Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заявление Ельцина мгновенно инициировало повышенную активность правых. Формула действий очевидна. Раз Ельцин не претендует на следующий срок, смешно не попытаться сократить предыдущий. Кстати, делая подобное заявление, вполне возможно, Ельцин рассчитывал «пригасить» действия правых, у которых возникла необходимая для политической жизни ясность. Я думаю, если такая мысль даже и была, ей не суждено оправдаться. Своим заявлением Ельцин и единство демократов сделал ещё более зыбким.
Трудно сказать, почему подобное заявление Президент сделал именно сейчас. Ограниченный срок власти обостряет чувство нестабильности. Ельцин не мог этого не знать. Если предположить, что это был обычный эмоциональный всплеск, обусловленный ситуацией…
Сейчас по этому поводу рассуждать уже поздно. Следует спросить себя, как это заявление скажется на самом Президенте, на поведении его окружения? Станет ли команда Президента более сплоченной и кто из его ближайших соратников сделает шаг в сторону и когда.
Думаю, что заседание Совета безопасности июльского созыва подтверждает правильность наших предположений. Именно на этом Совете Президент устроил публичное «прощупывание» своих ближайших соратников на предмет преданности лично ему, Президенту. Определенное ухудшение моих личных отношений с Президентом следует поставить в этот же ряд. На парламентских слушаниях по поводу событий 12 июня я произнес буквально следующее: «Мы должны выговаривать слова правды, какой бы неутешительной и невыгодной для нас она ни была. События последних дней со всей очевидностью дают нам понять, что правоохранительные органы занимают позицию стороннего наблюдателя. Они ждут смены власти, чтобы в кратчайший срок той, новой, присягнуть на верность». Естественно, я говорил не только это, но именно эти фразы были немедленно подхвачены средствами массовой информации и растиражированы по всему миру. Как я понимаю, мое заявление вызвало раздражение у Президента. Кстати, практически все баталии вокруг «Останкино» проходили в отсутствие Президента (он находился в этот момент в Америке). Верность данного предположения подтвердило заседание правительства, которое 20 июня прошло под председательством вице-президента. Поведение первого заместителя Генерального прокурора Москвы, не увидевшего ни в поведении организаторов, преднамеренно возбуждавших толпу, ни в шовинистическом угаре, в который погружался митинг, ни в призывах к свержению законно избранной власти, фактов для возбуждения уголовного дела. Министр внутренних дел считал, что события в «Останкино» — это головная боль Москвы. В одном министр был настойчив и этой возможности не упустил — нерешительность ОМОНа списали на необязательность главы московской милиции Мурашова, который, несмотря на серьезность ситуации, отбыл вместе с женой на Филиппины, где шла шахматная Олимпиада. В общей суматохе Мурашов был приговорен, и его решили немедленно заменить. Но это не более чем частность. Слова обвинения в адрес правоохранительных органов, столь грозно заявленные утром 22 июня, а вечером намечался тот самый митинг и у «Останкино», и на Манежной площади, подтолкнули милицию и Федеральное бюро безопасности к необходимым действиям по наведению порядка. Неудивительно, что мое заявление, сделанное буквально накануне, привело в ярость руководство правоохранительных органов.
Спустя некоторое время это же обвинение в адрес правоохранительных органов, предсказывая назревающий переворот, повторил и министр иностранных дел А. Козырев. Не случайно спустя 3–4 дня поползли слухи об отставке Козырева. Они были опровергнуты самим министром, на его пресс-конференции. Сам факт слухов, возникших в момент наибольшей активности Президента в международных делах, успех которых был очевиден и не мог исключить значительной роли Козырева в этом успехе, заставлял причину недовольства Козыревым искать в ином.
Высокому монарху, диктатору, равно и Президенту, избранному демократически, внушается одна незыблемая истина. Опорой власти, гарантом её существования является верность ей трех сил: армии, полиции и органов безопасности. В нашем случае эта истина не столь бесспорна. Ибо ранее — а этому «ранее» не было двух лет временной отдаленности — три силы были главным оплотом и защитой консерватизма в нашей стране. Более того, они сами были его заповедной зоной. На пресс-конференции для зарубежных журналистов, случившейся 6 июля, Президенту был задан вопрос о надежности правоохранительных органов. Его ответ и удивил, и озадачил меня. Гарантом надежности Президент посчитал приверженность демократическим убеждениям руководителей трех структур: прокуратуры, Федерального бюро безопасности и милиции. Президент говорил об этом как о факте очевидном, доказанном самой жизнью. Не сказанное домыслить несложно. «Я, Президент, исповедую демократические взгляды. Эти люди выдвинуты и замечены мной, следовательно, сомневаться в их приверженности демократии не приходится». Если же учесть, что каждый из этих руководителей возглавлял свое ведомство, исключая Генерального прокурора, менее года… И что попытка в недавнем прошлом министра внутренних дел слить два ведомства, МВД и органы безопасности, не принесла ему популярности, зная извечную неприязнь этих двух служб друг к другу, а также зная о том, что после неудавшегося маневра именно Баранников возглавил Службу безопасности, которую своим прежним предложением в некотором смысле унизил, думать, что его авторитет в этих кругах безупречен — опасное заблуждение, даже если предположить бесспорность его демократических взглядов.
Говоря об армии, можно сказать — свою армию Президент пока ищет. Присутствие в структуре безопасности Юрия Скокова повышает шансы Президента. Скоков профессиональный организатор и неплохой аналитик, но у Скокова существуют определенные расхождения с лидерами демократических движений. Это делает его влияние на Президента половинчатым. Скоков не демократ, а работник. Так уж сложилось, в России всегда побаивались людей умеющих и независимых. В данный момент Скоков занимается армией. Рядом с уставным генералистым Грачевым голова прагматичного Скокова просто необходима. Но это армия. Мы же говорим о правоохранительных органах. И здесь поле риска и непопадания достаточно велико.
Президенту предложили выбор: на какую силу поставить, какую из них взять в свои бесспорные соратники? Средства массовой информации, по сути, пришли к Президенту сами. Ситуацию можно счесть феноменальной: исключая непримиримую оппозицию (газеты, проповедующие принципы разлада, национализма, ненавистничества), вся иная — демократическая и по большей части центристская печать — сторонники Президента. Телевидение, радио, хотя и стараются сохранить объективное отношение к всевозможным политическим течениям, отчетливо симпатизируют Президенту.
18 июля 1992 г. 10.00.
Президент назначил мне встречу. Накануне был «Президентский час» по Российскому телевидению. Разговор был очень откровенным. Завтра Верховный Совет слушает вопрос о средствах массовой информации. Мы обсудили возможную тактику. Ельцин настроен решительно. Он понимает, что поддержка средств массовой информации утраивает его возможности. Некоторое недовольство Российским телевидением и телевидением «Останкино» представляются в этот момент Ельцину малозначительными. Никаких «но», он поддерживает средства массовой информации. Вечером, в ответ на открытое письмо к нему редакторов газет и руководителей телевидения, он намерен встретиться с нами.
— Я должен их успокоить, — говорит Президент. — Я не позволю парламенту расправиться с прессой.
Накануне он сделал ещё один упреждающий шаг. Собрал у себя руководителей парламента и правительства. Вопрос о средствах массовой информации был главной темой разговора. И хотя, как говорит Ельцин: «Мы с Хасбулатовым договорились», — я чувствую, что полной уверенности нет. Того, прежнего, влияния на Хасбулатова у Президента уже не существует. Причин тому много. В преддверии V съезда Ельцин дал понять, что на посту Председателя Верховного Совета хотел бы видеть другого человека. Суждение, высказанное при закрытых дверях, в сверхузком кругу, перестало быть тайной уже через полчаса. Именно это избрание Хасбулатова вопреки желанию Ельцина стало началом затяжной и непримиримой борьбы двух главенствующих политических фигур в России. Свою лепту в разлад этих отношений внес Геннадий Бурбулис. Это он внушил Президенту мысль о неустойчивости Хасбулатова, это он назвал карту Хасбулатова битой. Я предупреждал Президента — такие утверждения объяснимы, но не верны. Они замешаны на личной неприязни и личной уязвленности. Все последующие шаги Бурбулиса после избрания Хасбулатова имели разрушительный характер: Хасбулатов противник № 1, Хасбулатов — жесток, коварен, лжив, ему верить нельзя. И Президент должен убедиться, что опасения Бурбулиса оправданы. Время между V и VI съездами оказалось наиболее нервным. Разлад между окружением Президента: Бурбулис, Шахрай и плюс к ним правительство — с одной стороны, Хасбулатов и плюс к нему отколовшиеся от Президента — с другой, достиг высшей точки. Все ожидали, что развязка конфликта произойдет на съезде. По сути, это и произошло.