Московский бенефис - Леонид Влодавец

Я стала расчесывать волосы и обнаружила новый повод для расстройства: в одной из первых же прядей мне попался седой, совершенно седой волос! Это было так неприятно, что утро показалось мне вновь испорченным и весь этот замок дона Альфонсо стал казаться мне совсем мрачным… Наскоро закончив причесываться и не забыв, разумеется, выдернуть седой волос из головы, я надела шпагу, сунула за пояс пистолеты и спустилась во двор. На просохших каменных плитах кое-где поблескивали мутноватые лужи, заливисто перекликались птицы. Пахло сыростью, немного гарью. По звонким ступеням лестницы я поднялась на стену. За рекой стоял не тронутый пожаром зеленый, вымытый и освеженный дождем лес, а вокруг замка дона Альфонсо вплоть до самой бухты все было выжжено. Пожар стер зеленые краски на целую милю от реки с севера на юг и от бухты с запада на восток. Всюду торчали и валялись обугленные стволы пальм, уничтоженные огнем другие деревья… Дождь вбил пепел в землю и, казалось, навеки покрыл ее серой коркой. Я оглядела остров, обойдя по стене весь замок. Нет, дон Альфонсо, неудачно вы выбрали место для своей крепости. Сейчас положение ее улучшилось, так как теперь со стены была видна бухта. А раньше любой корабль мог зайти в бухту незамеченным. Впрочем, возможно, что у дона Альфонсо было еще какое-либо укрепление. Надо будет прочитать получше все его бумаги…

Больше всего меня сейчас интересовал вопрос: уцелел ли кто-нибудь с потопленного бомбой фрегата под английским флагом? Бесспорно, какие-то шансы были и у тех, кто находился на взорванном корабле, и у тех, кто оказался в горящем лесу. Кто-то мог избежать смерти. Вероятно, спаслись — если вообще кто-нибудь спасся, — но не более десятка. Куда они могли скрыться?

Вчерашний дождь был нешуточный. Его лучше всего пережидать в таком месте, где на голову не будут падать вывороченные с корнем деревья. Лучше всего пережидать такую грозу в каменном доме или в пещере. Тогда наиболее вероятно, что те, кто уцелел от лесного пожара, оказались в южной части острова, у скал. Где-то там они могут скрываться и сейчас.

Конечно, мне хотелось бы верить, что все негодяи погибли, но осторожность заставляла предполагать худшее. Возможно, сейчас они прячутся где-нибудь, убежденные, что по острову рыщут вооруженные до зубов солдаты. Но рано или поздно они рискнут и выйдут на разведку, поймут, что никакого гарнизона нет, и… в одну прекрасную ночь мы можем не проснуться. И это лишь самый оптимистический вариант, ибо, разобравшись, что перед ними женщины, разбойники скорее всего не дадут нам умереть спокойно. Для свойственных пиратам грубых утех им даже Мануэль может пригодиться.

Разглядывая в подзорную трубу выжженную пустыню, я внезапно услышала какой-то неясный, глуховатый, но ритмичный звук. Для ударов топором по дереву он был слишком частый, к тому же слышался он не от леса, а со стороны бухты. Звук становился все более отчетливым, и я начала вспоминать, что слышала где-то нечто подобное…

Около полугода назад О'Брайен зашел в устье Ориноко, чтобы пополнить запас пресной воды. Вода была мутная, илистая, и он велел процедить ее через мешковину и песок. Бочек было много, вода цедилась медленно, а потому работа затянулась допоздна. Майкл не хотел понапрасну утомлять своих людей, а потому решил сниматься с якоря утром. Он пришел ночевать ко мне, мы приступили к ужину и уже хотели отослать Роситу, дабы приступить к делам интимным, как вдруг О'Брайен, до того вальяжно сидевший с бокалом вина и моловший обычный вздор, которым имел обыкновение меня развлекать, встрепенулся и подошел к окну каюты…

— Боюсь, сеньора, что сегодня ночь будет весьма неспокойная, — произнесон уже не шутливым тоном. — Ты слышишь, это индейские барабаны…

Я услышала в ночи точь-в-точь такой же звук, какой доносился только что…

Та ночь в устье Ориноко была тревожной, но не более того. Хотя капитан не на шутку опасался ночной атаки индейских пирог и канониры провели всю ночь у пушек, заряженных картечью, никто к нам не сунулся. Однако неутомимый гул многочисленных барабанов, нервный, ритмичный, сводящий с ума, страшащий какой-то сверхъестественной силой, не давал мне сомкнуть глаз до самого восхода солнца. Едва рассвело, О'Брайен велел поднимать якоря и спешно покинул жутковатое место…

И вот сегодня я услышала вновь этот ритмичный гул. Правда, он поначалу был намного слабее, чем тот, что мы слышали сквозь шум прибоя, находясь в полумиле от берега. Но тот гул, доносившийся из прибрежных зарослей, был монотонный и мерный. А сейчас я явственно ощутила, что гул нарастает, приближается ко мне, неся с собой все ту же мистическую угрозу…

Он становился все громче и громче, и я поняла, что мне нужно скорее звать на помощь Роситу и Мануэля, а может быть, и освобождать из-под стражи Рамона, хотя он со своими ранами мог помочь нам скорее лишь советом. Если, конечно, захочет.

Да, гул шел с моря. Громкие удары, отражаясь от скал у входа в бухту, усиливались и становились еще страшнее.

Вскоре я увидела первую пирогу. Узкая, остроносая, раскрашенная в какие-то пестрые тона, она появилась из пролива, обогнув скалу, и стала быстро приближаться к берегу. В ней сидело не меньше полусотни меднокожих, длинноволосых мужчин, которые под ритм барабана дружно гребли веслами-лопатами с обоих бортов. Следом за первой из пролива показалась вторая пирога, затем третья, четвертая, пятая…

— Боже мой! — вырвалось у меня.

Опрометью я сбежала со стены во двор замка, бросилась в дом, на кухню… Мануэль и Росита возились у плиты.

— Скорей! — закричала я, запыхавшись. Они бросили все и побежали за мной на стену.

На берегу уже толпились индейцы, вытащившие на берег свои пироги. Там были не только мужчины, но и женщины, старики, дети. На первый взгляд, их было несколько сотен. Многие уже бродили по острову, но большинство не решалось далеко отходить от пирог, ибо их пугал, как мне показалось, вид замка, а также выжженная вчерашним пожаром земля…

— Ну и место же мы нашли! — стараясь воодушевить Мануэля и Роситу, пошутила я. — Каждый день у нас приемы! Вчера прибыли пираты, сегодня навестили дикари… Это ты нас завез сюда, Мануэлито!

— Нет, сеньора! — серьезно ответил этот глупыш. — Это лодка нас сюда привезла! А что, это и есть голландцы?

Я чуть не прыснула, несмотря на всю серьезность момента. Похоже, Мануэль никогда не поймет разницы между индейцами и голландцами!

— Нет, — сказала я. — Это индейцы. Дикари!

— Тогда в них надо выстрелить из пушки, — посоветовал малыш.

Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, как быстро общение с белыми влияет на черных! Бабка этого черномазика еще не так давно бегала в Африке вместе с обезьянами по веткам, а он уже советует, что делать с краснокожими дикарями! Он уже знает, что по диким можно пальнуть из пушки. Впрочем, тут я виновата сама… Однако мысль пальнуть мне показалась не слишком уж плохой. Дикари народ неприятный, особенно на пустынном острове…

— Смотри за ними в трубу, Мануэль! — приказала я. — А ты, Росита, пойдешь со мной, надо зарядить пушки.

Опять, как и вчера, мы вытащили бочку с порохом, картечь, пыжи и инструменты. Мануэль тем временем сообщил:

— Они поймали белых людей, сеньора!

— Каких? — спросила я.

— Наверное, тех, с корабля…

— Сколько?

— Я вижу… один, два, три, четыре, пять…

— Пять?

— И еще есть, сеньора, только другой рукой я держу трубу и загибать неудобно…

— Ладно, тащи ведро! Наверх, Росита, живее! Пока мы заряжали пушку, Мануэль рассмотрел еще кое-что:

— Дикие люди зажгли костер!

— А белые?

— Белые… — Мануэль замялся, — белые стоят, а красные вокруг них.

— Ну и что? — спросила Росита. Мануэль не ответил.

— Что тут происходит, кузина? — услыхала я голос из-за спины. По лестнице на стену, опираясь на палку, поднимался Рамон. Для меня так и осталось загадкой, как он выбрался из заключения…

— Ваших друзей с фрегата, похоже, собираются съесть, — сказала я, указывая на берег бухты.

— Вы, стало быть, считаете, что они это заслужили? Мануэль с Роситой зарядили еще одну пушку и подошли ко второй.

— Нет, слава Богу, я христианка, — ответила я на вопрос Рамона. — Быть может, их следует повесить, а может быть, сжечь живьем, но съесть — это уж слишком.

— Дай-ка мне трубу, черномазый! — сказал Рамон, отбирая подзорную трубу у Мануэля. — Так… Прекрасно! Свежуют… Смотри-ка, забили самых худых. Вот как… Марселино, стало быть, а также этого скрягу по кличке Полпесо. Оба прохвосты, каких мало, туда им и дорога! А Альберто Карриага, наверно, будут к празднику откармливать… Половины его окорока хватит, чтобы все племя нажралось до отвала…

— Господи! — воскликнула я. — Да вы изверг, изверг рода человеческого, Рамон!

— Нельзя так говорить с доньей, — сказал Мануэль очень строго. — Хоть она и ваша кузина…