В огонь - Валерий Терехин

Свинина по-губернаторски

«Да ничего ты в жизни не добилась, и смотреть на тебя жалко, горбатая карлица!..»

Крик новой начальницы гвоздил сердце. Прежнюю, Тоньку, неделю назад вышвырнули вон за то, что исчеркала законодательную инициативу сенатора-тэквондиста о запрете троллинга в социальных сетях, тарабарщину на языке невменозных юзеров.

Любой документ в правовом управлении они выстраивали на пару. Тонька подправляла федеральный закон на предмет юридической техники, а стилевые нюансы оставляла ей.

В аппарате сквозь пальцы смотрели на Тонькино курение и пьянки в угловых комнатах на отшибе. Но понадобилось пристроить свою, и кто-то сдал: стол уже завалили снедью, бутылки раскупорили, и тут ворвался Колчак, лубяными зрачками проледенил всех… и через сутки с Тонькой разорвали контракт.

«Промучилась с тобой в одной камере двадцать лет, а подсадили блатную».

Вчера утром Молодая еле поспела к 9.00. Не выспавшаяся, облепившая себя корректирующим бельём, напялила сверху, что попало из бутика, Прихорашивалась перед чужим зеркалом и в ответ на её замечания по тексту приветственного адреса Верховной Раде выплеснула животную злобу: «Ты свой горб положи на стол, а хайло московское на пол! Я скоро респиратор надену! У тебя что, СПИД? Сифилис?.. Хоть бы зубы почистила…»

На счастье зашёл свежий мальчик из комитета по социальной политике. Требовалось проверить рекомендации круглого стола, перед тем как выложить в Intranet. Молодая заулыбалась, стала нежным голосом объяснять, почему нужны именно эти правки, («слизала у меня, а потом замазала ластиком и выдала за свои»), мальчик рассусоливал, мол, на заседании комитета спешили, а им нужно уже завтра, расстилался, нагибался… Перехватив её томящийся взгляд, новая начальница взяла правленые рекомендации, сунула ей и отослала в приёмную отксерить, чтобы сохранить экземпляр с карандашными пометками после лингвистической экспертизы. Пришлось исполнять распоряжение, хотя классный чин у Молодой был на порядок ниже. Пока возилась с непослушным ксероксом, выслушивала сплетни, угостили кофе, а когда вернулась, обоих и след простыл. Молодая повела мальчика в машбюро или ещё куда.

«Небось, в холле в лифт зашла первой, виляла бедрами, завлекала улыбкой… Из-за тебя меня не назначили!»

Чувствуя, как запотевает истомленное с ночи нутро, свела колени, чтобы унять нараставший зуд… В полночь у окна при свете Луны колола фото новой начальницы, распечатанное с сайта управления: кромсала иголками дебелое лицо. Тоньку с треском «ушли», должность полагалась ей, как заместителю начальника отдела лингвистического обеспечения законодательного процесса, но Колчаку спустили сверху эту бестолковую куклу, советника юстиции из Архангельска.

«А теперь сиди, слушай её излияния, как со вкусом она одета, как многого добилась в жизни в арбитражном суде и мигай-поддакивай, как когда-то Тоньке. Но Тонька никогда так меня не оскорбляла…»

– Хватит мне возражать, куча вонючего жира!..

«И это после того, когда я вытащила грандиозный ляп, а Молодая прозевала».

Вчера из секретариата вернули проект письма к главам законодательной и исполнительной власти регионов об обязательном проведении дней грузинской письменности и культуры. Молодая поставила визу, документ был исполнен, 180 писем размножили. Ошибку обнаружили в приёмной председателя: в сопроводительном тексте гла́вы законодательных собраний республик неправильно титуловались. Молодая с перепугу отправила её к Колчаку, и пришлось выслушивать скотский крик, заново согласовывать текст с инстанциями, проставлять визы… Принёсшая новый текст на повторную экспертизу коротконогая грузинка Пипия из управления международных связей, неграмотно составившая бумагу и брезгливо коверкавшая русские слова, нагло швырнула листок на стол и с презрением смотрела, как Молодая лебезит и подписывает.

«Вот этих не выношу. Выкупают должности, конкурсы липовые для них проводят. Ещё тридцати нет, а уже советник госслужбы… А наших не берут. Только старухи остались, такие как я. Тонька-дура всё выступала: “Я еврейка!” А постоять за себя не умела, вот и орали на неё со всех телефонов. Да и какая она еврейка, так, пацаки из Жмеринки, иврит не знает, на земле предков никогда не была, свинину употребляет. Ох, грех, съела и я вчера, не удержалась, и всё никак не выходит…»

В пятницу в столовую выбралась в половину третьего. Свинину по-французски, пропечённую в ломтиках ананаса, расхватали к полудню журналистки и пресс-служба. Свинину по-княжески, нашпигованную киви, расхватал секретариат председателя. Свинину по-польски, усыпанную цедрой и корицей, унесли в банкетный зал, где принимали делегацию из региона. Свинину по-таёжному с брусникой стянула из-под носа вездесущая Шушурина, вечно обедавшая одна. Оставалась свинина по-губернаторски, залитая расплавленным тильзитским сыром. Пришлось взять. А к ней ещё салат из кедровых орешков под рукколой в оливковом масле и фаршированные креветки в ореховом соусе. И вот уже сутки некошерное мясо отслаивалось по стенкам желудка и никак не желало перекачиваться в двенадцатиперстную кишку. Живот пучило, а зайти в туалет, вечно переполненный, она стеснялась. Удобства были колхозные, с дощатыми перегородками. Тонька вечно ту́жилась, сгибала больную ногу, скрипела каблуком о выщербленный кафель и болтала о мужиках.

«Эта никогда не стеснялась… А вот Молодую я там ни разу не застала. Юркнет в коридор как мышка и сразу на лифт. Интересно, где она это делает? Может, в ХОЗУ? Там днем никого, но чужих не любят. Значит, своя».

Туалеты после капитального ремонта так и не отремонтировали. Ассигнования утекли на сверкающий холл, выложенный скользкой плиткой проход между зданиями и подрыв двухмаршевой лестницы для торжественных приемов, которая вела на второй цокольной этаж и по которой когда-то спускался сам Ельцин. Так решили изолировать vip-сектор.

Перед глазами опять возник вчерашний мальчик… Какой нежной и ласковой она была бы с ним и как долго бы наслаждалась его стыдливой неопытностью, рельефной белизной и упругой неутомимостью, если бы он приехал к ней на дачу, где нет мамы! Но все эти радости доставались другим.

«Надоело всё!» – крикнула она вчера в управлении государственной службы и кадров, когда её опять вызвали в пять часов и сунули кипу внутренних распоряжений дээспэ[50], которые пришлось проверять до полуночи. Никто не проронил ни слова, а когда сгребла в охапку проклятые папки, пожелали спокойной ночи. А в 22.00 зазвенел хайком и, скрадывая зевоту ладошкой, с ненавистью подняла трубку. Звонил сам Колчак, коротко сообщил, что завтра будет внеочередное заседание палаты и велел обязательно быть. Ей вызвали разгонную машину и отвезли домой. Она успела слегка отоспаться, а утром тихонько позавтракала: мама так и не встала с постели и похрапывала в старческом сне… Но доверие льстило самолюбию. «Знают, что Молодая не справится, вот и вызвали сегодня в субботу, на внеочередное заседание».

Кишечник требовательно забурлил. В отхожем месте сейчас никого: суббота, народу немного. Но момент был неудобный: ей вот-вот должны были принести проект постановления.

– Уважаемые члены Совета Федерации, – загрохотал голос из динамика, – просим вас не покидать зал заседания, и вернуться в зал.

Одно и то же диктор повторил несколько раз.

Она ткнула кнопку на ручном пульте, и проснулся монитор.

На экране висела скучная заставка: ведомственный телеканал отключили. Заседание верхней палаты парламента было закрытым и не транслировалось. Обычно его показывали в цвете. Тогда сбегались девочки со всех комнат и обсуждали новый костюм председательши, фасон и цветовую гамму.

«Вертятся, гадают, фуксия или аквамарин, лица не повернут. Молодая мне выговаривает про дурное дыхание… А что делать, если паста не помогает?».

Зазвонил городской телефон. Звонила товарка из нового управления оргобеспечения с другого конца здания.

– Светка, проект тебе несут. Слышь, кворума-то нет… Колчак пошел в курилку, гонит членарей в зал…

Вспомнилась вдруг заполошная беготня в обеих палатах парламента, когда началась кампания по борьбе с курением. Сколько раз они с Тонькой перелопачивали законопроекты, корпели на каждой буковкой, сколько было совещаний, скандалов, разбирательств. И наконец приняли. А летом ездила в Зубцов на дачу – на платформах, как курили, так и курят и делают это нарочно. И контролеры тоже курят. И хозяйка, хохлушка, дымит в приёмной как паровоз.

«Не нужны никому наши законы. Всё это враньё и обман президента».

Память, растиравшая душу в труху, безжалостно подсказывала вчерашний крик новой начальницы.

«“Ничего не добилась в жизни… Смрадная туша… Висишь на мальчиках…” Это я-то? А сама, как прислали из социалки курьера, юбку скорректировала, колени слегка раздвинула… Думаешь, я не видела?..»