Любви тернистый путь - Синтия Райт

Миген увидела стройного темноволосого Брауна. Его плутовская улыбка согрела ее и сняла напряженность. Она почувствовала, что рада отвлечься от тяжелых мыслей и поболтать с кучером.

— Привет, Браун! Чему вы так радуетесь? — Миген удивилась, заметив, как он покраснел.

— Возможности увидеть вас, мисс. Позвольте мне сказать, что сегодня вечером вы необычайно красивы.

— А почему бы и нет? Спасибо. Я не верю вам, но милый комплимент всегда приятен. И вы не должны обращаться ко мне «мисс», будто я не работаю, а живу здесь! Меня зовут Миген.

— Мне будет приятно называть вас Миген. Если вы меня снова простите, то я скажу, что вы воспитаны лучше самых богатых женщин. — Браун пустил в ход свою обескураживающую улыбку, в глазах появился охотничий блеск. — Я славлюсь тем, что говорю правду, а потому вы обязаны верить мне.

Миген рассмеялась, обрадовавшись тому, что горькая боль в груди начала таять.

— Вы слишком любезны.

— Для меня будет честью, если вы станете называть меня по имени — Кевин!..

— Это имя бойких ирландцев вам подходит.

— Мне давно так не говорили.

— Правильно, ведь теперь, насколько я понимаю, вокруг вас всегда целый хоровод девушек.

Они медленно направились к кухне, но Браун при ее словах остановился и театрально приложил руку к груди.

— Это не правда! Перед вами одинокий мужчина! Кто распространяет такие сплетни?

— Вы что, забыли? Это… — Имя, которое она собиралась назвать, и улыбка застыли на ее устах.

Браун увидел в ее глазах настоящую боль и пришел в замешательство. Но постарался сменить тему разговора:

— Ну а как прошла сегодня ваша верховая прогулка?

Миген с трудом ответила хриплым шепотом:

— Я бы выпила чашку чая.

Ошеломленный и встревоженный, Браун повел побелевшую Миген на кухню и усадил ее там у плиты на стул с плетеной спинкой. Несколько минут она не двигалась, подобно статуе, затем на побледневшем, как бумага, лице появился легкий румянец, а в глазах мелькнули прежние задорные искорки. Почувствовав облегчение, он пошел за чашкой чая, а когда вернулся, то увидел, что Миген протянула руки к огню и уже совсем весело улыбается.

— Спасибо Кевин, — сказала она, беря слегка дрожащими пальцами чашку. — Простите, не знаю, что со мной сталось.

Внезапно я почувствовала жуткий холод…

У Брауна хватило разума не упоминать больше о дневной прогулке верхом и не обсуждать, имело ли это отношение к странному поведению Миген. Кевин увел ее в уголок столовой для слуг, и Они уселись там в стоящие напротив друг друга в резные деревянные кресла.

— Ну и… — начал он с деланной веселостью. — Я хочу знать, просили ли вы выходной. Я уж не спрашиваю, как это Смит разрешила вам улизнуть!

— Ну что же… — засмеялась Миген.

— Ага! Я так и думал, что вы с ней это не обсуждали. Вы же распоряжаетесь своим временем сами. Ведь ваша госпожа приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, — на балы, к портным и модисткам, в театр… Мне в таком случае пришлось бы солгать. Я же только кучер! А вы заслуживаете хоть чуточку отдыха от работы. Я узнал, что завтра во второй половине дня будет званый прием у мэра Пауэла и поэтому Бингхэмы и мисс Уэйд уйдут из дома. Поскольку прием состоится в соседнем здании, мне не надо везти их туда, и у меня выдается свободное время. Я буду рад, если вы проведете этот вечер со мной.

Миген размышляла над тем, что сегодня вечером Лайон будет с Присциллой в театре, завтра — у Пауэла! «А я, — сокрушалась она, — останусь дома с вывихнутой лодыжкой и ощущением одиночества и боли…»

— Что вы имеете в виду? — спросила она Брауна.

Тот улыбнулся, будучи совершенно уверенным в своем обаянии:

— Поскольку вы новичок в нашем городе, я думаю, что вам было бы интересно посмотреть музей Пила. Вы что-нибудь слышали о нем?

Миген посмотрела на Брауна с пренебрежением:

— Мы, виргинцы, не такие уж невежды. Я не только Слышала о нем, но случайно знаю, что генерал Вашингтон послал мистеру Пилу, этому борцу за независимость, французских фазанов, которые он получил от маркиза Лафайета, тоже сражавшегося за независимость в звании американского генерала. А эти фазаны, кстати, передохли один за другим.

Она говорила не просто самодовольно, но с явным налетом этакого снобизма. И это было то, чего Браун не выносил у своей ровни. Его улыбка погасла, а Миген стала ненавистна самой себе. «Я сейчас напоминаю Энн Бингхэм», — подумала она.

Брауна, как и Лайона, интересовало, что же на самом деле представляет собой Миген. Он наклонился к девушке, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо рассмеялся:

— Вы уверены в том, что вы горничная при леди? Больше похоже на то, что вы леди по отношению ко мне.

— О, Кевин, простите меня… — — Но, тут же, услышав с улицы колокольный перезвон, спросила:

— Что это такое?

— Это «колокола сливочного масла». Они звонят вечерами накануне перед открытием рынков.. Дважды в неделю… Ах, Миген, филадельфийский рынок — это, надо сказать, зрелище!

— О, я совсем забыла, что завтра утром должна идти на рынок вместе со Смит и Брэмбл!

— Тогда вам надо лечь пораньше, — рассмеялся Браун. — В эти дни Брэмбл поднимается до пяти утра, ведь ларьки открываются перед рассветом.

Миген застонала:

— В таком случае мне лучше пойти в спальню мисс Уэйд. Я должна проветрить вечернее платье, она рассчитывает, что я начну помогать ей наряжаться.

— Подождите! — Браун положил ей руку на плечо. — Лучше я, спрошу вас о главном. Мне доставит огромную радость, если вы пообещаете завтра во второй половине дня пойти со мной в музей Пила — художника, политика и ученого.

Это по-настоящему интереснейшее место. В нем полно скелетов и чучел животных самых различных видов. Там выставлена даже восковая фигура самого Пила. Ну, что вы ответите на мое приглашение?

Его искренность заставила Миген улыбнуться.

— Я бы хотела принять ваше предложение, и сделать его с вашей стороны было весьма любезно… Но я не знаю, разрешат ли мне.

Браун фыркнул:

— Я решусь пойти настолько далеко, что скажу: я полагаю, вам разрешат чуть ли не все, что вы попросите. Ведь мистер Бингхэм строго приказал обращаться с вами предупредительно. — Браун внимательно наблюдал за Миген, и поверил в ее искреннее удивление.

— Что вы имеете в виду?

— По правде говоря, я надеялся, что это объясните мне именно вы! Больше мне ничего не известно. Мистер Бингхэм без обиняков предупредил, мол, никто не должен нахально ухаживать за вами или плохо с вами обращаться. Такое предупреждение в отношении любой служанки и горничной показалось странным. Ни об одной мистер Бингхэм этакого никогда не говорил.