Кино и кое-что еще. Неизвестные истории об известных фильмах - Шиа Серрано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующем кадре мы наблюдаем, как Селена сдвигает занавеску примерочной и пытается помочь Деборе с застежкой на платье. Пока она сражается с молнией, мимо проходит мужчина с тремя коробками в руках. Он видит Селену, останавливается, мгновение смотрит, а потом произносит: «Селена?» Она переводит на него взгляд, улыбается, машет, говорит «привет» — и тут мужчина сходит с ума. Он начинает заикаться, роняет коробки, кричит по-испански, что в магазине Селена, и масштаб происходящего становится колоссальным.
По всему торговому центру разносится информация, что в здании Селена. Сотни людей штурмуют бутик в попытках увидеть ее, взять автограф, просто побыть рядом. Кто-то из продавщиц спрашивает: «Что происходит?» — и случайная девушка сообщает, что в бутике прямо сейчас находится Селена. «Что еще за Селена?» — спрашивает продавщица. Девушка поясняет, что это певица, которая приехала в город на вручение «Грэмми».
В этот момент Дебора выходит из примерочной и заключает, что платье ей не нравится. Селена соглашается, потом поворачивается к той самой продавщице со словами: «Извините, мисс!» — но та не может ее расслышать в шуме. Селена повышает голос: «Прошу прощения!» Продавщица поворачивается, и Селена с самой милой улыбкой (которая только может быть, когда вы мысленно посылаете кого-то к черту) сообщает: «Это платье нам не нужно. Спасибо». Потом оборачивается и подмигивает Деборе.
Без сомнения, эта сцена — вольная интерпретация аналогичной сцены («Вы ведь работаете на комиссии от продаж, верно?») из «Красотки». Но она прекрасно показывает, как слова самого первого парня, который узнал Селену, передаются по всему торговому центру по цепочке. Вот мы видим старого мексиканца, который наводит чистоту в переулке. На улицу выбегает второй мексиканец и по-испански говорит, что где-то здесь сейчас Селена. Его слышат некоторые служащие торгового центра, которые болтались в переулке во время перерыва, и они поднимают суету. Все раскручивается как по спирали. Информация разносится по торговому центру, и всякий раз в кадре оказываются мексиканцы, которые работают в складских помещениях, или готовят еду в фуд-корте, или раскладывают товары в бутиках. Словно мы заглянули в закулисье, где исторически (как в рамках фильма, так и в реальной жизни) живут сплошь мексиканцы. Удивительно наблюдать, как разворачивается эта сцена и с каким вниманием режиссер подошел к ней.
«Проницательная» сцена разворачивается в начале фильма. Селена еще разъезжает в фургоне вместе с отцом, Абрахамом Кинтанилья (его сыграл Эдвард Джеймс Олмос) и братом Эйби (в исполнении Джейкоба Варгаса). Она узнала, что ей и ее группе предложили большое шоу в Мексике, и весьма взбудоражена этой новостью, в то время как Абрахам (который куда лучше понимает, где пролегает грань между мексиканцами и «американцами мексиканского происхождения») относится к ней с осторожностью.
Они втроем довольно долго дискутируют, но я немного сокращу этот диалог и обращу внимание на ключевые слова, которые говорит Абрахам, потому что он четко смог описать, что это значит — быть американцем родом из Мексики: «Там нас не примут. И никогда бы не приняли». Селена напоминает, что сам Абрахам — мексиканец, что она и ее брат считаются мексиканцами, на что отец отвечает: «О нет, мы американо-мексиканцы, а таких не любят. И это тяжело — быть таким. Люди, говорящие по-английски, сожрут тебя, если твой английский не будет идеален, а мексиканцы затопчут, если скажешь что не так по-испански. Мы должны быть вдвое более идеальны, чем каждый из них».
Селену и Эйби эти слова смешат, но Абрахам спокойно продолжает: «Я вовсе не шучу. Мы веками живем бок о бок, но к нам все еще относятся так, будто мы только вчера перебрались через Рио-Гранде. Я имею в виду, что мы должны быть в курсе про Джона Уэйна и про Педро Инфанте. Знать музыку Фрэнка Синатры и Агустина Лара, имена Опры и Кристины. Американцы с японскими, итальянскими, немецкими корнями — у всех этих людей родина находится далеко, за океаном. А наша — вот она, рядом. Перед мексиканцами мы должны отстоять наше мексиканское происхождение, а в глазах американцев выглядеть американцами. Мы должны казаться более мексиканцами, чем сами жители Мексики, и в то же время более американцами, чем жители США. Это утомляет».
Блестяще написано и сыграно, правда. Олмос идеально выдает этот монолог, в нужных пропорциях смешивая раздражение с застарелой тоской.
Рискну предположить, что у каждого американца мексиканского происхождения был такой момент в жизни, когда все вокруг твердило, что для Мексики он недостаточно мексиканец, а для Америки — неполноценный американец. Такова реальность.
Сам я столкнулся с этим феноменом наиболее полно, когда, будучи студентом колледжа, получил работу в «Сиcи’с Пицца». Меня наняли просто в помощь, так что дважды в неделю я по нескольку часов в день сидел возле печей. Двое других парней, работавших там, тоже были американцами родом из Мексики, точнее мексиканскими иммигрантами. Они переехали в Америку за год или два до того вместе с семьями, так что были вынуждены жить той жизнью, которая светит любому иммигранту.
Помню, как-то я в разговоре мельком упомянул, что учусь, и они смеялись надо мной неделю подряд, клянусь богом. Говорили, что я не настоящий мексиканец, потому что хожу в колледж, и что я притворяюсь белым — ну и в общем кучу всякого дерьма наговорили[175]. Хотел бы я сказать, что в те времена был уже достаточно умен и смог продемонстрировать им отсталость их суждений о том, что в колледж ходят только белые, и что мы оказались в одной лодке весьма неожиданно благодаря жару печей, но эта встреча стала очень значимой, и что обоих в конечном итоге зачислили в тот же колледж, и мы все вместе выпустились и стали гордостью для наших семей. Увы, все было совсем не так.
Случилось то, что случилось, и позвольте заметить, что из нас троих я показал себя наихудшим с моральной точки зрения образом. А было вот как: на четвертую неделю работы менеджер случайно выдал мне на 400 долларов больше, чем я на самом деле должен был получить. Оказалось, что он спутал мою фамилию (Серрано) с фамилией другого парня, с которым тоже вел дела (Серна). Я работал примерно часов по десять в неделю, а Серна — по пятьдесят-шестьдесят, поскольку у него был полный рабочий день. Но вышло так, что я
