Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг. - Н. Черушев

Начальника 1-го (оперативного) отдела штаба УВО С.С. Ивановского арестовали в середине февраля 1931 г. На допросах с пристрастием он признался в том, что являлся одним из руководителей контрреволюционного заговора на Украине. Он же, по его словам, был и «вербовщиком» Пугачева в упомянутый заговор. Как все это происходило и с чего начиналось, Семен Андреевич поведал на допросе:

«Во время полевой поездки в начале июня 1929 года при остановке в одной из деревушек Полесья ко мне подошел Ивановский и начал говорить о некультурности населения этого района (Овруч, Словечно), что они живут в условиях Средневековья, что в такой обстановке можно рассчитывать построить социализм не раньше, чем через 100 лет. Я поддержал этот разговор, высказавши мысль, что сами по себе условия не страшны, но что руководство строительством социализма идет по неправильному пути, в особенности много ошибок и головотяпства допускают местные власти, которые по своей культурности, знаниям и опыту недалеко ушли от самого населения...

В дальнейшем в ходе поездки из бесед с крестьянством я убедился, что крестьянство выражает большое неудовольствие мероприятиями Советской власти в деревне, везде слышались жалобы на недостаток товаров, на отбирание хлеба, несправедливость местных властей при выкачивании хлебных излишков. Вопрос коллективизации сельского хозяйства, который в то время выдвигался во всей широте, встречал резкий отпор со стороны крестьянства...»8

Показал на Пугачева и его бывший заместитель С. Г. Бежанов (Сакварелидзе), арестованный в ночь с 20 на 21 февраля 1931 г. Арестовали его в Москве, где он уже три недели работал преподавателем в Военной академии имени М.В. Фрунзе (вместе с Пугачевым). Зная об участи своих сослуживцев, Бежанов на первых же допросах стал давать признательные показания. Они весьма интересны как с логической, так и содержательной стороны. Например, Бежанов показал, что в 1926 г. в Москве бывший сослуживец, преподаватель Военной академии имени М.В. Фрунзе А.Х. Базаревский, завербовал его в контрреволюционную организацию. Эта организация якобы возникла в 1922—1923 гг. в стенах той же академии, а руководил ею тогда... не кто иной, как Семен Андреевич Пугачев!..

Последнее утверждение со всех сторон является абсурдным. Хотя бы потому, что в эти годы Пугачев в академии не работал, так как был командующим Кавказской Краснознаменной армией и Туркестанским фронтом. А там, как известно, было не до заговоров... Бежанов также «сознался», что после вербовки его А.Х. Базаревским и приезда в Харьков он создал такую же «контрреволюционную организацию» в штабе УВО. Установки же по руководству ею он опять-таки получал от Пугачева, изредка приезжавшего из Москвы, где он работал заместителем начальника Штаба РККА, т.е. заместителем у М.Н. Тухачевского.

Одним из пикантных моментов показаний С.Г. Бежанова явились его слова о том, что в конце 1927 г., при посещении в Москве Пугачева, тот якобы сказал Бежанову о том, что в состав руководства «контрреволюционной организации» входит и Б.М. Шапошников, бывший в то время командующим войсками Московского военного округа.

Если показания В.В. Сергеева сыграли какую-то роль в освобождении Пугачева от должности начальника штаба УВО, то показания С.Г. Бежанова потянули на большее— через неделю (28 февраля 1931 г.) был выписан ордер на арест Семена Андреевича. В тот же день Пугачев и был арестован. Сначала он пытался сопротивляться, и это продолжалось в течение десяти дней. Однако

11 марта все окончилось, и Семен Андреевич поставил свою подпись под «чистосердечным признанием», в котором заявлял, что он состоял в контрреволюционной организации, существовавшей в штабе Украинского военного округа.

О причинах своих противоправных действий Пугачев показал следующее. На путь оппозиции его толкнул раскол и размежевание в партии (борьба с троцкистами), медленные темпы индустриализации, политика ликвидации зажиточного крестьянства. Признал

Семен Андреевич и факт ведения им «антисоветских» разговоров с

С.С. Ивановским, а также случаи упущений по службе. К делу подшита и его записка, которую он пытался переправить жене — Ларисе Дмитриевне: «Милая, славная Ларик. Тяжкое обвинение. Прорывы на службе. Признал себя виновным в преступно небрежном отношении к службе. Обратись к Орджоникидзе с просьбой ускорить разрешение дела, дать возможность дальнейшей работы, загладить вину...»9

Даже если записка и не попала к жене С.А. Пугачева, то она, видимо, сама решила обратиться к Серго Орджоникидзе, с которым Семен Андреевич был хорошо знаком по Тифлису, когда в 1921— 1923 гг. он командовал Отдельной Кавказской армией, а Серго возглавлял Закавказский крайком партии. Это заступничество Орджоникидзе (а он в 1931 г. был членом Политбюро ЦК ВКП(б) и председателем ВСНХ СССР), несомненно, повлияло на ход разбирательства дела С.А. Пугачева. Разумеется, в положительную сторону.

13 марта 1931 г. была организована очная ставка между С.Г. Бежановым и С.А. Пугачевым, а также Б.М. Шапошниковым. Она проводилась в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б) И.В. Сталина,

В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова. Г.К. Орджоникидзе. Пугачев и Шапошников дружно обвиняли Бежанова, разбитого морально и физически, в клевете на них. Итогом очной ставки было освобождение из-под стражи Семена Андреевича Пугачева и снятие всех подозрений с Бориса Михайловича Шапошникова.

Семен Андреевич сумел доказать свою невиновность, в результате чего получил назначение на должность начальника штаба Среднеазиатского военного округа. Показателем того, что все обвинения с него сняты, что не осталось ограничений по службе и претензий со стороны ОГПУ, является тот факт, что в 1934 г. его приняли в члены ВКП(б) без прохождения кандидатского стажа. И это дворянина, бывшего офицера царской армии, к тому же недавнего «заговорщика»!..

Что вменялось в вину Пугачеву на сей раз, видно из следующего документа. Спустя двенадцать дней после ареста Семена Андреевича военный прокурор Ленинградского военного округа доносил своему высокому начальству в Москву:

«Мною санкционирован арест б(ывшего) нач. Военно-Транспортной Академии РККА комкора Пугачева Семена Андреевича, из дворян, б(ывшего) капитана Генштаба царской армии, б(ывшего) члена ВКП(б), исключенного в 1937 г. за связь с врагами народа, из РККА уволенного.

По данным НКВД Пугачев являлся участником антисоветского военного заговора и проводил вредительскую работу в Военно-Транспортной Академии РККА.

И.О. Военного прокурора ЛВО

диввоенюрист (Шмулевич)»10.

Содержался С.А. Пугачев сначала в тюрьме в Ленинграде, а затем в Бутырской тюрьме в Москве. Постановление о предъявлении обвинения было объявлено ему 21 октября 1938 г., т.е. через десять дней после ареста. Следствие шло интенсивно, допросов было много — по состоянию на 25 января 1939 г. Пугачев был допрошен пятнадцать раз.

Обвинение Пугачева основывалось на показаниях арестованных: командарма 2-го ранга И.А. Халепского, комкора С.А. Меженинова, комдива В.С. Лазаревича, комбрига Л.В. Картаева, полкового комиссара С.Я. Стерлинг и других, а также на показаниях ряда свидетелей и на материалах обследования Военно-транспортной академии. На предварительном следствии Семен Андреевич виновным себя признал.

О том, как все это происходило, Пугачев подробно рассказывал в своих жалобах в партийные и государственные органы. Вот, например, что он писал в многостраничном письме на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина в начале мая 1940 г., отправленном из места заключения (пос. Верхняя Тавда Свердловской области):

«3 ноября (затем в тексте сделана попытка исправить название месяца на «декабря». — Н.Ч.) 1939 г. я послал в Президиум Верховного Совета СССР заявление по существу моего дела и вынесенного по нему приговора, отправлено по назначению, по сообщению администрации Бутырской тюрьмы. 20 ноября (исправлено на «декабря». — Я. Ч.) того же года.

Не имея до сего времени ответа, позволяю себе вторично обратиться к Вам и подробно развить обстановку следствия и сущность дела.

10 октября 1938 г. я был арестован Ленинградским областным отделом НКВД. 13 и 14 октября был вызван на допрос следователем Горбушиным и по его предложению написал о моих связях, о поездке за границу в 1927 и 1928 г. и о моем аресте органами ОГПУ в 1931 г. Описание последнего мне не дали закончить и ни один из перечисленных документов к следственному делу не приложен.

На допросе 16 октября следователем Черником мне было предъявлено обвинение в участии в контрреволюционной организации. На мой ответ, что этого никогда не было, последовало возражение, что я «бывший офицер Генерального штаба, капитан, и эта волна не могла пройти мимо меня». Повторное отрицание принадлежности моей к контрреволюционной организации вызвало со стороны следователя Черника поток площадной брани, причем мне было заявлено: