Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык

Основные силы союзников стали готовиться к сражению, стремясь опередить подход русских войск. Наблюдательные посты союзников по мере приближения к ним противника сворачивались и отходили к основным силам. Все этот делалось так тщательно, что ни один из русских источников не говорит о том, что они знали о своем обнаружении и для них уже готовится встреча.

Правда вначале сам Алонвиль не мог поверить, что русские сами идут в приготовленную для них западню. Казалось, он боялся спугнуть их, и в первых отправленных им донесениях было утверждение, что это

лишь демонстрационное движение.{271} Однако через некоторое время, увидев, что происходит постоянное усиление русских, генерал сделал вывод, что Горчаков двинул всю свою армию. К этому времени французские дивизии были подняты, экипированы, выведены на позиции и ждали приказ о начале действий.

Через непродолжительное время к Черной начали выдвигаться союзные резервы. Еще до первых выстрелов все пространство фронта вдоль западного берега р. Черной уже было занято английскими, французскими, сардинскими и турецкими войсками. Три французские дивизии подошли к Федюхиным высотам и расположились за ними.{272} Английская и французская кавалерия в соответствии с планом блокировала проходы между высотами, перестроившись для атаки, в случае прорыва русской кавалерии.

Выдвигавшиеся на помощь пехоте Эрбильона дивизии генералов Дюлака и Монтеружа, подошли уже после того, как сражение было завершено. К тому времени «…русские удалились… все уже было кончено; к великому сожалению этих дивизий, пострелять им не довелось».{273}

Кстати, многие современные исследователи ошибочно включают эти части в число участвовавших в сражении. Вероятно, этим они преследуют единственную цель: показать численное превосходство союзников (в первую очередь французов) над русскими в сражении. К этому вопросу мы еще вернемся.

Пока же войска противников только сближались, пребывая в полной тишине и уверенности в собственном превосходстве. Через несколько минут все изменилось…

АРТИЛЛЕРИЙСКИЙ ОБСТРЕЛ ФЕДЮХИНЫХ ВЫСОТ

«Чем лучше пехота, тем больше нужно беречь ее и поддерживать хорошим батарейным огнем».

После того как громадные массы русских войск начали свое движение, постепенно втянувшись в петляющие по ущельям колонные пути, главнокомандующий князь Горчаков принял решение о переносе своего штаба на новое место. Свитская кавалькада отправилась в путь с Мекензиевых гор к новому редуту.

Ничто не предвещало беды. Если верить генералу Зайончковскому, то «…движение в ночь с 3-го на 4-е было произведено вполне скрытно, и войска без помехи сосредоточились к указанным в диспозиции исходным для атаки пунктам».{274}

Конечно, вопрос о скрытности можно подвергнуть сомнению, так как к этому времени уже фактор внезапности остался недостижимым желанием, но это еще не было явным предвестником грядущей беды. Не будем сейчас сосредотачивать внимание на этом. В конце концов, почти всегда противник рано или поздно обнаруживает опасность и атакующему приходится решать две задачи:

— как оттянуть это время;

— как сохранить возможность не отойти от ранее запланированного. Насколько это удалось русским — скоро станет ясным. Ход сражения все расставит на свои места.

С началом рассвета открыла огонь вся русская артиллерия, находившаяся в первой линии, а также под прикрытием кавалерии вышедшая к Черной. Батареи были расставлены лично начальником артиллерии корпуса генералом Гагеманом (Гагаманом). Русскую артиллерию недаром считали лучшим из родов войск и лучшей в мире. Орудия заняли обозначенные позиции, оставалось только дать команду на открытие огня.

Вскоре она прозвучала. Пороховой дым смешался с утренним туманом, густую завесу разрывали молнии орудийных залпов. Склоны Федюхиных высот покрылись взметнувшейся в воздух землей перемешанной с камнями, а рикошетирующие осколки с жутким свистом уносились в стороны.

Горчаков ни на йоту не отходил от правил завязывания боя, установленных в русской армии середины XIX в. Согласно им, «…при наступлении, боевой порядок подходил к неприятелю на расстояние дальнего пушечного выстрела, 400–500 саженей, откуда начиналось артиллерийское состязание сторон. Это время служило для производства рекогносцировки противника и окончательного изменения боевого порядка в зависимости от собранных сведений.

После более или менее продолжительной артиллерийской стрельбы уже принятый войсками боевой порядок двигался вперед, и подойдя к противнику на 300–350 саженей, вновь приостанавливался для подготовки в данном случае атаки огнем. Артиллерия с этой позиции продолжала действовать по артиллерии, а застрельщики завязывали бой с рассыпанными частями неприятельской пехоты, оттеснив их, обстреливали неприятельскую артиллерию и сомкнутые части неприятельской пехоты. При дальнейшем наступлении пехоты вперед, с ней двигалась и артиллерия по дистанции картечного выстрела (400–500 шагов), откуда покровительствовала пехотной атаке своим огнем».{275}

Как и следовало ожидать, несмотря на внушительность, огонь пушек не принес ожидаемых результатов. Ведя его на дистанцию более 1200–1500 м, русская артиллерия могла с сомнительной эффективностью обстреливать лишь незанятые противником восточные скаты Федюхиных высот. Не благоприятствовал и утренний туман, закрывший видимость, а усугубленный пороховым дымом, приводил лишь к напрасной трате зарядов. Понимавший это Реад, «…видя, что снаряды наши рвутся, не достигая неприятеля, приказал прекратить огонь».{276}

Несколько слов об эффективности обстрела артиллерией восточных склонов Федюхиных высот.

Во-первых: по каким целям велся огонь? Как мы знаем, основная часть неприятельской пехоты находилась в окопах или на обратных скатах высот. По словам Базанкура, на склонах находилось минимальное число людей и три артиллерийские батареи. Сосредотачивать огонь нескольких батарей на предмостном укреплении было делом неоправданным и чересчур затратным в смысле расхода боеприпасов. Единственная французская батарея де Сайле, выдвинутая вперед для поддержки предмостного укрепления, хоть и оказалась в зоне огня, но пострадала совсем незначительно. Орудийные расчеты попросту отсиделись в заранее приготовленных ложементах и появились у орудий лишь тогда, когда атакующая пехота русских вышла на дистанцию картечного залпа.

Во-вторых: как осуществлялось прицеливание и внесение поправок? Не берусь сказать достаточно точно, но с уверенностью можно предположить, что в условиях плохой видимости оно было весьма условным, а в результате задымления после нескольких залпов, отсутствовало вообще. Безветрие раннего утра не позволяло пороховому дыму быстро рассеиваться, интенсивная же стрельба только усугубляла ситуацию. Пример тому — вышеупомянутая французская батарея. Простояв под огнем, она не только не потеряла ни одного орудия, но и ни одного из солдат, которые, как мы говорили, с началом обстрела разбежались по окопам, а после его прекращения вновь собрались возле орудий.

В-третьих: какими снарядами вела огонь артиллерия? Картечь, тяжелая ли, легкая ли — исключалась. Не позволяла дистанция. Гранатами возможно был обстрелян мост и предмостное укрепления, позиция передовой стрелковой цепи у канала. По склонам высот использовались преимущественно ядра. С учетом плотности грунта можно говорить, что большая их часть рикошетировала и улетала через позиции союзных войск. Такое ядро в лучшем случае прибило кого-нибудь в обозе или в резервной бригаде Клера, но только не нанесло какого-нибудь заметного ущерба передовым позициям войск. По крайней мере, воспоминания французских участников сражения на Черной речке свидетельств о высокой эффективности русской артиллерии не содержат.

Сложив все вышеизложенные факторы, мы поймем, почему Реад приказал прекратить обстрел высот. С одной стороны генерал увидел его бесполезность, с другой, ошибочно посчитав оставление французской пехотой предмостного укрепления и отход их передовой цепи достигнутым результатом, обеспечивавшим ему успешную атаку.

Эта ошибка дорого стоила русской армии!

РОКОВОЙ ПРИКАЗ

«Война — это царство случая».