать зла? Да и, мне кажется, это был вертолет местной полиции.

Лавров осуждающе покачал головой, попытался объяснить, насколько это возможно:

– Вы так ничего и не поняли. Неужели думаете, что раз местный наркобарон убит и логово его сожжено, то теперь здесь никто не будет вам угрожать?

– Да.

– Зря так считаете. Убит этот, его место тут же займет другой. Не менее жестокий и жадный до денег.

– Но полицейский вертолет…

– Забудьте. Это только в России полиция станет кого-то спасать. Здесь же… полиция зачастую представляет собой легализованную шайку правящего бандита. Вернее, президента. Кто правит – тот и прав. Все остальные объявлены вне закона и сидят в джунглях.

– Но почему вы так полагаете?

Лавров не стал вдаваться в подробности. Ответил коротко:

– Жизнь научила.

Подошел капитан, указал на остальных освобожденных:

– Похоже, не встанут. Выдохлись окончательно.

Лавров огляделся, выискивая хоть какое-нибудь укрытие.

– Вон там заросли какие-то. Придется устраиваться на привал, иначе живыми на Родину не довезем.

– Это точно.

Свешников развернулся, шагнул к лежащим и стонущим, ухватил двоих, Иванова и Степанова, поволок к указанным зарослям. Батяне пришлось тащить профессора и Меньшикова, ну а старлей взяла на себя заботу о Малышевой. Действительно стоило сделать небольшой привал – ученые могли запросто дух испустить от таких нагрузок.

Оборудовав место привала, десантники замаскировали его со всех сторон. Устроились по бокам и замерли, вслушиваясь в шорохи сельвы. Ученые уже спали, хотя вроде только что глаза закрыли.

Решено было выждать четыре часа и вновь продолжать движение.

Оказалось, что четырьмя часами не обойтись. Как только будили одного и принимались за следующего, так прежде разбуженный вновь засыпал не менее крепко. Вдобавок оказалось, Малышева подвернула ногу. Едва она вскочила, как вскрикнула и с тоской посмотрела на распухающую конечность. Но через несколько секунд легла и снова уснула… Свешников пробовал было криком поднять ученых. Он тряс их, держа за шкирку над землей, но все его попытки разбудить научных сотрудников оказались безрезультатными: они спали, как сурки.

Удалось разбудить лишь Меньшикова: тот вымотался не так, как остальные, да и двойная доза стимуляторов все еще работала в крови. Но все равно постоянно тер глаза и зевал.

Батяня, пользуясь свободным временем, не стал терять его на бесплодные попытки расшевелить сонных. Встряхнул очкарика, сел напротив и решил разузнать все подробности.

– Куришь?

Тот в очередной раз протер глаза. Кивнул неуверенно:

– Курю.

Батяня достал пачку, вытащил сигарету и протянул:

– Огонек есть?

Младший научный сотрудник развел руками:

– Откуда?

Пришлось доставать и зажигалку. Дождавшись, когда Меньшиков закурит, Батяня, убирая сигареты в карман, поинтересовался:

– Ты вот мне скажи, зачем взялся в производство новой наркоты? Тебе что, другие идеи в голову не приходят? Вроде умный парень, в науке разбираешься, мог бы чего полезного стране принести. Вместо этого – еще одну гадость сотворил.

– Я просто хотел проверить… проверить, и все.

– Проверил?

– Да… – Меньшиков повесил голову. – Проверил…

Батяня ощутил желание отвесить крепкий подзатыльник такому экспериментатору. Удержался, понимая, что не следует нагнетать и без того тяжелую атмосферу.

– В мире и без этого полно всякой дряни, кокаин, героин, прочая мерзость. Ежегодно сотни тысяч человек мрут от передозировки или по причине необдуманных поступков, находясь под действием этой дряни. Ты же добавил новую, случись ей распространиться – количество погибших только возрастет. Об этом думал?

– Думал…

– Видать, плохо думал. Если бы нормально обмозговал, то никогда бы не стал претворять эту идиотскую задумку в жизнь… Или ты хотел известным стать?

– Хотел, – голова склонялась все ниже, голос становился все глуше. Про сигарету в пальцах Меньшиков и вовсе забыл.

Батяня понаблюдал за ним немного. Давить на совесть не хотелось, да и что ему объяснишь, этому гению? Пальцем погрозишь и возьмешь обещание никогда такого не повторять? Ерунда все это, вновь что-нибудь пакостное изобретет, едва оклемается и почувствует некоторую свободу действий. Тут либо давить на месте, либо – все же дать шанс встать на правильный путь.

– Неужели только во вред людям можешь изобретать?

Меньшиков поднял голову. Затянулся и принялся сбивчиво объяснять:

– Я… я хотел продолжить развивать свое открытие, но тут появился Барон… Не дал продолжить работу, заставил делать только наркотик. Там, помимо соединения с выраженными наркотическими свойствами, еще очень много перспектив, вполне и лекарства создать можно, хорошие лекарства, но я не успел… Мне бы лабораторию… тогда бы я все что можно вытащил из открытой мною формулы…

– Была у тебя в институте лаборатория, чего там не открывал свои формулы?

– Какая там… лаборатория? – Меньшиков поморщился. – Два часа в день, толпа народу, постоянная нехватка образцов. Что можно сделать в таких условиях? Опять же профессора над душой стоят, придурки закостенелые, ничего нового не принимают, а то и вовсе боятся. Им уже на покой пора, песок сыпется, но все равно указывают, как и что делать. Начнешь объяснять и доказывать – щеки надувают и твердят, что мои формулы не могут иметь реальных оснований, так как какой-нибудь давно умерший академик когда-то сказал, что такого не бывает в природе. Не бывает – и все.