2010 A.D. Роман-газета - Илья Стогов

В том году моя жизнь развалилась окончательно. Мне будет нелегко объяснить вам, в чем именно состояла суть тогдашних проблем, но если вкратце, то я просто не понимал, зачем происходит все то, что со мной происходит. Зачем я просыпаюсь по утрам и почему мне было не умереть еще лет десять тому назад? Прежде всегда оставалась иллюзия, будто неприятности — штука временная и все наладится. Вот закончу школу, и тогда… Вот получу работу получше, и тогда… Вот доживу до зарплаты, сумею не напиться, и уж тогда… Иногда я пытался представить, как будет выглядеть мой некролог. По всему выходило, что написано там будет что-то вроде: «Непонятно, зачем родился, бестолково провел отпущенное время, а потом нелепо умер».

Чтобы не думать обо всем этом, я много пил, но от этого острые вопросы становились еще острее, и когда я резал о них свои пальцы, то пить приходилось еще больше, а тут еще этот вечный петербургский дождь… В общем, хуже, чем в том году, мне не было никогда.

Мне предложили пост главного редактора самого первого в стране глянцевого журнала. На этой должности я проработал всего два с половиной месяца, а потом задумался над тем, что делаю, и просто перестал выходить на работу. Даже не стал забирать из редакции свои вещи. Вскоре после этого я попробовал жить в Нью-Йорке. Долго оформлял визу, долго копил денег на билет. Уехал навсегда и через неделю вернулся обратно. Когда приятели спрашивали, в чем дело, я отвечал, что в Нью-Йорке совсем нет дождя и не понятно, что делать с жабрами, которые я успел отрастить себе в Петербурге. Главное, чем я занимался в то время, — это собственными руками ломал все то, что нормальные люди хранят и преумножают.

К концу девяностых я докатился до самой затрапезной ежедневной газеты в городе. Ниже падать было уже некуда. Редактор этого фигового листка как-то попросил меня зайти к нему в кабинет и спросил, какие планы у меня на вечер. Не мог бы я сходить на важное политическое мероприятие? Я сказал, что мне все равно. Это было правдой. Вечером я мог сходить на важное политическое мероприятие. Или на панк-рок-концерт. Или остаться дома. Или улететь на Луну. Мне было абсолютно все равно.

— Вот приглашение. Утром сдайте, пожалуйста, строк двести — триста.

— Хорошо.

Редактор посмотрел на меня внимательно. Наверное, ему хотелось добавить что-то вроде: «И смените эту рожу на что-нибудь поприличнее», но он промолчал. Мероприятие проводилось в тесном Таврическом дворце. Внутри бродили все, кого вы имеете в виду, произнося слово «власть». Кинь в помещение гранату, и государство придется строить с чистого листа.

Охранники долго не хотели верить, будто я действительно журналист. Но поверили-таки. Я прошел внутрь, подозвал официанта, выпил все, что стояло у него на подносе. И только после этого огляделся. Часть присутствующих я знал в лицо, а насчет тех, кого не знал, тоже ни капельки не сомневался: самая что ни на есть власть. Все они бродили по залам и без конца общались. Разговаривали. Спрашивали мнение собеседников, внимательно его выслушивали и что-то говорили в ответ.

Разговаривать этим ребятам нравилось. Половина из них начинала карьеру с того, что разводила на бабки тупых коммерсантов, а вторая половина — с того, что не давала развести на бабки себя. Искусством переговоров и те и другие овладели в совершенстве. Так что, когда теперь все эти ребята выезжали за рубеж, чтобы провести переговоры с иностранными правительствами, шансов у тех просто не было. Цену на российский газ переговорщики определяли так же ловко, как когда-то обыгрывали лохов в наперстки.

Я побродил по залу и выпил еще бокал алкоголя. В принципе, на двести — триста строк впечатлений мне уже хватало и можно было двигать домой. Вернее, не домой, а туда, где я стану пить дальше. Хотя, с другой стороны, снаружи, как обычно, шел дождь, а напитки в Таврическом дворце раздавали бесплатно. Так что зачем куда-то идти? Я все сильнее накачивался алкоголем, рассматривал людей в зале и думал о том, что глупо ждать, будто моя страна хоть когда-то изменится. Какой она родилась, такой и помрет.

В последнее время, когда при мне произносят слово «Россия», я не очень понимаю, о чем речь. Говорящие явно имеют в виду что-то прекрасное, но что, — не могу понять я. Может быть, дело в том, что у моей страны всегда было две стороны. В ней живет сто сорок миллионов населения и еще полторы тысячи людей, которые называются «власть». Первые живут не очень. Перебиваются с хлеба на квас, терпят все возможные унижения, штопают носки и без конца собирают справки. Вторые могут позволить себе все. Даже такое, что невозможно представить. Прорыть тоннель подо всей Сибирью. Запустить человека на Марс. Колонизировать Антарктиду. За удачный blow-job купить секретарше титул «Мисс планета Земля».

Если прищурить один глаз, то страной можно восторгаться. Почему нет? В конце концов, Россия выиграла все войны, которые вела, и добилась всех целей, которые перед собой ставила. Если прищурить второй, то ее можно жалеть. Потому что все эти победы построены на костях, и вообще в своей собственной стране каждый из нас почти гастарбайтер. Но вот я в тот вечер болтался, безнадежно пьяный, по Таврическому дворцу и чувствовал: впервые в жизни ситуация видна мне с обоих глаз. Я отлично видел, как затянутая в латекс госпожа стегает хлыстом своего раба, но тот и не думает вырываться. Ведь каждый удар — новый оргазм. Власть и население подходят друг к дружке, как меч и ножны, и полторы тысячи человек ведут себя столь надменно по одной-единственной причине: сто сорок миллионов остальных это вполне устраивает.

Курить в зале было нельзя. Я стал понемногу протискиваться к выходу. По дороге наступил на лакированный ботинок одному из самых богатых людей страны. Тот повернул ко мне круглое лицо, опустил глаза на ботинок и, наверное, собирался что-нибудь сказать, но, посмотрев в мое пьяное лицо, хамить передумал и отвернулся. Некоторое время я подумывал, что, может быть, сказать что-нибудь стоит мне, но тут на мое плечо сзади легла рука.

Я обернулся. Это была моя одноклассница Юля. Девушка, волосы которой пахли горько. Она смотрела в мое пьяное лицо и улыбалась.

— Вы помните меня? — спросила Юля, и пол вдруг ушел у меня из-под ног.

4

Посадку еще не объявляли, но поезд ЭР-200 уже стоял на платформе. Я прогулялся вдоль состава, поговорил с проводниками. Первый мне отказал, сказал, что у него все забито. Зато второй сразу согласился подбросить меня до Петербурга и назвал цену. Цена меня устроила.

— Садиться в вагон?

— Не сейчас. Поброди пока. Минут за пять до отправления подходи, хорошо?

— Хорошо.

Я вернулся в здание вокзала. Купил себе в дорогу пачку сигарет и коробку апельсинового сока. Потом распечатал пачку: внутри оказались и вправду сигареты. Порассматривал витрину с CD. Просто постоял. Поднялся в зал ожидания на втором этаже. Порылся в рюкзаке и там, в боковом кармане, отыскал путеводитель «Lonley Planet» по Восточной Африке: Сомали, Эритрея, Эфиопия. Я брал его с собой, когда ездил в те края последний раз, а потом просто забыл выложить.

До отправления оставалось больше получаса. Заняться было нечем. Я полистал путеводитель. Про Эфиопию даже что-то почитал. Путеводитель утверждал, что эфиопам есть чем гордиться. Во-первых, их страна — оплот православия в Африке. Средний эфиоп никогда не слышал о том, что где-то в мире есть другие христианские страны, а если вы ему об этом скажете, он ответит, что скорее всего там живут одни еретики. Во-вторых, Эфиопия первой из африканских государств стала строить социализм. Эфиопские комиссары расстреляли своего императора, правда, построить рай на земле все равно не смогли, и сегодня внуки тех, кто совершал революцию, носят значки с лицом расстрелянного самодержца и жалеют о том, что история их страны пошла именно так, как она пошла.

Читать тоже надоело. Я убрал путеводитель обратно в рюкзак. То, что там было написано, совсем не напоминало ту Эфиопию, в которой я был каких-то четыре месяца тому назад. Реальную Эфиопию населяли вечно пьяные мужчины и женщины, готовые прямо на улице за просто так отдаться любому белому туристу. Ни до православия, ни до социализма там давно уже никому нет дела. Это была неплохая страна. Просто ее жителям было абсолютно наплевать на все на свете. Им хотелось простых радостей. Чего-нибудь вроде выпить и посидеть перед теликом. Больше ничего.

Я спустился обратно на первый этаж, вышел на улицу и выкурил сигарету. Не знаю почему, но я здорово нервничал. Чувство было такое, будто я приеду домой и сразу же произойдет что-то хорошее. Так ждешь Нового года: знаешь, что ничего особенного не случится, и все равно не можешь сидеть спокойно.

Может быть, это я просто соскучился по жене? Мне не хотелось об этом думать, да только в голову все равно лезли мысли, что, когда приеду, наверное, сразу полезу в ванную… просто чтобы принять душ… и может быть, жена на минутку заглянет ко мне… спросит, не нужно ли принести чистое белье?.. или полотенце?.. сзади на шее у нее белые завитки волос… я отлично их помнил… трогательные белые завитки… а еще лучше я помнил их запах.