Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

«Удивительное дело, – думал я, – она вертит мною как хочет. Даже Лии это не удавалось. С ней я бы ни за какие коврижки не пошел в «Дикий Запад». А с Ведьмой скорее всего пойду, а сопротивляюсь исключительно из принципа. Не желая сдаваться без боя. Хотя какой там бой!» Драться можно с тем, кто уязвим, а Ведьма была неуязвима, и обидеть ее было невозможно. Она смотрела на меня снисходительно, как взрослая опытная женщина на прыщавого юнца, дующего губы.

Глава 24

Ковбойские развлечения

«Дикий Запад» – название с отечественной точки зрения нелогичное. «Запад» для нас всегда был образцом для подражания и колыбелью цивилизации. Недаром существует термин «западная культура» в отличие от «восточной», которая к нам тоже, правда, не имеет ни малейшего отношения. Мы – посередине. Смысл слова «дикий» объяснять не нужно. А все вместе – «Дикий Запад» – полнейшая бессмыслица в наших широтах. В Штатах подобное название естественно, а у нас следовало бы добавить «США» – «Дикий Запад США».

Ну да ладно, суть не в том. А в том, что мне это место не понравилось с самого начала. Не понравились бегающие огни в названии, не понравился неоновый сине-розовый ковбой верхом на мчащейся лошади, не понравился толстомордый вышибала в ковбойском костюме и широкополой шляпе. Он скользнул по нас взглядом наемного убийцы, высматривающего, куда лучше всадить пулю, изучил пригласительные билеты и только после этого посторонился, давая пройти. При виде его недовольной физиономии настроение мое упало до нижней отметки, но, как оказалось в дальнейшем, это были только цветочки. Ведьма, кажется, была вполне довольна и не обратила ни малейшего внимания на вышибалу. Что натолкнуло меня на мысль, вернее, на вопрос: почему ей хамская рожа служителя по фигу, а мне нет? Почему? Нервы крепче? Или самоуверенности больше? Не знаю, не знаю… нужно будет поразмыслить об этом на досуге.

Внутри заведения было людно. Мы словно окунулись в своеобразную атмосферу, состоящую из ровного гула голосов, звяканья бокалов, душноватого запаха парфюмов, жаренного на углях мяса и музыки. Светился неярко бар, мерцая разноцветными этикетками бутылок. Зал утопал в полумраке. Звучало синкопированное кантри, сопровождавшее гнусавый, невыразительный голос певца. Официанты, разумеется, были наряжены ковбоями, но в отличие от вышибалы, шляп на голове не имели. Вместо шляп у них были косички. Длинная бахрома на рукавах их курток напоминала крылья. Крылья летели им вслед, создавая оптический эффект ускорения. Нас проводил к столику приветливый молодой парень с серьгой в левом ухе, протянул меню, улыбнулся, заглянув мне в лицо.

Глаза мои привыкли к полумраку, и я стал рассматривать зал и соседей. Стены ресторана были украшены чучелами бычьих и оленьих голов на резных щитах темного дерева. Печальные их глаза смотрели поверх людей. На толстых ветках, воткнутых в стены, сидели совы, тетерева и белоголовые орлы, потускневшие от пыли, что было заметно даже в полумраке. Над баром словно парил массивный череп какого-то парнокопытного – бизона, судя по размерам, – с плоским лбом, глубокими провалами глазниц и торчащими в разные стороны, как на шлеме викинга, рогами. С аккуратной черной дырочкой в центре выпуклого желтоватого лба. То ли настоящей, то ли проделанной для колорита. В углу, справа от сцены, в стеклянном шкафу сидел индеец с перьями на голове и длинной черной косой, перекинутой на грудь. С трубкой в руке. Из трубки поднималась тонкая струйка дыма. Живой? Или тоже чучело? Я посматривал в его сторону, надеясь уловить малейшее движение за стеклом, но индеец был неподвижен и ни разу не поднес ко рту дымящуюся трубку. «Манекен, – решил я. – Кукла». Он почему-то беспокоил меня, и я взглядывал в его сторону снова и снова, пытаясь рассмотреть лоснящееся бронзовое широкоскулое лицо. Дым из трубки поднимался кверху, и над головой индейца висело легкое сизое облачко. Он сидел один в своем мире, отделенный от живых стеклянной стеной, равнодушный, бесстрастный, глядя в пространство блестящими бусинами глаз. Под его ногами в мокасинах стелилась жухлая серая пластмассовая трава. «Интересное местечко», – думал я.

Народ вокруг был разношерстный, одетый пестро, как из театральной костюмерной, гомонливый. Женщины в открытых платьях с блестками, сильно накрашенные, увешанные сверкающей бижутерией. Длинноволосые мужчины в рубашках с рюшами, атласных пиджаках, с цепочками и браслетами. Глаза мои скользнули по соседнему столику и наткнулись на взгляд женщины, в упор меня рассматривавшей. Это была крупная яркая блондинка в открытом белом вечернем платье с длинной сигаретой в руке. Она улыбнулась мне и выпустила в мою сторону сизую струю дыма.

– Вы ему понравились! – сказала Ведьма, гадко ухмыляясь.

– Кому? – не понял я, переводя взгляд на нее.

– Этому… этой блондинке!

– Этому?

Я присмотрелся. Широкие плечи, бицепсы, слишком мощные для женщины, мускулистая шея, грубоватое, густо раскрашенное лицо, довольно красивое. Брови домиком. Неужели мужчина? Блондинка, заметив мой интерес, сложила губы, как для поцелуя, подмигнула и выразительно дернула подбородком в сторону выхода. Я отвернулся.

– Мне здесь нравится! – прокричала Ведьма. Глаза ее блестели, она поминутно облизывала губы. Было жарко. Публика состояла в основном из завсегдатаев. Казалось, все здесь знают друг друга. Мужчины и женщины (я судил только по одежде), преувеличенно радостно визжа, бросались навстречу вновь прибывшим, обнимались, звонко чмокали в обе щеки, после чего те начинали шумно рассаживаться. Я с подозрением исподтишка рассматривал женщин, стараясь не смотреть в сторону блондинки. Другие женщины вокруг меня были, кажется, настоящими. Или нет? Я уже ни в чем не был уверен. Я не пуританин, уверяю вас! Я человек самых широких взглядов и ничего не имею против представителей сексуальных меньшинств, но… Не успев додумать мысль, я неосторожно встретился взглядом с блондинкой, и она снова подмигнула мне. Я почувствовал, как запылали щеки. Вот привязалась! Хорошо, хоть знакомых нет.

– Нонна сказала, у них ребра классные, – сказала Ведьма, возвращая меня в реальность.

– Что? – не понял я. – У кого ребра?

– У вас, Вячеслав Михайлович, одни женщины на уме, – съязвила она. – Свиные! Свиные ребра. Нонна говорит, нужно заказывать ребра. Вы свиное мясо употребляете?

Последнюю ее фразу я пропустил мимо ушей, раскрыл пестро раскрашенную книжку меню и стал искать ребра. Вдруг почувствовал легкий толчок, и в спину мне уперлось что-то мягкое. Я оглянулся. Пышная брюнетка, чем-то неуловимо похожая на Лию, протискивалась мимо меня к соседнему столику с блондинкой. «Извините, ради бога!» – манерно пропела она, нагнулась и пощекотала жестким локоном мое ухо. Я почувствовал, как глубоко в ушной раковине срезонировал ее высокий ненатуральный голос, отчего там сразу засвербело. Она оперлась ладонью о мое плечо. Я подался вперед, бормоча: «Ничего, пожалуйста». Ухо мое прижалось к ее руке, и она тут же ущипнула меня за щеку, царапнув длинными ногтями. «Да что же это такое! – подумал я в отчаянии. – Проходу нет от этих баб!» – и отдернул голову, как лошадь, укушенная слепнем. Брюнетка, проелозив животом по моим лопаткам, наконец добралась до подружки, и та, радостно завизжав, поднялась ей навстречу. Наблюдая взрыв восторга, объятия и поцелуи, я усомнился в том, что блондинка – мужчина. Хотя, с другой стороны… Они стояли, обнявшись, визжа от радости, рослые, большие, с широкими плечами и шеями борцов. «Черт их знает!» – решил я, так и не придя ни к какому выводу.

Нам принесли блюдо, которое в меню называлось «смешанный гриль» и состояло из безголового скелета небольшого животного, из позвоночника которого торчали полукруглые ребра, котлеты-гамбургера, жареной картошки, нескольких кружков помидоров и горки салатных листьев. Кетчуп подавался отдельно в маленькой толстой бутылочке. Вся снедь красиво лежала на больших овальных блюдах. Официант ловко расставил блюда и кетчуп на столе и присовокупил две длинные литровые кружки со светлым пивом.

– Я заказала пиво, – сказала Ведьма. – После мяса и жареной картошки всегда хочется пить. Вы любите жареную картошку с мясом, Вячеслав Михайлович?

Я оторопело смотрел на нее. Она, мило улыбаясь, смотрела на меня. Не дождавшись ответа, добавила:

– Грубая, конечно, еда. Настоящая ковбойская. Не для вас, я понимаю, но другой здесь нет. Ни устриц, ни эскарго, ни спаржи, к сожалению, здесь не подают.

Она была неприятна мне своей синусоидной ухмылкой, своими издевками, своими вечными остротами. Удивительно, как много яду было в женщине, сидящей напротив. Она как будто мстила мне за что-то. Утешив себя тем, что она мне тоже не нравится, я взялся за вилку.

На сцене, оказывается, уже шло представление. Сдобная девица, разумеется, в ковбойском наряде – расшитой блесками курточке и таких же шортах и сапожках, скакала по сцене, крутя над головой лассо. Пляска ее сочетала элементы танца и художественной гимнастики. Резво передвигаясь по сцене, девушка сбрасывала с себя одежки. Первой полетела в угол сцены расшитая курточка, затем – шляпа, за ней – белая манишка с техасским галстуком-шнурком, после чего пришел черед штанишек. Извиваясь, она взялась за молнию, медленно потянула замочек вниз, потом вернула на место, потом повторила все сначала, вращая бедрами. В итоге она осталась в символическом бикини – узкой блестящей полосочке, сооруженной из американского звездно-полосатого флага, на бедрах и двух таких же кружка́х, прикрывающих соски округлых молочных желез. У нее было прекрасное тело, достигшее той грани пышности, за которой начинается избыточный вес. Она вся состояла из приятных глазу выпуклостей, а когда повернулась к зрителям задом и нагнулась, публика радостно взвыла. Я почувствовал, что настроение мое слегка приподнялось, и тут же поймал на себе уничтожающий взгляд Ведьмы, о которой забыл начисто.