Черный мел - Кристофер Эйтс

— Я как Джолион, — тут же сказал Чад.

— Какой сюрприз! — язвительно заметил Марк. — Вы как братья-близнецы, всегда заодно… А ты, мать твою, его комнатная собачка!

— Помолчи, Марк! — велела Эмилия. — Значит, получается двое за и двое против, а я голосую за вето. И хочу объяснить почему. Для меня важнее всего наша дружба. Каких-то свойств и последствий Игры мы никак не могли угадать заранее. И тут никто не виноват, никто из нас. Если бы мы лучше понимали, чем все обернется, то поступили бы по-другому.

Чад фыркнул:

— Эмилия, каким образом право вето, предложенное Марком, что-то изменит? Он получит еще одно задание, и все вернется туда, с чего началось. Вы просто оттягиваете неизбежное. Доброту и порядочность надо отличать от полной бесхребетности. И право вето, по-моему, совершенно бессмысленно. В конечном счете никому от него не будет пользы.

— Собачка тявкает точь-в-точь как ее хозяин, — сказал Марк.

— Пошел ты! Если тебе духу не хватает признаться в слабости, это твоя проблема. Так и быть, я все скажу. Мне наплевать. Марк, я играю здесь лучше, чем ты. Пусть ты лучше нас всех разбираешься в десяти измерениях, но о нашей Игре ты понятия не имеешь. До сих пор мне доставались самые легкие задания, но если я вытяну самое трудное, то выполню его без нытья. Истерик закатывать не стану. Знаешь, мне даже хочется проголосовать за твое дурацкое вето, чтобы посмотреть, как ты снова облажаешься. Умей проигрывать достойно, по-мужски. Ты не выиграешь сейчас. Выигрыш твой может быть… разве что в другой жизни.

— Гав-гав-гав! — Марк изобразил рукой челюсти. — Р-р-р-гав!

— Джек, — сказала Эмилия, — твоя очередь голосовать.

— Знаю, знаю. Перед этим я хочу кое-что сказать. — Джек с мрачным видом опустил голову.

— Ладно, Джек, — согласилась Эмилия, — только по делу.

Джек задрал голову к потолку и немного помолчал, набираясь храбрости. А потом спросил:

— Неужели только мне кажется, что Дэ в своей шляпе похожа на средневекового трубадура? То есть… где твоя долбаная флейта, сэр Ланселот?

Эмилия замахнулась на Джека ногой, но он ожидал этого, ловко уклонился от удара и с невинным видом спросил:

— Что, я не вовремя?

— Голосуй, Джек! — приказала Эмилия и вздохнула.

Джек пожал плечами:

— Мне показалось, атмосфера в комнате стала какой-то… ледяной. Не знаю, заметил ли это кто-то еще, кроме меня. Но, должно быть, все дело в шляпе Дэ, ни о чем другом я просто не могу думать. И пусть она, мать ее за ногу, выскажется!

Дэ фыркнула, и всем показалось: атмосфера действительно немного разрядилась.

— Джекки, напрасно ты считаешь, что Средневековье вышло из моды.

— Да неужели?! — воскликнул Джек. — Не вышло, значит? О, как я ошибался!

— Перестань, Джек, — Эмилия, как ни старалась, не смогла скрыть едва заметную улыбку, — мы говорим о серьезных вещах…

— Я за вето, — сказал Джек. — Извините, Джолион и Чад. Теоретически я всей душой с вами. На сто процентов. Но на практике сейчас я думаю именно так. — Джек сглотнул слюну и посмотрел на Джолиона, но тот отвернулся.

— Три голоса за вето, два против, — подытожила Эмилия. — Дэ, к сожалению, теперь все зависит от тебя.

Дэ сняла шляпу и пригладила волосы. Она как будто совсем не задумывалась перед ответом.

— Я против вето, — сказала она.

— Твою мать! — не выдержал Марк. — Почему? Дэ, какого дьявола?

— Я не должна объяснять, — ответила Дэ. Она снова надела шляпу и сдвинула ее вперед и чуть набок.

Эмилия бросила на Дэ озадаченный взгляд, а потом поспешно повернулась к Марку:

— Извини.

— Но ведь я не проиграл голосование, — возразил Марк.

— Ты его и не выиграл, приятель, — сказал Джек.

— Нет, не проиграл! А идите вы все знаете куда? Я выхожу из этого ужастика. А вы можете продолжать свою идиотскую игру. А залог я забираю, потому что голосование прошло вничью.

Джолион и Чад сдерживались из последних сил и напряженно думали над ответом. Джолион сорвался первым:

— Нет, Марк, ничего ты не забираешь! Это против правил! Перед тем как выйти из Игры, участник должен выполнить задание, иначе он лишается залога, который поступает в призовой фонд. Мы обо всем договорились в самом начале, и все было предельно ясно!

— Пошел ты, Джолион! — снова вспыхнул Марк, но уже не так яростно, как прежде. Ему как будто приходилось искусственно заводить себя.

— Нет уж, хватит, — вздохнул Джолион. — Ты повторяешься. Ты пошел? Ладно. Пошел так пошел. А теперь, если хочешь, устроим еще одно голосование. Я говорю: никакого залога ты не получишь. Дэ?

Дэ покачала головой.

— Чад?

Чад сделал то же самое.

— Пошли вы все втроем, — сказал Марк. — А ты, Джолион, слушай. Я заберу свой залог, а тебя считаю лично ответственным за все. Тебя, Джолион, понял? Тебя лично. Ничего не закончится, пока ты не вернешь мне деньги. Ты не будешь спать, тебе не удастся в одиночку тихо почитать в столовой, ты не сможешь гулять по улицам без… без… Ну, погоди! Погоди же! До тех пор, пока эта несправедливость… до тех пор…

Щелк! На сей раз щелкнули зубы у Джолиона. Он сорвался с привязи. Слова, которые он произносил, состояли не из звуков, не из гласных и согласных. Слова состояли из чистых эмоций, и ему стало приятно. Его слова плыли, а Джолион летел.

И вдруг Марк бросился на него, Джолион с трудом отбивался от его костлявых рук и коленей. Потом на них обоих навалились остальные. Джолиону стало страшно, он начал задыхаться. Хватанул воздух раз… другой…

Наконец — облегчение. Больше никто на него не давил. Джолион жадно дышал, чувствуя, как в него возвращается жизнь. Лицо Марка отдалялось. И лица Джека и Чада.

Марк снова кричал:

— Предупреждаю, я всем расскажу о вашей идиотской Игре!

Вдруг Средний вскочил на ноги и крикнул:

— Нет! Вы не имеете права!

— Всем! — Марк обернулся к нему.

Средний шагнул к Марку. В его позе не чувствовалось никакой угрозы. Он положил руку Марку на плечо, покосился на дверь и заговорил, понизив голос, как будто боялся подслушивания:

— Прошу тебя, Марк, не надо. Ну, пожалуйста!

И все вдруг затихли, окутанные мягкостью и убедительностью последнего слова.

Джек и Чад держали Марка уже не так крепко. Он обмяк, смутился и пришел в замешательство.

Чад открыл дверь. Трое вышли. Дверь закрылась.

XXXIX.Я вне себя от радости.

Оказывается, все было на самом деле! Я говорю это не только для того, чтобы угодить моей гостье.

Да, да, да. Я согласен со всеми правилами, инструкциями, схемами…

Имею в виду и это тоже, целиком и полностью. Но моя радость от записки гостьи очень скоро перешла в леденящий страх. Дело в том, что я не помню ни бильярдного стола, ни того, как меня выкидывали из бара. Я не помню, как в пьяном виде признавался в любви. И поэтому понятия не имею, чье имя я выкликал вслух. Но если я сейчас признаюсь в этом моей гостье, если признаюсь, что я во второй раз забыл ее…

Да, ни одно имя не кажется более уместным, чем второе. Эмилия, Дэ.

Дэ, Эмилия.

Я любил их обеих. Если бы жизнь сложилась по-другому… Поэтому сейчас я должен внести в свое повествование нечто важное, сейчас расскажу. Отныне абзацы, набранные курсивом, предназначены исключительно для ваших глаз. Для вас и только для вас, мои читатели. Отныне мой рассказ существует в двух вариантах… Нет, я не собираюсь изменять историю. Оба варианта — один и тот же файл, скопированный два раза. Основа идентична, но в одном варианте появляются вставки курсивом, их моя гостья видеть не должна.

Вариант с закурсивленными вставками я спрячу, зарою, как пираты зарывали клад. Уберу его в какую-нибудь подпапку, как самую маленькую матрешку… в совершенно постороннюю папку, например, «Утилиты», «Диалоги», «Куки-файлы», «Мнемоники и предпочтения». Я нарочно создал тупики и ложные следы, вроде неправильных поворотов в лабиринте. В некоторых тупиках я оставил более старые варианты своей истории или статьи, написанные для газеты много лет назад. Моя гостья никак не сумеет добраться до спрятанного сокровища — варианта со вставками.

Хочу быть с вами честным, мои воображаемые читатели. Хочу быть честным со всем миром. Но моя гостья надеется, что я начну называть ее по имени, отсюда и мой страх. Я боюсь снова потерять ее. Не хочу потерять ее навсегда.

Я брожу по квартире в состоянии крайнего беспокойства. Эмилия или Дэ? Дэ или Эмилия? Валяюсь на кровати, сижу за столом, стою перед окном. Ничего не приходит в голову. Тогда надеваю кроссовки.