Бесстрашная - Александра Торн

Райна грустно улыбнулась ему:

– Я выйду на улицу, пока еще не пила кофе.

– Оденься потеплее. Да, кстати о подарках. Когда будешь во дворе, загляни-ка в конюшню.

– Это зачем еще? – По ее телу пробежала дрожь. – О, папочка, что ты сделал?

– Я ничего не сделал, солнышко. Но кто-то, конечно, это сделал. Иди-ка поскорее. Набрось куртку и беги.

– Не задерживайся, – сказала встретившая ее Велвет. – Думаю, Санта Клаус оставил в этом году для тебя под елкой что-то особенное.

– Я слышала, что-то особенное есть для меня в конюшне. Ты ничего об этом не знаешь?

Безмятежное лицо Велвет сказало Райне яснее всяких слов, что мать ее ни о чем не подозревает.

– Поскорее, солнышко, – крикнула Велвет через плечо, торопливо направляясь к дому.

Райна побежала, скользя и спотыкаясь на льду. Ночь все еще не позволяла дню вступить в свои права, но зато полная луна светила, пробиваясь сквозь щели в сеновале и превращая прозаический сарай в серебристое обиталище фей, а не в жилище четвероногих животных.

На мгновение Райна позволила себе поддаться волшебному очарованию. Неужели прекрасный принц оставил здесь бесценное сокровище, чтобы пленить девичье сердце? Да, как бы не так! Она потянулась к керосиновой лампе, висевшей у двери, зажгла ее и оглядела помещение. Жилище фей тотчас же превратилось в обыкновенную конюшню. В ноздри ей ударил острый запах навоза и сена.

К ней подошла кошка и начала тереться о ноги, мяукая и требуя внимания. Райна взяла ее на руки и потерлась щекой о ее шелковистый мех.

– Так где же сюрприз? – прошептала она на ухо кошке.

Ее любимая кобыла Сэнди нежно заржала, когда Райна проходила мимо стойла. Райна подолгу простаивала возле каждого животного, лаская его, прежде чем двинуться дальше по широкому проходу.

По мере того как она продвигалась вперед, трепетный свет лампы побеждал мрак. Она уже была у последнего стойла, когда увидела белую спину, поднимающуюся над перекрестием бревен в самом дальнем конце сарая.

Сердце ее забилось быстрее, а руки задрожали. Она опустила кошку на пол. Подняв лампу как можно выше, Райна заспешила дальше, потом остановилась на полдороге. Этого не могло быть, и все-таки это было.

– Старфайер, о, Старфайер, неужели это ты? Жеребец раздувал ноздри, стараясь различить по запаху, кто это, потом издал пронзительное ржание, будто старался доказать ей, что это он. Повесив лампу на крюк, Райна открыла дверцу стойла, вошла и, сунув руку в карман, начала искать куски сахара, которые всегда носила с собой. Старфайер нежно взял сахар с ее ладони.

Райна выждала несколько секунд, потом обхватила руками его шею.

– Не могу поверить, что ты здесь. Ты теперь мои. Жеребец, наверное, провел в их конюшне всю ночь.

Должно быть, это был рождественский подарок. Но от кого?

От этого вопроса кровь ее еще быстрее побежала по жилам, а сердце подпрыгнуло. Она могла бы остаться со Старфайером еще, но нужно было разгадать эту тайну. Приласкав жеребца на прощание, Райна вышла и направилась к дому.

– Папочка! – крикнула Райна, вихрем врываясь в кухню вместе со струей ледяного воздуха. – Это ты купил Старфайера для меня?

– Хотел бы, но знаю об этом не больше тебя.

– Тогда, значит, это подарок от Улисса! – Райну охватило блаженство. Она чувствовала, будто парит над землей. – Не могу простить себе, что неверно судила о нем. Никто не мог сделать лучшего подарка.

Райна была слишком погружена в свои чувства, чтобы заметить, как лицо матери вспыхнуло гневом.

– Ты верно судила об Улиссе. Он слишком мелок и самовлюблен, чтобы сделать тебе такой подарок. Да что там говорить? Ему стоит труда просто быть вежливым с тобой. Я думаю, что это Патрик прошлой ночью поиграл в Санта Клауса. Он ведь знал, как ты хочешь заполучить эту лошадь.

Замечание Велвет отравило радость Райны. Она тяжело опустилась на стул.

– Наверное, ты права. Я поблагодарю Патрика, как только он здесь появится.

Террилл Микс принадлежал к тому типу людей, которые никогда не произносят двух слов кряду, если достаточно одного. Вместо того чтобы пускаться в полемику, он предпочитал действовать и считал, что действия красноречивее слов.

Время праздников всегда наполняло его меланхолией и сознанием того, что таким образом он оказывается в противоречии с остальным человечеством. Его комната в пансионе миссис Месснер была не самым подходящим местом для пробуждения в день Рождества, к тому же он ушиб палец о спинку кровати, поэтому первое слово, которое он произнес, было слово «черт».

Террилл знавал законников, чей язык был столь же красочен, как и их занятие, знавал и тех, кто постоянно пересыпал свою речь бранью. Сам же Террилл не любил грязных слов. Хотя он и убил шестерых человек при выполнении своих обязанностей, а еще дюжину ранил, не говоря уже о том, что несчетное количество нарушителей закона приволок в суд в кандалах, в глубине души он был человеком мягким.

Теперь, стоя перед тусклым зеркалом, висевшим над туалетным столиком, он прилагал отчаянные усилия, чтобы привести к повиновению свои непослушные светло-рыжие кудри. Юношей он работал на Прайда, охранял его стада. Став взрослым, Террилл выслеживал и ловил самых скандально известных нарушителей закона на Западе. И все эти его качества, хорошие и дурные, были ясно написаны на его лице.

Веснушки, рассыпанные по носу и щекам, придавали его чертам моложавость. Но никакого намека на юношескую невинность не было в его глубоко посаженных голубых глазах. В их выражении читалась усталость, накопившаяся от длительного и глубокого изучения человеческих душ.

Он сбросил несвежее белье со своего поджарого тела и начал копаться в ящике туалетного стола в поисках другой пары. От холода по телу пробежали мурашки, и он поежился. Некому было согреть его. Мужчина сорока одного года, с руками, запятнанными кровью, и не имеющий счета в банке, не казался особенно привлекательным женщинам.

Он быстро оделся, натянул свой лучший костюм, в котором обычно появлялся на похоронах или в церкви, и спустился вниз, чтобы присоединиться к остальным постояльцам за завтраком. Какими пустынными и ничего не значащими показались Терриллу рождественские приветствия, какими фальшивыми – добрые пожелания…

Как и он сам, все постояльцы были обломками крушения, неудачниками, так и не сумевшими завести дом и семью.

Он занял свое место за столом и скрылся за газетой, чтобы избежать бессмысленной праздной болтовни. Ел он немного – кофе и тосты. Он давно уже осознал, что человек, который ежедневно может получить пулю в живот еще до заката, должен принимать некоторые предосторожности, в частности, уметь держать в узде свой аппетит, пока не наступит время ложиться спать.