Метро 2033. Крым-2. Остров Головорезов - Никита Аверин

Глядя на эти расчлененные трупы, Пахом почувствовал себя нехорошо. В глазах у погонщика помутилось, а к горлу подкатил ком. Погонщику стоило невероятных усилий побороть рвотный позыв.

В этом ему, как ни странно, помогла мысль о том, что если его вырвет, то прямо на арафатку деда. А совершить подобное неуважение к памяти предка любящий внук не мог себе позволить ни при каких обстоятельствах.

Оставляя за собой хвост ярко-оранжевого цвета, в небо устремилась сигнальная ракета. При взгляде на неё у Пахома немного отлегло от сердца – значит, Ярик ещё жив. Но почему он медлил и не подавал сигнал раньше?

Вслед за первой ракетой взвилась вторая, а затем и третья.

– Да ты что там, грибов объелся? – закричал Пахом, – Нахрена ты все ракеты разом запустил?

Быть может, он предупреждает меня об опасности?

Холодная неприятная мысль словно парализовала Пахома. Задумавшись над ней, он перестал вращать педали и дальше ехал лишь по инерции. Что если напавшие на стадо – это не монстры, а люди? Мало ли в степи бандитов и мародеров. Конечно, нужно быть последним идиотом, чтобы напасть на собственность клана листонош. Но в степи может случиться все что угодно.

Из ступора погонщика вывела грянувшая громкая музыка. Чей-то голос, под аккомпанемент ревущих гитар, запел на незнакомом погонщику языке.

No stop signs, speed limitNobody’s gonna slow me downLike a wheel, gonna spin itNobody’s gonna mess me round.Hey Satan, payed my duesPlaying in a rocking band.Hey Momma, look at me,I’m on my way to the promised land,I’m on the highway to hell,I’m on the highway to hell,Highway to hell.I’m on the highway to hell

Наконец, до Пахома дошло, что песня играет из динамика его рации. Похоже, что когда он убирал её обратно в рюкзак, погонщик просто забыл её выключить. Держа руль велосипеда одной рукой, вторую Пахом засунул в рюкзак и попытался на ощупь отыскать истошно верещащую рацию. Выполнить подобную задачу на полном ходу было непросто. Тогда погонщик отпустил руль и стал искать рацию двумя руками.

And I’m going down, all the way downHighway to hellI’m on the highway to hell,I’m on the highway to hell,I’m on the highway,I’m highway to hellHighway to hell!

Именно в этот момент на пути велосипеда возник раненый брамин. У животного не хватало задней пары копыт и одной из голов. Обессиленное создание просто лежало на земле и безмолвно смотрело на приближающегося к ней велосипедиста. Лишь перед самым столкновением брамин протяжно замычал.

– Твою же!.. – только и успел крикнуть Пахом, врезаясь на полном ходу в истекающее кровью животное. Переднее колесо приняло форму знака бесконечности, руль и рама велосипеда едва заметно погнулись, но выдержали удар. А вот погонщик просто вылетел из седла и, совершив в полете несколько кувырков, с грохотом упал на твердую землю с противоположной от велосипеда стороны.

При ударе у Пахома клацнула челюсть, а перед глазами вспыхнули искры. Приземлился он относительно удачно, отделавшись несколькими ушибами, ссадинами и синяками. К его счастью, обошлось без переломов. Но при этом он чувствовал, что его легкие словно уменьшились в два раза, и каждый вдох или выдох сопровождался сильной болью.

Погонщик не знал, сколько времени он вот так пролежал на земле, судорожно хватая ртом воздух. Боль накатывала на него волнами, проходя через все тело и словно циркулируя от затылка к пальцам на ногах и обратно.

От удара стекла в гогглах покрылись трещинами. Пахом смотрел сквозь них на исчерченное причудливым узором небо и думал лишь об одном: кто же первым найдет его, раненого и не способного оказать маломальское сопротивление? Друзья или враги?

«Скорее всего, это будут птицы или змеи, – с некой безысходностью подумал Пахом, прежде чем изломанное небо над его головой не сменилось темным силуэтом. – А вот и смерть за тобою пришла, Пахоша…».

Но почему-то вместо того, чтобы вцепиться погонщику в горло или вонзиться в его тело ядовитыми зубами, нависший над ним силуэт заговорил:

– Копать-колотить, это же Пахом. И долго ты тут собираешься в пыли валяться?

Штемпель, возглавлявший отряд новобранцев, оказался поблизости как никогда вовремя. Пахом не знал, какие дела обделывали в степи молодые листоноши, но был благодарен богам за то, что те привели их ему на выручку.

Пятеро юношей и девушка, восседавшие на горячих восьминогих скакунах, окружили распростершегося на земле погонщика. Руководивший ими ветеран по имени Штемпель с тревогой смотрел в след удаляющемуся стаду браминов и недовольно хмурил брови. Затем он обратился к склонившемуся над Пахомом юноше.

– Пошта, ну как он там, живой?

– Да жив вроде, – отозвался юноша, осторожно осматривая и ощупывая тело погонщика, – руки-ноги целы. Я его знаю, его Пахомом кличут. Один из погонщиков в Джанкое. Можешь говорить?

Последняя фраза предназначалась лежащему на земле. Тот попытался ответить, но вместо слов получались лишь слабые стоны и хрипы.

– Тихо-тихо, не напрягайся, – успокоил его Пошта, – Похоже, у него сильный ушиб или сотрясение. А может и то и другое.

– Хорошо. Оставим его пока здесь. Бандеролька, приглядывай за раненым. Остальные за мной.

– Есть, – хором ответили листоноши и бросились выполнять указания начальства. На месте Пошты возникла юная симпатичная брюнетка. С собой она прихватила белую пластиковую коробку с красным крестом на крышке.

– Сейчас я сделаю вам обезболивающий укол, – обратилась к погонщику Бандеролька, набирая иглой лекарство в многоразовый стеклянный шприц, – и вам сразу же станет легче.

Пахом вспомнил, что уже видел эту девушку прежде. Как и того паренька, Пошту. Они приходили в харчевню, где Пахом с Яриком отмечали завершение очередной трехдневной смены. Стоило парочке войти в зал, как все посетители разом притихли. В Джанкое к листоношам относились спокойно, даже с уважением, но все же самым сильным чувством простых горожан по отношению к обитателям стоящей по соседству цитадели был страх. Ведь обитатели Джанкоя практически ничего не знали о том, что происходило за стенами твердыни клана листонош. А незнание всегда порождает страх.

Пищи для непонимания хватало. Взять, к примеру, Бандерольку. Когда Пахом видел её в тот раз в харчевне, её волосы были светлыми, как выгоревшая под солнцем солома. А сейчас они были чернее воронова крыла.

Листоноши часто давали приют сиротам, особенно охотно принимали младенцев. И год от года эти дети претерпевали изменения, как внешние, так и внутренние. По Джанкою ходили слухи, что будущих членов клана подвергают искусственным мутациям, делающих листонош невосприимчивыми к радиации. Также горожане много раз становились свидетелями невероятной живучести членов клана. Огнестрельные ранения, укусы ядовитых змей или насекомых, ужасные раны от лап мутировавших зверей. Но проходит пара дней, и казавшийся ещё вчера покойником листоноша вновь, как ни в чем не бывало, ходил по улицам Джанкоя.