Сборник эссе - Авраам Покой

Причиной стала пациентка — упитанная обозревательница столичных журналов, ярко ругающая мужской пол и бытовые неудобства. Явившись на приём в джинсах и бусах в перерывах между двумя экзотическими поездками, она строго спросила меня:

— А вообще, когда это всё кончится? Я про Кавказ.

— Нескоро, дитя моё. — ответил я. — Он древний, над ним ещё птеродактили летали.

— Меня выбешивает просто, что столько нерешенных проблем, а наши взялись помогать каким-то одним чуркам против других. — продолжила гостья. — Паспортов им пораздавали… Я уже сколько времени как с Украины приехала, а гражданства мне пока никто не предлагал. Почему сначала со мной разобраться не могли? Дали им 500 миллиардов для начала, а я от этого государства слышу только — "рожай, мы воюем, нам пушечного мяса нового нужно"! Вот фиг я буду им рожать. Рожу, потом соавтор ребенка тю-тю, естественно. И чего мне потом? А я молодая, красивая, ездить люблю, я еще в Грузии не была, а там дешево…

На этом месте я всё понял и властным жестом сунул посетительнице белую шоколадку.

Дама оказалась носительницей инопланетного заболевания, созданного с целью окончательно дезориентировать Человечество. По моей просьбе проф. Инъязов придумал для него ярлык «Гришковечность», имея в виду общую для больных тягу к комфортному безвременью и творчество знаменитого деятеля культуры Е. Гришковца.

Суть гришковечности в том, что подцепившие её норовят любой стабильный период собственной жизни считать вечным и неизменным состоянием мироздания. Всё, что нарушает его, воспринимается гришковечными больными как акт агрессии, направленной лично на них. Любопытно, что гришковечные вполне допускают хаос на уровне собственных поступков. Они лично дозволяют себе халтурить, скандалить, увлекаться, расходиться и бросаться тяжелыми предметами — но категорически отказывают в этом праве окружающему миру.

Мир, состоящий в их представлении из ряда кафе, мест работы, магазинов и двух видов заграницы (дорогая и дешевая), обязан работать как часы. То есть не хамить, организовывать посиделки, платить вовремя, жрать что гришковечные ему дают и — ни в коем случае не дорожать.

…Появилась гришковечность не вчера. Еще древние обитатели Междуречья полагали, что мир зиждется на ирригационных сезонах Тигра и Евфрата, текущих к морю исключительно для выращивания фиников и продажи их окрестным народам. Мир был настолько ясен, что в нем появились даже специально обученные боги, обметающие женские пальмы пыльцою с помощью специальных метёлок. Эта вечность продолжалась около полутора тысяч лет, пока соль, содержащаяся в реках в малом количестве, не сделала почвы непригодными для финиководства.

С тех пор время неимоверно ускорилось, но всякая новая эпоха порождала всё новые разновидности гришковечности. Апофеозом её разумеется, стало Новейшее время. Сперва петербургские поэтессы, привыкшие к вечности с шампанским и пахитосками в "Бродячей собаке", недоумевали, что это за революция такая и почему им не нашлось после неё места. Затем мюнхенские банкиры, привыкшие отстёгивать и договариваться, не поняли, с чего это к власти пришли психи и почему теперь им из-за национальной принадлежности нужно бежать за океан, бросив всё. Уже в недалёкое от нас время короли посиделок в европейских пабах и бразери, переставшие заводить детей, но не наращивать потребление, не поняли, что за черномазые завелись в их чистых городах.

В наши дни и в наших широтах гришковечные недоумевают, с чего этому миру, задолжавшему им еще столько дискомфорта, вздумалось воевать с одной из Дешевых Заграниц. Разумеется, они подозревают, что сделано это с целью заработать материальных благ. Причём тех самых, на которые вполне могли рассчитывать бы они.

Прекрасным образчиком сегодняшней гришковечности является новая книга известного публициста Д.Быкова «Списанные». Её сюжет сводится к тому, что лирическому герою, халтурящему, увлекающемуся, беседующему за алкоголем и ездящему по дешевым заграницам, внешний мир вдруг сокращает возможности продолжать в том же духе. Проведя собственное расследование, герой обнаруживает, что виноват во всём непосредственно Бог. Ему, понимает герой, доставляет удовольствие мешать людям жить (то есть халтурить, увлекаться, расходиться, скандалить, вести беседы за алкоголем и ездить по дешевым заграницам). И поэтому Создатель подкидывает им бытовые неудобства. Более гришковечно высказаться невозможно по определению.

…К сказанному остаётся добавить: гришковечные органически неспособны уловить прямую связь своей халтурной ежедневности с глобальными катастрофами. Хотя совершенно очевидно, что мир, в котором упитанная дама в мегаполисе зарабатывает глупой руганью в журналах годовой бюджет непальской деревни, рано или поздно взбунтуется. И в Непале к власти придут маоисты, а другая дешевая заграница от нищеты и зависти изберет себе откровенного дуче и начнёт стрелять по соседям из установок залпового огня "Град".

Космос с чистой совестью отказывается от терапии гришковечности. Она исчезает сама, когда на сконструированные больными мирки обрушиваются большие перемены.

P.S.

Древнее китайское проклятие "May You live in interesting times", воспроизводимое по-русски как "чтоб ты жил в эпоху перемен", впервые появилось на свет в 1950 году в рассказе английского писателя Эрика Фрэнка Рассела "Поворот":)

Гонконгский идеализм, или Слово памяти Макаренко

— Ну и за кого мы воевали? — с упрёком спросил Истинного Учителя Истины (то есть меня) молодой человек с интеллектуальными залысинами.

— А мы с вами что, воевали? — изумился я.

— Посмотрите, что пишут. — пропустив удивление мимо ушей, продолжил гость. — Лагерь беженцев из Осетии… осетинские дети требовали себе конфет, выбрасывали запеканку. Одевались только в новое. И уверены, что теперь им Россия по гроб жизни должна! Я не понимаю, что мы с этими чёрными нянчимся…

Я вздохнул. Из всех видов самообмана самым загадочным является, несомненно, штамм, который проф. Инъязов называет "Гонконгским идеализмом" (ГИ). Этот термин родился у профессора при просмотре классических кунфуйских боевиков, в которых злодеи безошибочно опознаются по синим штанам и гнусным выражениям лиц, а их жертвы — одетые в белое невинные красавицы и немощные мудрые старики-крестьяне.

С точки зрения ГИ-адепта, если его страна впрягается за какой-нибудь горный народ — то народ этот должен представлять собой фольклорный ансамбль из огнеглазых, помешанных на чести мужчин в папахах, скорбно застывающих на фоне пейзажей женщин и глазастых сирот, непрерывно благодарящих за спасение и гуманитарную помощь. В противном случае спасать их, разумеется, не стоило.

Подобный фотошоп действительности ни к чему хорошему не приводит: внимательно присмотревшись к любому землянину, ГИ-адепт обнаружит, что он бесконечно далёк от идеала. И, как следствие, поймёт, что помогать таким несовершенным созданиям нечего. В итоге, последовательно разочаровавшись в народах мира и, под конец, в своём собственном, запущенный случай ГИ поймет, что единственный достойный помощи человек живёт в его квартире. Так Человечество потеряет еще одного бойца за общие интересы, но обретёт еще одного типа, которому всегда недодали.

Между тем, История не знает ни одного примера идеальных жертв (не считая, разумеется, случая в 33 г. н. э.) Народы, освобождённые в ходе русско-турецкой войны, оказались некультурными и хитроватыми пастухами, лишенными благодарности. Народ, спасённый от уничтожения персами в начале девятнадцатого столетия, уже в начале двадцатого попытался устроить геноцид своим соседям. Цыгане и евреи, освобожденные Красной Армией в концлагерях, до войны наверняка считали себя избранными, уводили коней и спекулировали. Но следовало ли русским войскам не освобождать Освенцим?

Космос признает: люди, причём все до одного, потрясающе несовершенны. В особенности это относится к людям, воспитанным как попало или вовсе никак. Но понимание этого не останавливало, к примеру, одного из величайших деятелей XX столетия А.С. Макаренко, превращавшего юных спекулянтов в офицеров, беспризорников в полярных лётчиков, а бандитов — в инженеров и педагогов. Нередко — несмотря на их отчаяное сопротивление.

Для терапии гонконгского идеализма Космос рекомендует краткий курс чтения вслух "Педагогической поэмы" с последующим разбором произведения.

Впечатлень как угроза

Вчера Истинный Учитель Истины (то есть я) решил отдохнуть от геополитики и заняться тем, чего никакая геополитика не поправит — душою взрослого человека. Я позвонил в Воронежскую лабораторию проф. Инъязову, и тот обещал прислать партию свежих геополитиков; затем пришлось выписать рецепт излечения России популярному прозаику (пробежка по утрам, спортзал, мясо, фрукты и брось заниматься вещами, в которых ничего не сыслишь). Словом, я снова почувствовал, что приношу пользу Человечеству. Уже под вечер мне пришлось столкнуться с угрозою, равных которой немного.