Только вперед - Борис Раевский

— Трудно, конечно, — согласился Грач. — И не только из-за линии Маннергейма. Скалы, леса, болота и озера... Подумать только: в этой крохотной стране тридцать тысяч озер!..

Поговорили и о заводских делах. Вспомнили прошедшее лето, когда каждое воскресенье Леонид с заводскими пловцами отправлялся в Центральный парк или на стадион, или в пригороды: готовились к спартакиаде.

— Как Катя Грибова финишировала, помните?! — воскликнул Грач.

— Еще бы! — усмехнулся Леонид.

Эта недавно пришедшая в секцию продавщица газированной воды из заводской столовой первой закончила стометровку кролем, оставив далеко позади всех своих соперниц.

— А Виктор Махов?

Да, кузнец тоже отличился.

О себе Грач умолчал, а он, пожалуй, сделал для команды больше всех — занял два первых места.

...В Ленинград поезд прибыл вечером.

Леонид сперва даже не узнал знакомую привокзальную площадь. Всегда шумная, веселая, сверкающая, она теперь была погружена в темноту, словно притаилась.

Прямо с вокзала, взяв такси с непривычно мерцающими синими фарами, Кочетов понесся по затемненным улицам в институт.

Всего десять дней не был он в Ленинграде. Город преобразился. Теперь он выглядел суровым, подтянутым, строгим. Прифронтовой город!

Был уже вечер, но в институтских залах и коридорах толпись студенты.

— В чем дело? — спросил Леонид у первого встречного.

— Да вот — провожаем...

— Куда? Кого?

— Ты что — с луны? Добровольцев на фронт!..

Лучшие лыжники института уходили на войну, образовав Особый отряд лыжников-добровольцев.

Кочетов тут же, в коридоре, вырвал листок из блокнота и, приткнувшись на подоконнике, синим химическим карандашом торопливо написал заявление. В нем была всего одна строчка:

«Очень прошу отправить меня на фронт».

Слово «очень» он дважды подчеркнул: для убедительности. Но и это не помогло. Комиссар особого ряда лесгафтовцев, Николай Александрович Гаев, вернул ему заявление. По-особому подтянутый, бодрый и оживленный, он сочувственно похлопал Кочетова по плечу и кратко сказал:

— Поздно!

— Тебя все равно бы не взяли! — утешали Леонида товарищи — боксеры, футболисты, теннисисты. — Нас вот тоже не приняли. Только самых лучших лыжников берут. А ты же пловец!

— Я и лыжник! — яростно протестовал Кочетов. — Имею второй разряд!

Но он убедился: все старания напрасны. Отряд уже сформирован и готов к отправке.

Вскоре с фронта стали поступать первые сведения о действиях Особого отряда лесгафтовцев.

В институтских коридорах кучками собирались студенты. В перерывах между лекциями жадно читали они скупые заметки в газетах и письма с фронта. Слава об Особом отряде разнеслась уже по всему фронту, по всей стране.

Особенно прославился Гаев одной своей операцией.

Во главе группы разведчиков-лесгафтовцев он пошел на ответственное задание: разыскать и уничтожить в глубоком тылу противника мощную вражескую радиостанцию. Путь был невероятно тяжел: крутые обледенелые склоны, усыпанные валунами, густо заросшие сосновым лесом. Узкая тропа, петляя, то почти отвесно спускалась вниз, то вдруг взмывала на груды огромных ребристых камней.

Путь преграждали никогда не замерзавшие болота. Сверху они были предательски покрыты снегом, но стоило ступить — и бойцы глубоко проваливались в трясину. В валенки набиралась ржавая, гнилая вода. Намокшие полушубки покрывались твердым ледовым панцирем. А главное — лыжи, попав в болото, мгновенно обрастали льдом и переставали скользить. Приходилось тут же на морозе тщательно счищать лед. Разводить костры запрещалось; они могли выдать врагу местоположение отряда. Да и все равно — оттаивать лыжи у огня нельзя: они испортятся от жары, к ним будет прилипать снег.

И все-таки лесгафтовцы добрались до цели и обнаружили, что радиостанция находится при шюцкоровском штабе.

Ночью разведчики окружили штаб, и, как только радист послал в эфир первые сигналы, здание взлетело на воздух. Шюцкоровцы-штабисты были перебиты. Разведчики, забрав секретные документы, стали уходить.

Но тут-то и началось самое трудное. Вскоре разведчики обнаружили, что за ними мчится погоня. Началась отчаянная гонка. Лютый мороз перехватывал дыхание: было минус 43 градуса. Резкий ветер валил с ног. Белофинны яростно нажимали, уверенные в своем превосходстве. Ведь они — прославленные на весь мир лыжники, с детских лет привыкшие к дальним переходам.

Но лесгафтовцы стремительно мчались все вперед и вперед. Погоня продолжалась уже четырнадцать часов. Белофинны не сомневались, что советские бойцы вот-вот начнут выдыхаться и замедлят бег. Каково же было их удивление, когда отряд разведчиков после четырнадцатичасового изнурительного бега вдруг сошел со своей старой, ранее проложенной, лыжни и помчался прямо по целине! Причем отряд двигался не по прямой линии, а делал крюки, запутывая свой след.

Значит, русские вовсе не стремились выбрать кратчайший маршрут? Значит, они не устали?

Разъяренные шюцкоровцы еще ожесточеннее повели погоню. Они не могли представить, что кто-либо в мире владеет лыжами лучше их.

Двадцать семь часов продолжалась гонка. Двадцать семь часов уходили лесгафтовцы от врага. И ушли. Белофинны в конце концов выдохлись. Погоня прекратилась.

...Леонид Кочетов, как и все студенты, с гордостью слушал рассказы о замечательных подвигах своих друзей. Одно только омрачало его настроение — почему он не с ними?..

А между тем жизнь в Ленинграде шла своим чередом.

Жители быстро привыкли к затемненным улицам, к шторам на окнах, к ежедневным лаконичным сводкам штаба Ленинградского военного округа, к свежим надписям на железных дверях подвалов: «Вход в бомбоубежище».

По-прежнему по утрам торопились на уроки школьники, по-прежнему выстраивались очереди в кассы кинотеатров, когда на экраны выпускался новый фильм; а влюбленные считали, что гулять по затемненным улицам даже лучше.

Занятия в институте продолжались. В тишине просторных светлых аудиторий преподаватели спрашивали химические формулы, строение беспозвоночных, спряжение вспомогательного глагола «ту би». И по-прежнему ставили двойку студенту, не усвоившему очередной параграф учебника физиологии.

Жизнь шла своим чередом.

Огромный институтский актовый зал был празднично украшен: лозунги, гирлянды, портреты. На окнах уже нет плотных черных штор — кончилось затемнение! Над сценой — длинная, широкая полоса кумача с метровыми буквами: «Привет героям-фронтовикам!»

Вчера в Ленинград вернулись с фронта первые воинские части. А нынче утром по институту, как шквал, пронесся слух: к вечеру в город прибудет Особый отряд лесгафтовцев!

Кончилась война. Всего три месяца понадобилось Красной Армии, чтобы взломать «неприступную» линию Маннергейма.

Студенты готовились к встрече своих боевых товарищей. Но как? Как сделать, чтобы этот день отличался от всех других праздников? Чтобы он запомнился на всю жизнь?

Особенно волновались девушки-студентки. Что изобрести? Одна из них предложила преподнести подарки фронтовикам. Идея понравилась. Но где взять подарки?! Сшить, связать, вышить — уже не успеешь... Да и что подарить? Кисеты, портсигары — их ведь обычно посылают бойцам?! Но это не ново, а главное — большинство лыжников не курило...

Выход нашла Аня Ласточкина, Она предложила подарить фронтовикам розы. Алые розы — символ победы! Хоть по одной! Но каждому! Обязательно каждому бойцу!

Аня тут же ярко расписала подругам, как это будет замечательно:

— Представьте: в зал строем входят бойцы — в полушубках, валенках, ватных стеганых брюках. Винтовки за спиной. Обветренные, исхудалые... И тут к каждому подбегает девушка и прикалывает ему на грудь алую розу!..

— А и впрямь неплохо! — радостно воскликнула одна из первокурсниц.

— Факт, неплохо, — согласился Молодежников. — Только где столько роз раздобыть? Зима...

Это и в самом деле казалось нереальным.

Аня помнила: когда-то в поисках роз для Леонида она обегала все цветочные магазины. А ведь теперь нужны не три штуки! И все — обязательно красные. А времени — в обрез.

И все-таки девушки достали цветы. Они поехали по пригородным оранжереям. В одной как раз вчера распустились крупные алые бутоны. Но заведующая — огромная, суровая женщина — наотрез отказалась срезать их.

— И не просите! — басом отрубила она. — Цветы, считай, уже проданы. Обещаны на свадьбу. Певцу. Знаменитому...

Однако, когда Аня объяснила, зачем им цветы, заведующая сразу смягчилась.

— Подождет знаменитый-то! — подмигнула она и загромыхала: — Фаня! Срезай бутончики! Подчистую!..

...Вечером девушки, встречая на вокзале фронтовиков, каждому прикрепили к полушубку алую розу...

Прошло три месяца.

По широкой гранитной набережной Невы летней ночью медленно шли Леонид и Аня.