Метро 2033. Крым-2. Остров Головорезов - Никита Аверин

Бандеролька, не обращая внимания на то, что пачкает брюки человечьей и кошачьей кровью, опустилась рядом с вожаком на колени и положила руку ему на голову. Почесала за ухом. Кот попытался огрызнуться, но странно затих.

В умирающем сознании родилась сладкая греза: любимая хозяйка вернулась, любимая хозяйка рядом, и теперь все у Маркиза будет хорошо.

– Ты пойдешь в славное место, – то ли вслух сказала, то ли подумала, Бандеролька. – Где вдосталь еды, где тебя любят, где люди всегда будут рядом. Спи, Маркиз. Спи, маленький.

Мутант дернулся и затих.

– Из-за этого «маленького Маркиза», между прочим, гибли люди, – пробурчал Телеграф. – В частности – полезные пленники.

– Мы его все равно убили. Почему бы не отдать ему долг? Люди ведь в ответе за тех, кого приручили.

– Кстати, – Телеграф покосился на дом. – О прирученных. Не можем же мы оставить в славной Феодосии гнездо кошек-каннибалов. Они теперь без руководства. Эта тварь дохлая хоть умная была. Он же тут засады устраивал, особо не светился. А без вожака стая пойдет в разнос.

– И что ты предлагаешь?

– Да сожжем их всех нафиг!

– Кого? – Стас подошел сзади. – И вообще, что тут произошло?

– А ты не помнишь? – удивилась Бандеролька.

Доктор внимательно посмотрел на обглоданные трупы.

– И не хочу знать, – твердо ответил он. – Такое чувство, что тут чайки порезвились. Чайки – редкостные твари. Зазеваешься – глаза выклюют или пальцы отхватят. Почему-то им пальцы нравятся…

– Это – кошки, – просветил Телеграф.

– Никогда кошек не любил. И что, они в доме укрылись?

– Ну да, – согласился Телеграф. – И я предлагаю устроить им групповой погребальный костер. Только трубу завалить, чтобы не выскочили.

Бандеролька все еще переживала смерть пленных и – гораздо больше – смерть вожака. Может быть, с ним удалось бы наладить контакт? Перевоспитать, объяснить, что люди – не корень всех бед? Одним разумом в мире, и так небогатом на интеллект, стало меньше. Печально. Поэтому она отмалчивалась и в обсуждении грядущего аутодафе участия не принимала.

– Я на крышу не полезу, – сразу открестился доктор. – Во-первых, у меня сотрясение мозга. Голова болит. Спасибо нашей боевой подруге. А во-вторых, подо мной это сооружение просто развалится, – тут натура взяла свое и Стас заржал: – Конечно, котов я при падении изрядно передавлю…

– Не надо никуда лезть. Я выстрелю и трубу завалю. Давай-ка, доктор, обложим домишко хворостом. Строили явно из дерьма и палок, полыхать будет знатно. А Бандеролька, как натура тонкая, вернется к машине и останется ее сторожить.

Бандеролька хотела было напомнить, что она – глава отряда и начальник операции, но не стала. Жечь животных ей не хотелось, пусть и была эта мера не просто оправданной – необходимой. Поэтому она обогнула дом, залезла в машину и приготовилась ждать. Выстрел, еще выстрел, небольшой обвал – это снесли трубу. Хруст – видимо, тащат хворост, сухую виноградную лозу, например, она прекрасно горит, жарко и ярко. А главное – быстро. Как бы на другие дома не перекинулось… Но ветра почти не было, и насчет этого можно было не беспокоиться.

Бандеролька вцепилась в руль, опустила лицо и закрыла глаза.

Чтобы отвлечься, стала думать о миссии, возложенной на нее.

Бункер, где укрыты секреты сгинувшей цивилизации. Путь предстоит неблизкий и опасный – одно путешествие в Керчь чего стоит, не говоря уж об остальном. От Феодосии – ехать и ехать.

Потом нужно отыскать паром, договориться с капитаном, как-то уломать его пересечь пролив и попасть на материк.

Дохнуло жаром – дом занялся. К счастью, коты не орали. Слышались одиночные выстрелы – наверное, кто-то из мутантов попытался выбраться.

Будь с нею Пошта – Бандеролька бы не нервничала. Поште всегда везло, их отряд потерял только Штемпеля, а могли ведь все полечь в той переделке. Но с нею были Телеграф и Стас.

Ответственность давила на плечи. Не так-то легко это – когда на тебя возложена забота о судьбе целой цивилизации.

Бандеролька долго сидела так, уткнувшись в руль, а потом услышала, заскрипели под шагами камешки, и бодрый Телеграф окликнул:

– Пусти-ка за руль, красавица. Дорога зовет.

Путешествие началось.

Глава 8

В осаде

Осада Джанкоя началась стихийно и быстро превратилась в натуральный бедлам. Это только так называется – объединенные силы, а на самом деле, на войне, как в большой цыганской семье: кто первый встал, тот лучше всех и оделся. Первыми к цитадели листонош подоспели казаки, точнее, передовой отряд разведчиков-пластунов. Первая вылазка их закончилась неудачно, все лазутчики погибли, но казаки к таким вещам относились философски, на то она и война, чтобы на место каждого павшего в бою становилось два его товарища.

Третий экскадрон пластунов насчитывал почти восемьдесят шашек, и действуй казаки в одиночу, Джанкой бы долго не простоял. Да, стены, да, листоноши, да сторожевые башни и тяжелые пулеметы. Но диверсионная война – а на ней специализировались пластуны – и рассчитана на то, чтобы подрывать обороноспособность противника изнутри. Поэтому пластуны готовы были изматывать оборону листонош постоянными, методичными вылазками. Там – снять часового, там – поставить растяжку, там – взорвать склад боеприпасов или заминировать гараж… В такой войне главное – не торопиться, изнурять, выводить противника из равновесия и наносить следующий удар до того, как он это самое равновесие, в первую очередь – душевное, успеет восстановить.

Словом, у пластунов был подробный план неторопливой войны на измор – но им все карты спутали татары.

Эти любили махать саблей на скаку. Кавалерийский наскок, храбрость и принебрежение долгосрочными стратегиями. Нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с ног валило! Массой задавим, шапками закидаем. Нас много, нас – орда!

На орду, конечно, силы хана Арслана Гирея Второго, крайне обиженного на листонош за гибель любимых жен Диляры и Таглимы, не тянули, но человек триста он в Джанкой послал. Чуть ли не половина полегли при первом же необдуманном штурме. Остальные разбили лагерь и стали ждать подкрепления, когда осознали, что Джанкой так, с кондачка, не возьмешь.

Тут же вспыхнули первые распри между казаками и татарами. Вражда, берущая свое начало в незапамятные времена, не угасает со временем, а лишь тлеет, подобно горящему торфу – практически бесконечно, периодически взрываясь ненавистью и жаждой крови. Кто-то кого-то толкнул. Кто-то кого-то назвал чернозадым. Кому-то помешали завывания муэдзина с призывом к вечерней молитве. Кому-то – запах жареной свинины.

Начиналось все с банального мордобоя – пара синяков, пара сломанных ребер. Потом в ход пошли ножи. Пролилась кровь, казаки и татары схватили за огнестрельное оружие. Еще чуть-чуть, и листоношам оставалось бы только убрать трупы незадачливых осаждающих. Но казачий есаул встретился с минг-баши, то есть тысячником, татарского войска, выкурили трубку (в случае минг-баши – кальян) мира и порешили распри прекратить, самых ретивых и неугомонных – примерно наказать и сосредоточиться на осаде Джанкоя. Извечным противникам удалось достичь хрупкого перемирия. Вражда стихла.