Квест в стране грёз (СИ) - Крылов Федор

— И какие же, например?

В ее голосе прозвучало любопытство. Ей это действительно было интересно — как воспринимается ее история со стороны.

— Да какие угодно. Ты могла бы быть девушкой по вызову и принимать участие в деловой встрече крупной полицейской шишки и мафиозного босса. От тебя потребовали чего-то совсем уж нехорошего. Ты стала сопротивляться, под рукой оказался пистолет, ты принялась стрелять и замочила обоих. Теперь на тебя, естественно, объявлена охота.

Она усмехнулась, но немного натянуто.

— Воображение у тебя работает хорошо. Но должна огорчить — я не девушка по вызову.

Я сухо сказал:

— Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто это теперь касается и меня самого.

— Я тебе уже говорила: уезжай и забудь.

Я медленно кивнул головой.

— Хороший совет. Жаль только, что я не смогу им воспользоваться.

Она быстро обернулась, посмотрела на меня, перевела взгляд в дальний угол.

— Что ты хочешь сказать? Что ты не уедешь? — в голосе ее прозвучало беспокойство, и мне это понравилось. Это давало шанс ее разговорить.

— Лиза, как ты себе это представляешь? Я ведь приехал не просто так. У меня дело, с моей точки зрения очень важное. Почему я должен его бросать? Потому что ввязался в какую-то темную историю? На мой взгляд, это глупо и недостойно — испугаться неизвестно чего и сбежать. Да ты ведь и сама не убегаешь.

— Ты… Ты не понимаешь. У меня ребенок, а тебя… Тебя будут искать и обязательно найдут.

— Ребенок? — Я не мог понять смысла ее слов. — Ты сказала, ребенок?

Она опустила голову и тихо прошептала:

— Да.

Что-то забрезжило в моем сознании. Несмотря на усталость, какие-то шестеренки все-таки сдвинулись, а некоторые, возможно, совершили даже полный оборот.

— Он… у них? Они держат его в заложниках?

Ее плечи совсем поникли, а голос стал слабым, бесцветным.

— Можно сказать и так

Я попытался обдумать ситуацию. Ничего конструктивного в голову не приходило, кроме совершенно банального и, как я подозревал, исходя из эпизода со Стасом, нереалистичного предложения.

— Почему ты не обратишься?..

— Куда, в полицию? — перебила она меня. — Разве ты не видел нашу полицию в деле?

— Ну, есть же еще и прокуратура, и СК, и ФСБ, наконец, — неуверенно предположил я.

Она энергично замотала головой.

— Ты не понимаешь. Они все в этом деле. Поэтому я и говорю, что опасность слишком велика для тебя.

Любой другой человек на моем месте, без сомнения, воспринял бы подобные утверждения, как проявление маниакально-депрессивного синдрома. Судя по ее короткому взгляду, брошенному на меня исподлобья, она и не ожидала от меня ничего другого.

По легенде я должен был бы подыграть ей в этом, не поверить ее словам, может, перевести все в шутку. Но мое очередное «Я», вырвавшись на свободу — в очередную недолгую жизнь, подсказало мне совсем другое решение.

Я протянул свою руку и положил ее на запястье. Почувствовал, как оно напряглось, дрогнуло и все же расслабилось.

— Лиза, если тебе нужна помощь… — Я слышал свой голос как бы со стороны. Он звучал напряженно, неровно, но при этом с абсолютным внутренним убеждением. — А я вижу, что помощь тебе нужна. Ты только скажи. Если понадобится, я позову своих друзей. Вместе мы сможем многое.

Она судорожно вздохнула и быстро освободила, почти вырвала, свое запястье.

— Ты никак не хочешь понять. Помочь мне нельзя. Если ты останешься, тебя убьют. И твоих друзей тоже.

— Это не так-то просто сделать, — спокойно возразил я.

Лиза невесело усмехнулась

— Для них это гораздо проще, чем ты думаешь.

— Ты не знаешь моих друзей.

Теперь она мягко коснулась моей руки.

— Я знаю, что они всего лишь люди. Людей убить легко. Я не хочу, чтобы вас убили. И тебя в первую очередь.

Я стиснул ее руку.

— Позволь тебе помочь!

— Мне никто не поможет.

— Не отказывайся!

— Сейчас отдохни. Время еще есть. Под утро я провожу тебя к пожарной лестнице. По ней можно спуститься незаметно. И ты уезжай. Ты сразу уезжай отсюда.

2

Я понял, что разговаривать с ней бесполезно. Свои проблемы она собиралась решать сама и только сама. Но у меня, кажется, появилась надежда. Что-то изменилось. Я не смог бы сейчас сказать что и в чем, но мы теперь не были абсолютно чужими людьми, как еще полчаса назад. Контакт — настоящий контакт — все-таки начал устанавливаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но она так и не спросила, как меня зовут. Она действительно хотела того, о чем говорила — чтобы я покинул это убежище, этот город и ее странную жизнь, которая, если следовать элементарной логике, скоро обернется смертью.

Ладно. Что еще тут можно сделать? Я закрыл глаза и прислонился спиной к стене. Вообще-то тут было холодно, очень холодно. Странно, моя одежда уже наполовину высохла, а я только сейчас ощутил этот холод.

Времени впереди, как сказала Лиза, было много, но я сомневался, что мне удастся заснуть. Наверное, напряжение, в котором я находился весь вечер, постепенно начало меня отпускать, и органы чувств восстановили свою нормальную работу.

Холодно. Очень холодно. Я представил себе, что сижу в таком положении много часов, и меня пробрала дрожь. Так я могу и не дотянуть до утра.

Я встал, обнял себя за плечи — совсем как Лиза там, у кирпичной стены. Прошелся до окна — не того, через которое мы сюда забрались, а другого, выходящего в глубину квартала. Прямо под окном, метрах в пяти, была крыша. Двор, где все произошло, лежал гораздо правее. Я попытался всмотреться туда, но ничего не увидел — лишь темноту, прорезанную в двух-трех местах тускло светящимися окошками, больше похожими на крепостные бойницы.

— Как тебя зовут?

Я обернулся, всмотрелся в ее темный силуэт.

— Зачем тебе это?

Она могла бы сказать, что ей просто надо знать, как обращаться ко мне. Она могла сказать, обидевшись на мой вопрос, что вообще-то мое имя ей и ни к чему.

Вместо этого она просто сказала:

— Не знаю.

Но в ее голосе было столько печали, что все во мне сжалось. Она задала простой вопрос, не зная даже, что делать с моим ответом. Я вдруг почувствовал, как она одинока. Более того, она вычеркнута из жизни, и даже случайный человеческий контакт для нее — вещь не то, что непозволительная, а просто бесперспективная и значит, не имеющая смысла.

Только сейчас до меня дошло, что на самом деле она считает себя уже практически мертвой.

Я сказал, зная, что потом мне сильно не поздоровится:

— Малыш.

— Что?

— Меня зовут Малыш.

Она помолчала.

— Странное имя. Наверное, ненастоящее?

Теперь настал мой черед замолчать. Разумеется, в этой операции у меня было имя. Как всегда, новое. И, разумеется, когда-то, в моей первой жизни, у меня тоже было имя, данное мне от рождения.

Но мог ли я считать одно из них настоящим? Едва ли. И мог ли я сказать ей неправду? Почему-то я знал, как непреложный факт: только не ей, только не в этой ситуации.

Я почувствовал, как по лицу пробежала, как мимолетный нервный тик, болезненная гримаса.

— Наверное, оно самое настоящее из всех, — сказал я.

— Ну что ж, пусть будет Малыш, — сказала она. — Имя, конечно, странное, но ты и сам странный, так что, если подумать, оно тебе даже идет.

«Странный» у нее прозвучало как «немного не в себе», поэтому я даже почувствовал себя несколько уязвленным.

— Думаю, Лиза, по части странности мне далеко до тебя.

Она невесело усмехнулась, но вместо того, чтобы хоть как-то ответить, задала свой вопрос.

— Откуда ты взялся, Малыш?

Я усмехнулся в ответ.

— Всего лишь проходил мимо.

— Своевременно проходил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Показалось мне или в самом деле в ее голосе промелькнуло сомнение?

Я сказал чистую правду:

— Я не смог бы пройти мимо такого.

— Я тебе очень благодарна, — серьезно ответила она. — Просто я забыла, что такое возможно. Что кто-то может прийти на помощь.