Третье правило стрелка - Сергей Мусаниф

— А ты еще откуда тут нарисовался? — спросил Бозел. — Только китайцев нам и не хватало.

— Это все политкорректность, — объяснил Гавейн. — В любом сюжете необходимо присутствие национальных меньшинств. Иначе кто-то может начать вопить об ущемлении их гражданских прав.

— С каких это пор китайцы стали меньшинством? — удивился Борс. — Я слышал, их гораздо больше, чем нас, обитателей Туманного Альбиона. В разы.

— И чего ему тут нужно? — спросил Ланселот, глядя на Гавейна.

Сам Гавейн, ставший после сделанного им глубокомысленного замечания центром внимания своих коллег-рыцарей, почувствовал себя неуютно.

— Может, нам у него спросить? — предложил он.

— Хорошая мысль, — сказал Ланселот. — Эй, приятель, твоя моя понимай?

— Я вас прекрасно понимаю, — сказал Лю.

— Ты просто мимо проходил или по делу явился?

— По делу, — сказал Лю.

— И какое же у тебя тут дело? — спросил Ланселот.

— Достаточно несложное. Я быстро с ним закончу, если вы укажете, где я могу найти дракона по имени Бозел.

И снова упс, подумал Бозел, внезапно обнаруживший темную сторону популярности. Еще один по мою душу. Интересно, а китаец чего от меня хочет? На истребителя драконов он не похож, на защитника тоже… Он вообще не похож на парня, у которого могут быть общие дела с драконами. Такие, как он, драконов только на рисовой бумаге рисуют или на коже у каких-нибудь нехороших парней колют.

Ланселот бросил взгляд на Муромца — дракон находился под покровительством богатырей, и со стороны рыцарей тыкать пальцами в крокодила было просто неэтично.

— А на кой тебе дракон? — поинтересовался Муромец. Его вопрос можно было сформулировать так: «А тебе-то что могло понадобиться от огромной огнедышащей твари, человек, дышащий мне если не в пупок, то не выше солнечного сплетения?»

— Я должен способствовать его перерождению, — сказал Лю.

— Это как? — не понял Муромец.

— Положив конец его земному существованию, — сказал Лю.

— Это как? — не понял Муромец.

Илья Муромец вовсе не был дураком, но намерения мастера Лю не укладывались у богатыря в голове.

И ничего удивительного в этом нет.

Когда речь заходит об истребителях драконов, любой нормальный человек вспоминает про мускулистых парней в доспехах, гарцующих на огромных конях и сжимающих в руках длинные копья. Ну или хотя бы длинные мечи.

И вряд ли кому-то может прийти в голову, что в ряды истребителей драконов желает попасть безобидный на вид старичок азиатского происхождения. Тем более у него не то что лошади, даже осла паршивого нет.

— Старшой, он вроде как говорит, что дракона завалить хочет, — объяснил Муромцу Алеша.

Лю коротко кивнул.

— Я догадался, — сказал Муромец. — Я только не могу понять как.

— Укажите мне, где я могу найти дракона, и вы увидите все собственными глазами, — сказал Лю.

— Прости, что вмешиваюсь, но мне тоже любопытно, — сказал Ланселот. — Ты не шутишь? Ты на самом деле собираешься сражаться с драконом?

— Да, — сказал Лю. Терпение было одним из многих его достоинств.

— А где твой конь?

— У меня нет коня.

— Нет коня? — удивился Ланселот. — А кто же несет всю твою броню?

— У меня нет брони.

— А копье?

— И копья нет.

— Наверное, твой посох обладает магической силой?

Лю удивленно покосился на увесистую палку, которую держал в руке.

— Нет, не обладает.

— Я эти фокусы знаю, — авторитетно заявил Гавейн. — Это на самом деле не посох. То есть не совсем посох. Он раскрывается, а внутри его оказывается меч.

— Это просто палка, — сказал Лю. — Она валялась на дороге, и я подобрал ее, чтобы было удобнее идти.

— Тогда… получается, что у тебя совсем нет оружия, — сказал Ланселот.

— Как говорил древний воин и мыслитель Жао-Клод Ван-Дао, оружие для воина, как костыли для инвалида, — сказал Лю. — Для того чтобы научиться бегать, нужно отбросить костыли.

— Инвалид бегать не может, — рассудительно сказал Гавейн. — Ни с костылями, ни без них. На то он и инвалид.

— Это повод для отдельной дискуссии, — признал Лю. — Но я боюсь, что нам придется ее отложить.

— Старшой, это он нас инвалидами назвал, между прочим, — сказал Алеша. — Можно, я его по пояс в землю вобью?

— Подожди, — сказал Муромец. — Значит, мил-человек, ты собираешься дракона извести?

— Я не имею ничего против драконов, — сказал Лю. — Но я заключил сделку и теперь должен выполнить свою часть соглашения.

— Дело в том, что мы тоже должны кое-что выполнить, — сказал Муромец. — А именно — мы должны этого дракона защищать. Так что сначала тебе придется пройти мимо нас.

— То есть дракон прямо за вами? — уточнил Лю. — Вы это имеете в виду?

— Мы имеем в виду, что тебе не повезло, старик, — сказал Алеша.

— А счастье было так близко, так возможно, — вздохнул Мэнни.

— Между прочим, я говорил, что все идет к глобальному мочилову, — сказал Горлогориус. — А ты мне не верил. Это же мастер Лю!

— И все-таки кое-что меня удивляет, — сказал Мэнни.

— То, что я всегда оказываюсь прав? — спросил Горлогориус.

— Нет.

— Откуда там взялся мастер Лю?

— Нет.

— Кто его туда послал?

— Нет.

— А что же?

— Похоже, богатыри не сомневаются, что мастер Лю способен уложить дракона, — сказал Мэнни. — Тем не менее они думают, что смогут его остановить. Неужели они полагают себя круче дракона?

— Они на самом деле круче, — сказал Горлогориус. — Муромец таких драконов пачками жрать может.

— Значит, они остановят мастера Лю?

— А вот это — большой вопрос, — покачал головой Горлогориус.

Алеша Попович сделал шаг навстречу Лю с явным намерением исполнить обещание и вбить его в землю по пояс, а если получится, то гораздо глубже. Он поднял обе руки для фирменного удара по плечам, как вдруг выяснил, что мастера Лю перед ним уже нет. Непостижимым образом Лю ушел от лобового столкновения и оказался за спиной молодого богатыря.

— Леха, сзади! — крикнул Добрыня.

Попович обернулся. Мастер Лю взмыл в воздух, и его сухонькая старческая нога вошла в соприкосновение с челюстью богатыря. Что-то очень неприятно хрустнуло.

Мастер Лю уже приземлился, когда Алеша только начал падать.

Богатыри падают очень величественно, как срубленные в лесу дубы, разве что шума производят поменьше.

Добрыня был очень быстр. Никто из посторонних наблюдателей не успел заметить, как он схватился за меч и острое сверкающее лезвие очертило полукруг там, где мгновением раньше стоял мастер Лю. Но он там уже не стоял.

Он был слева. А потом — справа. А когда Добрыня замахнулся мечом в третий раз, Лю поднырнул под удар и ударил богатыря открытой ладонью в живот.

Добрыня был парнем неслабым, и пресс у него в прочности не уступал камню. Его били кулаками, облаченными в латные перчатки, ногами, а один раз — даже поленом, но еще никому не удавалось пробить богатырю брюшину. Однако мастер Лю обладал сокрушительным ударом. Добрыня выронил меч и рухнул на траву следом за ним.

— Такие мысли недостойны настоящего рыцаря, — сказал Гавейн, — но я начинаю радоваться, что мы проиграли чертового дракона в карты.

Муромец раскрутил свою знаменитую палицу, проломившую не одну сотню вражеских черепов. Мастер Лю покачал головой.

— Вы не сможете победить, — предупредил он богатыря. — Ибо тот, кто использует силу, должен быть готов встретиться с еще большей силой.

— Ты считаешь себя более могучим, чем я? — спросил Муромец.

— Нет, но вы можете использовать только свою силу, — сказал мастер Лю. — А я могу использовать вашу.

— Не понял. — Муромец взмахнул палицей.

Лю увернулся от удара, двумя пальцами коснувшись бицепса Муромца, и богатырь кубарем полетел на землю.

— Инерция, — объяснил мастер Лю.

Муромец встал.

— Китайские земли славятся своими мастерами драться без оружия, — сказал он. — Но супротив настоящего русского богатыря вам все равно не выстоять.

«Нашел время для патриотических речей, — подумал Бозел. — Он уже против двоих выстоял и тебя разок приложил. И вообще, кто бы из вас ни был круче, потом все равно придут монголы. Они и китайцам вломят, и на русской земле лет на триста погостить останутся».

— Я думал, в ближнем бою Муромцу нет равных, — заметил Гавейн. — Уж если он Ланса чуть не вырубил…

— Я просто отвлекся, — сказал Ланселот, бросая на подчиненного гневный взгляд.

— Я так и подумал, шеф, — сказал Гавейн.

Муромец отбросил в сторону булаву и через голову стянул рубашку, обнажив торс, при виде которого Мистер Вселенная умер бы на месте от зависти.

— На кулаках решил попробовать, — констатировал Гавейн.