Три женщины - Владимир Лазарис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не получив ответа, Маргарита уверила себя, что у Муссолини духу не хватает написать ей, настолько он устыдился своего поведения, и, чтобы помочь ему преодолеть стыд, она опубликовала в «Иль пополо д’Италия» две статьи, в которых Муссолини выглядел прямо-таки богом.
Статьи не помогли, и тогда Маргарита решила сменить тактику. Не предупредив Муссолини, она отправилась с Амедео в Тунис.
Две недели они колесили по Тунису, знакомились с сельскохозяйственными колониями, побывали в старинных мечетях, карабкались на развалины времен Римской империи. Там, где кончались железнодорожные рельсы, они садились на верблюдов.
В глубине Сахары они набрели на остатки древнеримского акрополя.
— Может, госпожа знает, когда его построили? — спросил арабский проводник через переводчика.
— За шестьсот лет до рождения вашего пророка, — гордо ответила Маргарита. — Рим построил этот акрополь. А я — дочь Рима.
Вернувшись домой и не найдя ответа ни на свое письмо к Муссолини, ни на свои статьи, Маргарита совсем пала духом, но решила взять себя в руки и села за книгу о путешествии по Тунису. Эта книга стала одной из ее наиболее известных работ. Живые впечатления о древнеримском прошлом в африканской пустыне, пыл, с которым Маргарита ратовала за современное итальянское присутствие в Тунисе, произвели сильное впечатление на читателей. Настолько сильное, что Муссолини счел своевременным поднять в парламенте вопрос о том, кому должен принадлежать Тунис — Франции, которой удалось прибрать его под свой протекторат, или Италии, которая имеет на него исторические права.
Муссолини понял, что ему не помешает быть причастным к этой книге, и написал к ней предисловие, что только прибавило ей успеха. Собственно, книга стала одним из обоснований фашистских претензий на колонизацию Африки и строительство новой Римской империи.
* * *
К середине двадцатых годов Маргарита Царфатти была уже известным критиком, журналисткой, писательницей и покровительницей изящных искусств. Она была убеждена, что должна поставить итальянскую культуру на службу фашистскому режиму.
Для начала Маргарита решила на смену устаревшему футуризму создать свое художественное движение, основанное на сугубо римских корнях. Она собрала группу из семи молодых талантливых художников, которые поддержали ее замысел. «Мы стремимся восстановить нарушенный порядок и в искусстве», — утверждала Маргарита.
Нужно было придумать название новому движению. Кто-то из членов группы предложил «Семисвечник», но Маргарита тут же его отвергла. Нет, нет, никаких еврейских ассоциаций. После долгих поисков приняли предложенное ею название «Новеченто»[162].
Маргарита сняла для новечентовцев виллу недалеко от Иль Сольдо, чтобы наблюдать за их творчеством. При таком покровителе, как Маргарита, работы новечентовцев получали восторженные рецензии в «Иль пополо д’Италия». Надеясь преуспеть при новой власти, они вступили в фашистскую партию. А Маргарита прочла в Риме публичную лекцию, посвященную «возвращению к порядку». Ее слушали почтенные академики и искусствоведы. Они, разумеется, согласились с Маргаритой, что после долгих лет разброда в поисках нового искусства пришло время возродить классические ценности с их итальянскими корнями.
В Милане открылась первая коллективная выставка «Новеченто». К радости Маргариты, Муссолини согласился приехать на открытие. Она провела премьер-министра по залам, давая оценку отдельным работам, но Муссолини не нужно было ничего объяснять: на холстах возлежали нагие женщины вполне в его вкусе, а кувшины с цветами и вазы с фруктами уж и вовсе не требовали объяснений. Ознакомившись с выставкой, Муссолини произнес краткую речь, в которой, как всегда, слышались нотки Маргариты.
— Фашистская революция и истинная культура стали у нас синонимами. Если же сравнивать фашистскую революцию с французской и с русской, то последние пытались добиться перемен, убивая людей, тогда как фашистская революция добивается перемен, просвещая людей. Поэтому место художника в фашистской революции трудно переоценить, и его моральный долг помочь народным массам понять фашизм. Такой страной, как Италия, не может править человек, не заинтересованный в развитии искусства. Вот почему я с гордостью заявляю, что правительство, которое я имею честь возглавлять, не может не быть искренним другом искусства вообще и живописи — в частности.
На последних словах раздались аплодисменты новечентовцев, и Муссолини ответил на них фашистским салютом.
На выходе Муссолини вполголоса сказал секретарю, что на следующей выставке было бы хорошо добавить несколько его портретов в римской тоге, может быть, с лавровым венком — словом, что-нибудь в таком духе.
Еще приятней Маргарите было, что Муссолини пошел с ней и на выставку скульптора Медардо Россо[163], чьи бронзовые молодки с крутыми бедрами понравились Муссолини не меньше, чем их толстый, бородатый, веселый автор. Муссолини и Россо быстро перешли на «ты», каждый вспомнил свое деревенское детство, а потом Россо неожиданно спросил:
— Скажи, Бенито, говорят, ты играешь на скрипке?
— Играю, — ухмыльнулся Муссолини.
— Это тебе очень полезно, это даже важнее политики.
От неожиданности Муссолини расхохотался и потом не раз вспоминал слова Россо, когда брал в руки скрипку.
* * *
Маргарита писала в «Иль пополо д’Италия», что «стиль классического „Новеченто“ и есть фашистский стиль, он строгий и ясный, как речи Муссолини». Ее старания насадить этот стиль не пропадали зря, но рядом с работами новечентовцев в классическом стиле красовались гипсовые бюсты и лакированые портреты Дуче в базарном стиле, и с этим она ничего не могла поделать.
Маргарита придумала формулу, взятую на вооружение официальной фашистской пропагандой: «Для нас, итальянцев, искусство — синоним Отечества». А бывшему каменщику Муссолини больше понравилась другая Маргаритина формула: «Неустанно строить новое фашистское общество».
Пиком успеха новечентовцев стало их участие в венецианской Биеннале, которую открывал король Витторио Эммануэль. Едва он разрезал ленточку, как раздался громкий крик: «Долой старую Венецию!» Все были уверены, что вот-вот прогремит выстрел или взорвется бомба, предназначенные для короля. Но оказалось, что кричал неугомонный Маринетти, протестуя против того, что футуристам не разрешили выставиться на Биеннале.
Маргарита сопровождала их королевское величество по залам новечентовцев, посмеиваясь про себя над вежливым молчанием короля.
Несмотря на готовность Муссолини объявить «Новеченто» официальным фашистским искусством и на признание, полученное на Биеннале, группа новечентовцев распалась из-за того, что Маргарита хотела полностью подчинить их себе, а они не хотели ей подчиняться.
15
В 1924 году, когда Чезаре возвращался поездом из Рима в Милан, у него случился приступ аппендицита, который врачи не распознали, и через пять дней он скончался. Маргарита, Амедео, Фьяметта, Ада и одна из сестер Чезаре не отходили от него до последней минуты. Муссолини узнал о смерти
