Всем сестрам... (сборник) - Мария Метлицкая

Никодимов вздрогнул и повел плечом:

– Неудобно как-то, мы ведь совсем незнакомы.

Алла Ивановна, видя его растерянность, воспряла духом, подхватила Никодимова за локоть и, приговаривая: «Что вы, что вы, приличного человека за версту ведь видно», потащила его за собой.

«Чего ей от меня надо? – удивлялся Никодимов. – Чудная какая-то дамочка. Может, чокнутая?»

До дома Аллы Ивановны дошли и вправду минут за десять. Дом был мощный, кирпичный, с хорошим ухоженным двором. Поднялись на шестой этаж, и Алла Ивановна открыла ключом массивную, обитую серым дерматином металлическую дверь.

Пока Никодимов раздевался в прихожей, Алла Ивановна уже вовсю хлопотала на кухне. Никодимов вымыл руки, и Алла Ивановна протянула ему маленькое махровое полотенце.

«Ничего себе хата! – удивлялся Никодимов. – Комнаты три, не меньше. Коридор метров десять. Ванная в розовой плитке. Ничего не понимаю. Может, она вдовица? Старовата, конечно, но юркая. И чего это она так старается?»

Когда Никодимов зашел на кухню, на столе уже стояла тарелка борща с жирным пятном быстро таявшей сметаны. Никодимов сглотнул слюну.

– Присаживайтесь, – любезно предложила Алла Ивановна. – Не откажитесь, прошу. Что там чай? Вы мужчина крепкий, крупный, надо и подкрепиться по-серьезному.

Отказаться сил не хватило. Никодимов сел за стол и, стесняясь и краснея, стараясь не чавкать, начал осторожно есть борщ. После борща ему подали котлеты с макаронами.

Наевшись, Никодимов вальяжно откинулся на стуле и спросил Аллу Ивановну почти грозно:

– Что-то не пойму я вас. Женщина вы с виду приличная и неглупая, а вот домой к себе незнакомого человека тащите, да еще и не москвича. Не боитесь?

Алла Ивановна присела на стул, откинула рукой кудряшки со лба и спокойно сказала:

– Представьте себе, не боюсь. Я людей насквозь вижу.

Она встала и поставила на газ чайник. Молча убрала посуду со стола, пододвинула Никодимову большую синюю, с золотым ободком, чайную чашку, тонко нарезанный лимон и конфеты «Мишка на Севере». Потом опять присела, опустила глаза и тихим голосом сказала:

– Дело у меня к вам, Петр Степанович. Очень серьезное дело.

«Костюм сестрин попросит отдать, – испугался Никодимов. – Спекулянтка, наверное. Хотя нет, не похоже». Да кто их знает, много ли спекулянтов видел Никодимов на своем веку?

А Алла Ивановна продолжила:

– Кривить душой и прикидываться не буду, – важно сказала она. – Времени у вас на это нет. А есть у меня к вам предложение.

Она замолчала, встала со стула, подошла к плите и выключила чайник. Было видно, что она волнуется.

– Итак, – медленно произнесла Алла Ивановна и после затянувшейся паузы сказала: – У меня есть две дочки. Чудные девочки. Домашние, рукодельницы. Обе работают. Лялечка – в роно, в бухгалтерии, Галечка – в детском саду, методистом. Славные, начитанные, с хорошими манерами, – нахваливала свой залежалый товар Алла Ивановна. – Только вот в жизни не повезло. Не сложилось. Женихов было много, – отчаянно врала Алла Ивановна, – а вот не сложилось. По разным причинам. Без подробностей. – И она строго посмотрела на притихшего Никодимова.

Никодимов смотрел на синюю чашку с золотым ободком.

Алла Ивановна громко вздохнула и проговорила:

– Мы с вами взрослые люди, чего уж там. Вы тоже, Петр Степанович, человек неустроенный, неухоженный – это же видно. В общем, – она нервно закашляла, – предлагаю вам фотографии девочек моих посмотреть – может, приглянется вам Лялечка или Галочка. – И, обессиленная, опустилась на стул, нервно теребя в руках льняную салфетку.

Никодимов краснел и тупо молчал, не поднимая глаз от стола. Молчали минут десять.

– Ну вы даете, – наконец выдавил Никодимов. – А если я аферист какой? Брачный или просто так жулик? Как же можно так человека в дом звать и дочек своих предлагать?

– Что вы, что вы, Петр Степанович, я женщина опытная, людей насквозь вижу! Разве ж я первого встречного в дом бы позвала? Да вы меня обижаете, ей-богу!

Алла Ивановна громко высморкалась в салфетку, на глазах у нее выступили слезы.

Никодимов смутился:

– Да не хотел я вас обидеть. Просто странно все это как-то.

– А ничего тут нет странного, – оживилась Алла Ивановна. – Просто вы мне приглянулись, вот и все. Что ж тут странного? Знаете, в старину только по сватовству люди и женились. Никак иначе. По рекомендации.

– Ну, какая у вас на меня рекомендация… – протянул Никодимов.

– Я мать, мне виднее. Я насквозь мужчин вижу, так что вы, Петр Степанович, не обессудьте и обиду на меня не держите.

Никодимов пожал плечом. Алла Ивановна резво вскочила и выбежала в комнату.

Петр Степанович оглядывал кухню. Гарнитур импортный, точно. Плитка на полу чешская, не меньше. Люстра даже на кухне не пластиковая, из металла со стеклянными висюльками. Тюль импортный, с люрексом, Сирия, Зинаида о таком всегда мечтала. Это если в кухне так, что тогда в комнатах?

Вошла Алла Ивановна и торжественно разложила на столе фотографии. Никодимов взял их в руки. На одной из них стояла тощая девица с длинным носом и узкими глазами. Прямая, как палка, и почти безгрудая. Совсем не в его вкусе. Девица строго смотрела в объектив. На другой радостно улыбалась полная, рыхлая молодуха в коротком пестром платье. Бросались в глаза ее крупные, круглые, открытые колени. Никодимов переводил взгляд с одной фотографии на другую. Думал. Потом отложил фото той, что с коленями. Она ему напоминала бывшую жену Зинаиду. Еще минут пять смотрел на фото узкоглазой. Тяжело вздохнул и протянул Алле Ивановне фотографии.

– Эта, – коротко вздохнул он и залился краской.

– Лялечка! – обрадовалась Алла Ивановна. – Старшая. Не подумайте ничего, ей двадцать восемь. Да, не девочка. Зато мозги уже на месте. В бухгалтерии, зарплата не бог весть, но там ее ценят, уважают. Читает взахлеб! Без книжки не засыпает, – радостно тараторила Алла Ивановна. – Чистюля, каких мало! Скромная, порядочная! Не пожалеете, Петр Степанович, ей-богу, не пожалеете!

Никодимов залпом выпил остывший чай – в горле пересохло.

– Ну а щи там сварить или рассольник? – смущенно спросил он.

– Вот за это, Петр Степанович, можете не волноваться. Хозяйство веду я. У меня с этим строго. Я не для того своих дочерей растила, чтобы они о чугунки ногти ломали. Пусть читают, кино смотрят, с мужем беседуют, – с напором ответила Алла Ивановна. – А по хозяйству я уж как-нибудь сама, не волнуйтесь. Или вам борщ не понравился?

– Борщ приличный, – успокоил ее Никодимов. – Но все равно это как-то…

Он замолчал.

– Что? – уточнила Алла Ивановна.

– Да странно, вот что, – ответил Никодимов.

– Не комплексуйте, Петр Степанович. Вы мне потом сами спасибо скажете. И потом, что вам терять-то?

Терять Никодимову было и вправду нечего. В общем, порешили так: Никодимов подает по собственному желанию, рассчитывается в две недели, приезжает в Москву и останавливается у Аллы Ивановны как сын ее старой приятельницы. Приезжает как будто в отпуск. А все остальное Алла Ивановна берет на себя.

Никодимов засобирался на вокзал. У двери Алла Ивановна его подбадривала:

– Все будет хорошо, Петр Степанович. Вот увидите. Я вам обещаю. Все будет очень даже мило, – тарахтела счастливая Алла Ивановна. И строго напомнила ему, подняв кверху указательный палец: – Жду вас через две недели. Ровно через две.

На вокзал Никодимов ехал в полном смятении. Радости не было никакой. Хотя если разобраться – прописка московская, квартира райская, будущая теща далеко не дура (он вспомнил Зинину мать тетю Раю, и его передернуло). А невеста? Не красавица, но это было бы слишком – не такой он подарок, чтобы получить еще и красавицу, он это понимал.

«Подумаю еще, время есть», – решил Никодимов и на вокзале на сэкономленные от обеда деньги купил племянникам и дочке Любашке вафель и конфет.

Дома его, понятное дело, не ждали. Зина тут же открыла пасть, а Митрофанов злобно сплюнул прямо на пол. Дочка Любаша развернула конфету, скривила морду и сказала:

– Говно.

Зинаида радостно рассмеялась.

На следующий день Никодимов написал заявление об уходе. Ночевать поехал к сестре. Все ей рассказал, как было, только слегка приукрасил. Сестра плакала от счастья.

Через две недели Никодимов с чемоданом стоял перед дверью, обитой серым дерматином, и не решался нажать кнопку звонка.

Но все оказалось не так страшно. Алла Ивановна встретила его радостно, как дорогого гостя. Освободила ему комнату, к его приезду испекла наполеон.

Вечером пришли Лялечка и Галечка.

Лялечка все больше молчала и шумно втягивала из блюдечка чай. Галечка много смеялась и съела почти весь наполеон.

Алла Ивановна купила билеты в цирк и «Сатиру». Лялечка тоже оказалась в отпуске – какое совпадение! В цирк и театр они пошли вдвоем, а после театра гуляли по Москве. Лялечка все больше молчала и смотрела на Никодимова с легким пренебрежением. Он чувствовал себя неловко.