Армянские мотивы - Коллектив авторов

Сначала мы остановились у дома соседей справа.

– Сидите, сидите. Это не мой дом. Посигналь! – скомандовал Овик сыну.

Машина сыграла тему из «Крестного отца». Из калитки высунулась соседка.

– Скажи мужу, гости из Америки у нас, пусть захватит вино, и побольше.

Затем остановились у соседей слева. «Крестный отец» вызвал хозяина посмотреть, что это Овику не сидится дома.

– Сыр из погреба доставай. Тот, что ты на прошлой неделе сделал. Гость, видишь, из Америки. А тот сыр, что ты вчера сделал, оставь себе. Нам отрава не нужна.

Наконец-то подъехали к железным воротам дома Овика.

– Заходите, дорогие гости! – к нам вышла вся семья. Здоровались, знакомились, обнимались.

Прямо за домом текла неширокая и неглубокая горная речка. Вода в ней была такой прозрачной, что каждый камешек был виден, каждая рыбёшка. Мы с Зарой скинули обувь, подняли юбки и с наслаждением вступили в ледяную воду. Ууух! Хорошо в августе охладиться в горной речке!

– Осторожно, там водовороты, – крикнул нам старший сын.

На берегу реки прямо в землю был врыт длинный железный стол. Вокруг стола – деревянные скамейки, тоже врытые в землю. Весь стол был уставлен едой. На мангале рядом дымился шашлык, в котле на дровах варилась форель. Запахи поднимались прямо в небо, будоража ангелов и архангелов.

– Неужели мы всё это съедим? – ужаснулся Джефф.

– Даже не сомневайся, дарлинг, – прошептала я в ответ. – Мы тут, похоже, застряли часов на пять.

Терпеть голод больше не было никакой мочи, все быстро расселись вокруг стола. Соседи справа, слева и напротив тоже сели за стол.

Как самый старший, встал тесть Овика – сказать первый тост.

– Жил-был царь. Любил он, переодевшись дервишем, наведываться в гости к подданным, чтобы своими глазами увидеть, как живёт его народ. Однажды зашёл он в лавку к бедному сапожнику Азамату, а там – пир горой. Музыканты, веселье. Когда все разошлись, спросил дервиш Азамата, откуда у него деньги. «Я весь день трудился, на ползаработка купил еду, а другую половину отдал музыкантам» – «А если завтра царь решит, что не нужны ему сапожники, и запретит шить и чинить обувь, где ты возьмёшь деньги, чтобы веселиться?» – «Если такое случится, я возьму кувшин и пойду продавать холодную воду или наймусь к мельнику. Если хочешь веселиться, то всегда найдёшь, как это сделать».

Художник Аркадий Севумян

Царь вернулся к себе и издал указ: запретить сапожное ремесло. Слуги царя ворвались в лачугу Азамата и забрали молоток, шило и другие инструменты. Азамат пошёл продавать воду, но слуги царя разбили его кувшин, тогда он нанялся к мельнику.

Вечером переодетый дервишем царь наведался к бывшему сапожнику. Тот по-прежнему веселился с музыкантами, разделив с ними нехитрый заработок. Когда все разошлись, дервиш спросил Азамата: «А если завтра тебе дадут службу при дворе, и слуги царя придут за тобой и заберут тебя во дворец, ты опять будешь веселиться?» – «Да продлит великий Бог дни нашего царя, – сказал Азамат, – я опять буду пировать».

На следующий день слуги царя притащили Азамата во дворец. Одели в новые одежды, повесили саблю ему на бок и поставили охранять дверь в покои царя.

Весь день простоял бедняк у двери, царь с него глаз не спускал. Еле дождавшись вечера, царь опять принял облик дервиша и побежал к лачугу к Азамату. А тот опять пирует с музыкантами. «Откуда деньги?» – поразился царь. «По дороге домой я продал саблю, а в ножны положил деревяшку. Зачем мне сабля, если я просто стою у двери и ничего не делаю? – «А если завтра царь прикажет тебе отрубить голову преступнику, что ты будешь делать?» – «Горе мне! – закричал Азамат. – Все твои слова, как у пророка, сбываются. Пусть отсохнет твой язык, я не смогу отнять жизнь ни у одного человека, даже если тот оступился!»

На следующий день царь позвал Азамата и приказал ему отрубить голову человеку, который стоял перед царём на коленях. Азамат задрожал всем телом, заплакал… Царь встал со своего трона: «Руби! Или твоя голова слетит!»

Азамат подошёл к преступнику и поднял руки к небу: «Боже, ты ведаешь, кто прав, а кто виноват! Если этот человек виноват, дай мне силу одним ударом отрубить ему голову, а если он прав – пусть моя сабля станет деревянной!»

Сказал и выхватил саблю… Деревяшка! Придворные так и замерли на месте.

Тут царь громко засмеялся и рассказал обо всём придворным.

Долго смеялись придворные и осыпали похвалами Азамата, любящего веселье. Засмеялся даже тот несчастный, что стоял на коленях и, вытянув шею, ожидал удара сабли. Царь даровал преступнику жизнь, а Азамату подарил новые инструменты, чтобы тот мог вернуться к своему ремеслу, жил весело и других бы учил весело жить на свете.

– Amazing! – прошептал мне на ухо Джефф, прослушав армянскую легенду в моём переводе.

– Так выпьем же за то, – тесть Овика наконец-то дошёл до тоста, мужчины встали со стаканами с вином и приготовились, – чтобы всё оружие на земле превратилось в деревянное и им играли только дети. Это воюющему нужна война, а пирующему нужен пир!

– Ануш, тесть-джан! – крикнул Овик и выпил до дна.

Все остальные мужчины тоже выпили до дна, сели, закусили пахучим шашлыком, завернутым в лаваш с пряной зеленью. Джефф тоже выпил до дна, тоже закусил, но не сел, а попросил меня:

– Переведи, пожалуйста, honey!

Я всегда знала, что Джефф большой пацифист. Он никогда не держал в руках оружия, он по своей природе – созидатель, не разрушитель. Он не агрессор и не защитник, скорее, наблюдатель. Я понимала, что Джеффу нелегко далось это путешествие, где всё напоминало о недавней войне, о неоконченной войне, потому что до сих пор с обеих сторон – армянской и азербайджанской – продолжают гибнуть люди.

– Я поражён силой духа вашего народа, – начал Джефф. – Мне трудно представить, что каждый из вас пережил. Ваша сила в том, что вы, невзирая на все трагедии, продолжаете веселиться и находите повод для веселья, вот хотя бы нашу случайную встречу. Спасибо вам, вы открыли мне глаза, что народ, который воюет за свою землю, на самом деле мирный народ и желает только процветания своей стране и счастья своим детям.

Такой речи от американца не ожидал никто, даже я. На секунду за столом установилась мёртвая тишина, было слышно журчание реки и разговоры соек.

Овик первым пришёл в себя:

– Апрес, Джефф-джан! Сенк ю. Ю ар де бест. Цават танем, – и через