Квест в стране грёз (СИ) - Крылов Федор

Но я уже понял, что Капитан не собирается отдавать прямой приказ. Интуитивным впечатлениям своих подчиненных он привык доверять. Хотя, конечно, они и не являлись для него истиной в последней инстанции.

Мне пришлось перебить его, потому что, кажется, я что-то услышал.

— Я это знаю, Капитан. И я знаю, что могу ошибиться. Просто сейчас я в центре ситуации и не хочется упускать этот шанс.

— Понимаю, — Сказал Капитан. — Но…

Звуки стали более отчетливыми.

— Мне кажется, она возвращается, — сообщил я. — Сеанс связи завершаю.

Разумеется, Капитан не мог быть доволен таким исходом, но теперь уже ничего не поделать было нельзя. Оставалось положиться на естественный ход событий.

— Будь осторожен, Малыш, — сказал он. — Не думаю, что она носит меч в качестве декоративного украшения.

— Я сама осторожность, — заверил я.

— И еще. Когда на меня напали, я завладел метательным ножом и бросил его в нападавшего. Возможно, ранил его. Ножа потом на месте не оказалось.

— Понял. Постараюсь разобраться, — шепнул я напоследок.

Еле слышный звук подсказал мне, что с решетки снимают замок. Потом несколько секунд я ничего не слышал, пока до меня не донесся шорох одежды и мягкий удар кроссовок о бетонный пол, когда темная тень выскользнула из ниши окна.

Про себя я отметил, что женщина позаботилась о том, чтобы петли решетки и окна открывались совершенно бесшумно.

Кем бы она ни являлась на самом деле, но в спасении своей жизни вела себя как настоящий профессионал.

Может, она им и была?

Глава 14. Я не дам тебе умереть

1

Я сидел тихо, затаив дыхание. В темноте я не мог быть уверен, что это на самом деле моя знакомая.

Она отшагнула от окна и стала совсем невидимой на фоне стены. Потом я услышал ее шепот:

— Эй!

Мысленно я усмехнулся. Вот так бывает, если не интересуешься именем своего, пусть и невольного, компаньона. В лучшем случае она могла сказать «Эй, парень» или «Эй, молодой человек». Если она собирается разрубить меня пополам своим мечом, то мое имя ей, конечно, до лампочки. А для нормального общения оно необходимо.

— Лиза?

Она оторвалась от стены со вздохом облегчения.

— Мне показалось, здесь никого нет.

Я усмехнулся и постарался, чтобы она это услышала.

— Как же я мог уйти, если ты закрыла меня на ключ.

Она ответила без малейшей запинки:

— Это было необходимо.

— Чтобы я не убежал?

В этот момент выяснилось, что моя новая знакомая в полной мере обладает не столь уж редким среди женщин умением — при желании заполнять тишину своими эмоциями.

Сейчас она молчала однозначно осуждающе. Я терпеливо ждал. Контакт с «объектом», причем любым «объектом», по своей природе есть нечто подобное партии в шахматы, но не обычные шахматы из дерева, раскрашенные в черный и белый цвета, а чисто виртуальные, сродни компьютерным. Только игра в них ведется не столько в сфере духа и чистого интеллекта, сколько в той туманной, зыбкой и неоднозначной области человеческого сознания, где главенствуют чувства, комплексы и по большей части неосознаваемые ощущения.

Ход был за ней, и я не собирался высовываться вперед, раскрывая свою позицию. Наконец она произнесла, совершенно нейтральным голосом:

— Если ты хочешь уйти, то я тебя выведу отсюда. Чуть позже.

Вот так. По идее, я должен был испугаться, что мой контакт может разрушиться, так и не наладившись по-настоящему. Но во мне почему-то заиграло упрямство. У меня это бывает иногда. По правде говоря, довольно часто.

— А сейчас нельзя? — холодно спросил я.

На этот раз тишина оказалась заполнена чувством оскорбленного достоинства.

— Сейчас опасно. — И опять этот подчеркнуто нейтральный, даже сухой, тон.

Я решил немного сбавить свое упрямство. В конце концов, я должен вести себя как дилетант, то есть непоследовательно и противоречиво.

Обреченно вздохнув, я сказал:

— Хотел бы я сейчас оказаться подальше отсюда.

Она тоже вздохнула, подошла и уселась на самый краешек спальника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Думаю, для тебя все закончится благополучно. Надо только дождаться, пока там все стихнет.

— Сколько же придется ждать? — задумчиво спросил я.

— Самые глухие часы — предутренние. К тому времени здесь, в крайнем случае, останется один полицейский пост. Его легко можно обойти. С крыш ведут десятка два пожарных лестниц.

— А нельзя это сделать немедленно?

— Сейчас опасно.

— Полиция и сейчас будет работать только в одном месте.

Она ответила не сразу. Как ни странно, на этот раз тишина была всего лишь тишиной — я мог уловить в ней лишь неуверенность да, пожалуй, страх. Но страх и неуверенность были совершенно естественными чувствами, особенно, если вспомнить, какие события произошли за минувший вечер.

— Там не только полиция…

— Я знаю. Те, кто напал на тебя, по виду типичные бандиты. И, кажется, они были связаны с тем полицейским патрулем.

В полумраке было видно, как она устало обхватила лицо ладонями.

— Там может… — прервав себя, она глубоко вздохнула. — Там гораздо опасней, чем ты думаешь.

Наступило долгое, глубокое молчание. Я понял, что больше она ничего не собирается говорить, поэтому прервал его первым.

— Слушай, Лиза, — я поймал себя на том, что имя ей идет. Я с ним свыкся, и уже мысленно обращался к ней только так. — Что вообще здесь происходит? Почему на тебя напали? За что хотели убить?

Она подняла голову, посмотрела на меня.

— Я не знаю. Я почти ничего не знаю.

Почему-то мне показалось, что она говорит правду. По крайней мере, психологически это выглядело так.

— Пойми, я ведь уже ввязался в это! Чего мне самому теперь опасаться?

— Тебе надо уехать и забыть обо всем. — Она сказала это твердо, и ее тон был вполне убедителен. Она действительно верила в то, что говорит. — Утром сразу отправляйся на вокзал или в аэропорт или куда угодно еще, откуда отправляется любой транспорт.

Я тихо спросил:

— А как же ты, Лиза?

Она невесело рассмеялась.

— А мне придется остаться.

— Но почему? — Я начинал раздражаться. — Тебя хотят убить, а ты ничего не предпринимаешь!

Совершенно неожиданно я почувствовал в ней печаль. Глубокую печаль.

— Я не могу уехать, — прошептала она.

— И чего ты добьешься? В следующий раз они подготовятся лучше и не оставят тебе никаких шансов. Чем дольше это тянется, тем меньше у тебя возможности спастись.

— Я это знаю. Но у меня… есть здесь одно дело.

— Дело, дороже чем жизнь?

Странный у нас получался разговор. Вроде бы она отвечала на мои вопросы, вроде бы мы беседовали если не откровенно, то на самой грани откровенности, но все ее ответы настоящими ответами не были. Мне уже стало казаться, что это бессмысленное предприятие.

— Будь что будет, — сказала она. — Я знаю, чем я рискую. И для чего.

У меня вдруг вырвался спонтанный вопрос:

— А ты, случаем, не убила кого? А?

— Что? — в ее голосе было неприкрытое изумление. Потом она приглушенно расхохоталась, прикрывая рот рукой.

Я пожал плечами, достаточно акцентировано, чтобы она могла заметить мой жест в слабых отсветах наружных реклам, проникающих сквозь окна.

— У меня такое впечатление, что я побывал в эпицентре взрыва. Просто так такие вещи не происходят, это точно. Должна быть какая-то причина.

Она прыснула последний раз, а потом глубоко вздохнула, успокаиваясь.

— И ты подумал, что я убийца?

Мне не хотелось разделять ее веселье. Я устал и был сейчас более восприимчив к мрачным оттенкам настроений. Мы все рисковали жизнью — и я, и Стас, и Капитан, — чтобы сблизиться с этой женщиной и получить от нее хоть какую-то информацию. А вместо информации я получаю пустую болтовню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я видел бандитов, и я видел ментов. И те, и другие хотели тебя убить. Что их может объединить в таком стремлении? Я не знаю, но думаю, что тебе самой известна эта маленькая подробность. А я могу только строить предположения.