Братские узы - Денис Лукашевич

Пулавы, где собственно и обретался добрый пан Чумахин, когда-то был немалым городом, но после Ядерного Рассвета многое изменилось и мало что теперь могло напомнить о былом размере поселения. Руины, заброшенные здания давно пошли на постройку новых Пулав — крупного, для своего времени, сельскохозяйственного центра.

— Большая деревня, — высказал свое веское мнение Веллер, потягивая густое, черное, будто смола пиво. Но был вынужден добавить: — Но пиво хорошее!

— Деревня, — пожал плечами Марко, залпом опрокинул свою глиняную кружку вместимостью в добрую пинту, — а, значит, здесь еще не дошли до того, что сей благородный напиток требуется разбавлять.

— Одним словом, провинция.

— Панове желают что-нибудь еще? — Служка встал, как оловянный солдатик, у стола братьев, перекинув через руку сверкающее своей белизной полотенце. На нем были заношенный, но чистый фартук и натертые до зеркального блеска остроносые туфли, совершенно непрактичные, однако, невероятно эффектные. Для наемников, проводивших в походах большую часть жизни, о чистой одежде и блестящей обуви можно было лишь мечтать.

Так и сейчас, в пыльных, пропитанных потом и грязью комбезах и вытертых кожаных куртках они смотрелись несколько странно и инородно на фоне аккуратных пулавцев.

— Еще по пиву, — Веллер задумался, глянул на брата. — А ты что-нибудь еще будешь?

Марко молча ткнул в опустевшую тарелку.

— Конечно! — Наемник щелкнул пальцами. — А также вашей замечательной свининки, запеченной с картошечкой и овощами. Отличнейшая вещь! Две порции, пожалуйста.

— Угу! — Гарсон тщательно записал все сказанное в блокнотик, скосился на грязную одежду посетителей. — Вам чек сейчас или потом?

— Потом, — важно кивнул Веллер. — Все потом.

Официант недоверчиво хмыкнул, но удалился. Марко выковырял застрявший в зубах волокнистый кусочек хваленой «свининки». Скептически осмотрел, покрутил на кончике пальца и вновь отправил в рот. Веллер скривился от отвращения.

— Братец! Где твои манеры? Мы в приличном обществе!

И в самом деле, посетители таверны «Славный крестоносец» который час с подозрением косились на задержавшихся оборванцев. И персонал крутился неподалеку, явно ожидая, что подозрительные типы попытаются смыться не заплатив. Братья тщательно делали вид, будто ничего не замечали, но руки сами по себе поглаживали сквозь ткань спрятанное оружие, готовые в любой момент пустить его в ход, если возникнет подобная необходимость.

— Чертовы святоши с их чертовыми порядками! — в сердцах ругнулся Марко, когда внимательность окружающих стала чересчур назойливой. Достаточно раздражительно, чтобы брат прочувствовал негодование, но недостаточно, чтобы ненужные уши услышали его. — Где Антоха?

— Подожди, — попытался успокоить брата Веллер. — Подождем еще немного, иначе, в противном случае, нам обеспечено несколько нарядов на местной кухне. Хотя и мне начинает надоедать это сидение. Перспектива подработать на местной кухне меня совершенно не прельщает, если судить по количеству посетителей.

— Говори проще, братец, мы в полной зад…

— Панове, на вашем месте я бы выражался несколько поскромнее. Мы же все-таки в приличном обществе. Но, если вы данное общество не считаете приличным, то лучше воспользуйтесь словами, имеющими более широкое хождение на моей далекой родине: вы в полной жопе!

Марко, багровея, терпеливо выслушал тираду неизвестного господина и медленно-медленно повернулся, рука скользнула в ложный карман, нащупала холодную ребристую рукоятку «кобры». В повисшей тишине предохранитель щелкнул чересчур громко.

— Неизвестный пан… — Что именно хотел выразить Марко, так и осталось неизвестным, но каменные желваки на застывшем лице разгладились и сменились удивленной и чуточку растеряной улыбкой. Веллер же улыбался во все зубы, явно довольный получившейся шуткой. — Антоха?

— А ты все такой же раздражительный, Марко! — Чумахин хохотнул, держась полной розовой ручкой за трясущийся живот, которому явно был мал стянувший его широкий кожаный ремень.

— А ты все такой же толстый, Антоха, — недовольно буркнул Марко, но вскоре улыбка вновь вернулась на его лицо.

— Не толстый, — наставительно поправил того торговец, — а полный. Некоторым женщинам это даже нравится. Говорят, я похож на большого ребенка.

Чумахин присел за стол, щелкнул пальцами, подзывая официанта, надиктовал заказ, состоящий из трех бокалов любимого пива, разнообразной снеди и графинчика чистой как слеза крыжовницы.

— Старый извращенец. В такую рань, и сразу крыжовницу! — проницательно заметил Веллер и тут же перешел к делу: — Почему так долго?

Только после долгих разъяснений по поводу полезности утренней стопочки традиционной водки, торговец соизволил ответить на вопрос.

— Все никак не мог поверить, что вы именно те, за кого себя выдаете. Знаете ли, после той памятной церемонии на главной площади Сан-Мариана я всерьез считал, что ваш пепел давно развеян по ветру. А тут, представьте себе, покойнички, вот уже больше пяти лет, как распрощавшиеся со своими смертными телами, шлют мне привет и просят о встречи. Тут скорее стоит беспокоиться о собственном душевном здоровье. Как вам-то ноги удалось унести от Инквизиции?

— Долгая история. — Веллер махнул рукой, будто тема не стоит того, чтобы обсуждать ее. — Как-нибудь в другой раз расскажем, когда время будет…

— Опять годков так через пять? — хитро прищурился пан Чунихин, поглядывая поверх глиняного жбана с пивом, содержавшего никак не менее литра благородного напитка.

Служка сработал вполне оперативно, заставив стол разнообразными яствами: жареный с лучком и пряностями поросенок, квашенная капуста на деревянной тарелочки, исходящий паром картофель, посыпанный мелко порезанными зеленым луком и петрушкой, глиняные горшочки, столь аппетитно благоухающие, что никто не мог удержать судорожного сглатывая жадной слюны, скопившейся во рту. Никто не мог отказаться от вкуснейших грибочков в сметанном соусе. И многое-многое другое, что только мог выдумать пытливый разум местного шеф-повара. И среди всего этого съедобного великолепия, своеобразной горы пищевых сокровищ подобно огромному сверкающему, переливающему бриллианту возвышался запотевший графинчик с крыжовницей, чистой, как слеза невинного младенца.

Конечно, пища была не столь изысканна, как в клейденских ресторанах, где в меню могли содержаться лягушачьи лапки по-бургундски, либо улитки, запеченные со свежими сверчками, откормленными нежнейшими фруктами и пирожными. Но именно подобная, кажущая простота подкупала: в каждое блюдо повар вкладывал частицу свою душу, совершенно не заботясь о модных тенденциях. Он помогал утолять голод, а не угождал изощренному вкусу богатеев.

Пан Чумахин разлил водку по маленьким стопочкам, развел руки, как бы приглашая разделить трапезу. Марко без возражений поднял свой стопарик, с задумчивостью заглянул в прозрачное литое дно. Веллер с притворным сожалением вздохнул:

— Нам бы о делах поговорить…

— Дела — потом. Сначала отметим ваше неожиданное, гм, воскрешение. Хотя на святых вы явно не тянете. Ну, за божье провидение, приведшее вас к моей скромной персоне!

— За него, родимое!

Остановиться они смогли, когда из напитков на столе остались лишь пару капель на самом дне жбана из-под пива, а Веллер, Марко и Чумахин были уже достаточно навеселе. Торговец попытался сфокусировать мутный взгляд на сидящих напротив собутыльников.

— Ну-с, панове, какие у вас предложения к старику торговцу?

Несмотря на расплывающиеся зрачки разговор Антон вел умело и связно — сказывалась многолетняя практика. Пан Чумахин был заядлым алкоголиком, но не подобно тем опустившимся типам из клейденских трущоб, а благородным, ценящим себя и свое здоровье благовоспитанным пьяницей, способным, если что, быстро отринуть вредную привычку. Но зачем отказываться от того, что пока еще приносит удовольствие?

— Веское предложение. Прибыльное. — А вот Веллер наоборот: с ростом количества выпитого терял многое из своего традиционного красноречия и начинал говорить урывками, разбивая предложения на отдельные слова, с трудом сохраняющие осмысленность, но до ломоты в зубах очевидные и веские.

Не то, чтобы его умственные способности уменьшались. Нет, ни в коем случае. В подобном состоянии его разум приобретал просто звериную живость, и слова грубого человеческого языка плохо подходили для выражения всей полноты возникающих мыслеконструкций.

— Знаешь, Веллер, тебя послушай, и любое твое предложение — прибыльное. Ик! Хотя в последний раз ничего путного из ваших начинаний так и не вышло, а мне пришлось надолго залечь на дно и прервать… ик! свои контакты! Ик! Ик! Ик! — Икота надолго овладела Чумахиным. Потребовалось не меньше пяти минут, прежде, чем к торговцу вернулась нормальная человеческая речь: — Вот, а знаешь, как тяжело восстанавливать потерянные связи?!