Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 4] (Уничтожение еврейского населения, 1941 – 1945) - Феликс Кандель

В 1942 году, во время карательных акций, львовских евреев убивали в окрестностях города и вывозили в лагерь смерти Белжец на территории Польши, где их уничтожали в газовых камерах. Территория гетто во Львове постоянно сокращалась; в августовской акции погибло около 60 000 человек, а в декабре гетто превратили в рабочий "Judenlager". Его окружили сплошным забором, на котором поместили объявления: "Особая зона! Не подходить!", "За забором тиф!", "Опасно! За забором – смерть!"

В Белостоке огородили забором с колючей проволокой часть городской территории и загнали туда не менее 50 000 евреев. В двух гетто Гродно оказалось около 20 000 жителей города, к которым добавили евреев из окрестных городов и местечек. "Гетто – это голод‚ это унизительный гнет‚ это расстрелы‚ виселицы‚ массовые убийства. Люди были во власти полного произвола... На воротах гетто висело объявление‚ что вносить продукты нельзя. За обнаружение любого‚ хотя бы самого незначительного количества продуктов – расстрел..."

В Витебске немцы потребовали‚ чтобы еврейское население собралось на правом берегу Западной Двины‚ делившей город на две части. Мост через реку был разрушен отступавшими советскими войсками‚ через понтонный мост евреев не пропускали – владельцы лодок и плотов перевозили за плату на другую сторону. На середине реки немцы для потехи переворачивали лодки с людьми и имуществом; дети‚ пожилые люди‚ не умевшие плавать тонули – по примерным оценкам‚ погибло в реке около 300 человек. Евреев Витебска собрали в гетто посреди разрушенных домов; люди теснились в здании бывшего клуба‚ устраивали шалаши‚ "жили под навесом, в конурах из кирпичей и жести… для устрашения публично расстреляли на улицах 27 евреев, не явившихся на работу".

Гетто просуществовало малое время – в город прибыл карательный отряд эйнзацгруппы " B". В августе–сентябре расстреливали в основном мужчин; остальных уничтожили в октябре 1941 года из-за "опасности эпидемии" – убивали местные полицейские‚ а немцы охраняли место казни. В октябрьской акции погибло более 7000 человек, оставшихся в живых уничтожили в ноябре–декабре того же года.

М. Шагал‚ из статьи о Витебске: "Когда я услышал‚ что беда стоит у твоих ворот‚ я представил себе такую страшную картину: враг лезет в мой дом‚ в мой двор на Покровской улице... Мало ему было города на моих картинах‚ которые он искромсал‚ – теперь он пришел жечь мой дом... В твоем сердце‚ мой город‚ бьется и обливается кровавыми слезами мое сердце".

5

Через несколько дней после начала боевых действий руководители партии и правительства Белоруссии тайно покинули Минск, не объявив даже об эвакуации населения. Немцы захватили столицу республики на седьмой день войны, а вскоре командование СС уже докладывало в Берлин: "В Минске ликвидированы все слои еврейской интеллигенции (учителя, профессора, адвокаты и т. п., кроме медработников)… Инсценировать погромы против евреев до сих пор оказалось невозможным из-за пассивности белорусов".

К началу августа всех евреев загнали в гетто, где оказалось не менее 80 000 человек, – минское гетто было одним из самых крупных на территории СССР. Проводили облавы, хватали мужчин, увозили без возврата, и вскоре подошел день первого массового уничтожения.

Анатолий Рубин, Минск:

"Первая акция в гетто состоялась 7 ноября 1941 года… Людей выгоняли из домов в том виде, в каком заставали; застигнутых в постели выгоняли в белье, в ночных рубашках, босиком. При малейшей заминке сразу же расстреливали на месте; тех, кто не мог идти, тут же приканчивали… Улица была усеяна трупами. Стоял душераздирающий крик матерей, у которых вырывали детишек из рук, чтобы бросить их в машины…

К вечеру "работа" была в основном закончена. Но кварталы еще оставались оцепленными, так как продолжали выискивать спрятавшихся и, кроме того, грабили всё ценное, что находили. Грабеж этот проходил поэтапно. Вначале грабили немцы и их приближенные из местных полицаев, затем уже рядовые полицаи забирали всё, что представляло для них какую-нибудь ценность. Потом оцепление снималось, и туда волной врывалась толпа, которая набрасывалась на имущество несчастных, как голодные волки на свою жертву… Выламывали и уносили из дома всё, что можно было выломать и унести, – и двери, и окна, а если дом был деревянный, то его просто разбирали по бревнам… Интересно, что местное население узнавало на несколько дней раньше через своих родных и полицаев о том, что состоится акция. К ее началу они уже находились во втором эшелоне и кружили, как черное воронье, ожидая, когда убьют жертву…

Крестьяне из пригородных деревень дежурили в прилегающих к гетто кварталах и только ждали подходящего момента, чтобы подчистить то, что осталось от немцев и полицаев… В первые дни после акции им не позволяли заходить в гетто. Но у многих страсть к легкой наживе была столь велика, что они, не считаясь ни с запретом, ни с опасностью для жизни, пытались перебежать на запретную сторону и проникнуть в один из домов, а там, набив мешки вещами, вновь перебегали на свою сторону. Но многих из них настигала немецкая пуля, и они оставались лежать посреди улицы, сжимая в предсмертных судорогах награбленное добро…

Началось постепенное уничтожение минского гетто. Жертвы уводили и увозили за город в район Тучинки, где заранее были вырыты огромные рвы… Люди, жившие в деревнях неподалеку, потом рассказывали, что первое время после расстрела земля еще дышала – раненые двигались. Скопившаяся кровь местами била из-под земли ключом. Даже неверующие люди в этих деревнях начинали креститься…"

В 1941 году еще не ввели в действие лагеря смерти – Освенцим, Майданек, Треблинку и другие, а потому евреев из Третьего рейха отправляли в Ригу, Каунас, Минск. Первую партию из Гамбурга привезли в минское гетто в ноябре того года, когда освободилась территория после первой акции массового уничтожения, – эшелоны с европейскими евреями приходили затем регулярно, один за другим. Большинство прибывших немедленно уничтожали в Малом Тростянце неподалеку от Минска, сохраняли на время лишь специалистов и квалифицированных рабочих, которые жили в "зондергетто", отделенном колючей проволокой от остальной территории минского гетто. "Помню, как они колонной плелись с вокзала… На многих сохранились остатки прежнего лоска – добротная, хотя уже изрядно потрепанная одежда. Кожаные чемоданы, набитые разрешенными килограммами, они волокли по земле, привязав веревкой или поясом. Их положение было еще хуже нашего, так как они, не зная русского языка и не имея знакомых среди местных жителей, не могли менять свои пожитки на хлеб".

Германское командование докладывало: "Немецкие евреи проявляют старание в работе… Они верят, что после победоносного окончания войны снова будут возвращены в рейх… Необходимо поддерживать их веру". Из очередного немецкого документа о транспортировке евреев в Минск из Кельна, Кенигсберга, Вены, Терезина: количество людей в шестнадцати поездах – 15 002, уничтожено сразу по прибытии – 13 500.

Анатолий Рубин:

"В июле 1942 года, когда рабочие колонны ушли на работу, в гетто началась самая продолжительная резня, которая продолжалась четверо суток… Немцы и полицаи шарили с собаками по всем квартирам, чердакам и подвалам. Все места, которые казались им подозрительными, в которых могли спрятаться люди, они взрывали гранатами. Многих пристреливали на месте. По улицам текли ручьи крови. Даже любимая собака начальника гетто Готтенбаха… опилась кровью, взбесилась, и он вынужден был ее пристрелить. В больницах всех больных перерезали. Детские дома были уничтожены… Гетто сразу опустело, люди сломились, атмосфера стала еще более гнетущей…"

К осени 1942 года в минском гетто оставалось не более 9000 человек.

6

Шмуэль Кугель, местечко Плещеницы Минской области:

"С утра полицейские обходили еврейские дома и выгоняли всех в поле. Тех‚ кто шел медленно‚ подгоняли нагайками. В поле отобрали ремесленников – сапожников‚ портных‚ кузнецов – и вернули в местечко. В эту группу попали и мы с женой‚ но всю нашу семью из восьми душ – дочерей и внучек – посадили на телеги и увезли. Мы не смогли даже попрощаться‚ обнять их в последний раз...

В местечке царила гробовая тишина. Жена металась по пустым комнатам‚ точно думая найти кого-то из своих детей. Книги‚ карты‚ музыкальные инструменты – всё было на старых местах‚ но детей не было. Она стала рвать на себе волосы‚ упала без чувств...

Прошло недели три… Я возвращался с работы с четырьмя евреями. Возле местечка нас предупредили: " Бегите в лес. Забирают оставшихся евреев". Я хотел бежать домой, чтобы спасти жену или погибнуть вместе с ней. Спутники меня не пустили и увлекли за собой в лес. Немцы стреляли в нас, но не попали. Я не мог поспеть за молодыми, сел на опушке и просидел под холодным дождем до темноты. Ночью я пробрался к себе. Я надеялся‚ что жена спряталась где-нибудь возле дома и ждет меня. Но я никого не увидел‚ и хата была заперта на чужой, не наш замок...