Только вперед - Борис Раевский

А Кочетов по-прежнему неутомимо летел вперед. Постепенно все тридцать прожекторов сползли со всех дорожек и сосредоточили свой свет на советском пловце. Судьи чуть не бежали по бортику бассейна, контролируя каждое его движение.

Сплошной рев стоял в бассейне. Зрители кричали так, как не кричат даже болельщики футбола, когда нападающий прорывается с мячом к воротам противника.

Какой-то чопорный старичок, одетый в строгий старомодный сюртук, забыв все на свете, азартно хлопал по спине сидевшую впереди даму. Дама вздрагивала от каждого прикосновения его руки, но не оборачивалась: все ее внимание было приковано к пловцу.

Наиболее честные, здравомыслящие болельщики и прежде понимали, что мировой рекорд Кочетова — не выдумка. Но такого не ожидали даже они.

И только одна мысль владела всеми. Она радовала зрителей первых рядов и тревожила «галерку». Сдаст, не выдержит! Не может выдержать человек такого темпа!

И только когда до финиша остались последние, считанные метры, все поняли: темпа он не сдаст. Наоборот, казалось, неутомимый пловец не только не устает, но все больше входит во вкус борьбы. Он уже намного обошел всех противников; они растянулись цепочкой, которую замыкал вконец измотавшийся бразилец.

Кочетов бурно финишировал первым. Разом щелкнули десятки секундомеров — 2 минуты 30,4 секунды!

И только закончив дистанцию, Леонид снова почувствовал боль. Из-за поврежденной ноги он показал время на 0,6 секунды хуже, чем в Москве, и все-таки на 0,8 секунды лучше официального мирового рекорда.

Финишировавший вторым негр Джонсон отстал от Кочетова на целых 2 секунды! Поляк — на 3,6 секунды. А пришедшие последними голландец и бразилец — почти на 5 секунд. Такой огромной разницы между первым и вторым местами почти никогда не бывало на международных состязаниях, где собирались лучшие пловцы мира. Было ясно: Кочетов — пловец сверхкласса.

— Ко-тше-тофф! Ко-тше-тофф! — гремели трибуны.

Леонид сел возле стартовой тумбочки. Нога снова заныла. Незаметно для зрителей он растирал опухшее колено и ждал решения судей.

Но судьи почему-то не торопились.

Кочетов видел, как в первом ряду, нервно скомкав, газету, встал высокий молодой человек в белом спортивном костюме. Леонид знал, — это чемпион Голландии, мировой рекордсмен, господин Ванвейн. Он быстро прошел к судьям и стал что-то с жаром доказывать им.

Судьи удалились на совещание.

Вдруг Холмерт, сидевший неподалеку от Кочетова, лихорадочно вскочил на ноги. Все тело его мелко дрожало, глаза закатились, как у припадочного, на губах. выступили хлопья пены. Он несколько секунд постоял, качаясь, и грохнулся на пол.

«Припадок!» — встревожился Леонид и бросился к бразильцу.

Но, к удивлению Кочетова, пловцы, секундометристы, репортеры, фотографы вовсе не волновались. Казалось, это происшествие нисколько не удивило их.

Вскоре появились носилки, и Холмерта унесли.

— В чем дело? — спросил Леонид у переводчика.

— Доппинг! — кратко и спокойно ответил тот. — Слишком много «горячительного» вогнал в себя это молодчик. Перестарался!

Так вот он — пресловутый доппинг! Кочетов много слышал о нем, но сам еще ни разу не наблюдал этого омерзительного явления. Галузин рассказывал Леониду, что на Западе спортсмены иногда перед самым состязанием вводят в кровь различные наркотики, чтобы предельно возбудить организм, заставить его работать с лихорадочным напряжением.

Значит, припадок бразильца — результат доппинга! Это и немудрено: после кратковременной неестественной вспышки энергии неизбежно наступает длительное тяжелое, болезненное состояние.

Кочетов теперь понял, почему в раздевальне бассейна, как в больнице, стоял запах камфары, спирта и еще каких-то медикаментов, а мимо то и дело сновали люди с блестящими врачебными шприцами и ампулами.

Однако и доппинг не помог сухопарому бразильцу: он все-таки приплелся к финишу последним.

Леонид снова сел.

Судьи еще не вернулись.

Прошло пять минут — они все совещались.

«Галерка» негодующе ревела. Первые ряды настороженно молчали. Леонид удивленно посмотрел на Ивана Сергеевича, который сидел неподалеку от стартовых тумбочек, в ложе для почетных гостей и журналистов. Тот чуть-чуть поднял ладонь и медленно опустил ее на барьер ложи. Это означало — спокойствие!

«Ну что ж, спокойствие, так спокойствие!»

Леонид поднял глаза на «галерку». Какой-то рабочий парень-спортсмен в черной шерстяной фуфайке сложил ладони, будто в крепком рукопожатии, и, тряся ими над головой, громко кричал: «Москау, Москау!»

Кочетов улыбнулся, тоже сложил руки и потряс ими над головой. Приятно, что и здесь есть друзья! Взгляд его скользнул по первым рядам. С какой ненавистью смотрели на него эти холеные господа! Седой старик с высокой шляпой в руке, встретившись с Леонидом глазами, даже отвернулся. Да, здесь не только друзья, но и враги. Чтобы не видеть этих откормленных высокомерных лиц, Кочетов стал смотреть на воду, но вдруг почувствовал на себе чей-то упорный, пристальный взгляд. Он поднял глаза и увидел в первом ряду высокого парня в клетчатом пиджаке с малиновым платочком в кармашке. Тот глядел на Леонида и нагло ухмылялся.

«Он! — сразу же отчетливо вспомнил Кочетов. — Это он кинул палку!»

Мерзавец, так нахально рассевшийся в первом ряду, даже не счел нужным переодеться. Он самоуверенно оглядел Кочетова и, чувствуя, что тог узнал его, вовсе не пытался скрыться.

Леонид подозвал Ивана Сергеевича и, указав рукой на парня, объяснил, кто это.

— Наглец! — процедил Галузин. — Знает, что здесь ему все сойдет с рук!

Но все же Иван Сергеевич с помощью переводчика подозвал полицейского. Высокий плотный полицейский с идущей через плечо широкой белой портупеей, похожей на почетную ленту, чем на ремень для револьвера, выслушал Галузина и любезно объяснил, что сам он задержать молодого человека из первого ряда имеет права. Но, если господин русский настаивает, он может позвать своего начальника, лейтенанта Янсена.

Лейтенант Янсен, тоже с белой портупеей и в белых крагах, немедленно явился. Рассказ Ивана Сергеевича, казалось, нисколько его не удивил.

Лейтенант говорил быстро и очень вежливо. Переводчик едва успевал переводить поток его восторженных восклицаний. О, он сам спортсмен и от всей души сочувствует русскому чемпиону, господину Котшеттофу. О, то, что произошло с ним, конечно, возмутительно! Но задержать господина в клетчатом пиджаке он, к величайшему сожалению, не имеет оснований. Ведь сам господин Котшетофф утверждает, что был в «саду один, — значит, свидетелей нет. А арестовывать кого-либо только лишь по подозрению одного человека... — согласитесь сами... — невозможно, это антидемократично, это покушение на свободу личности!

— Нидерланды — страна истинной свободы! — высокопарно заявил лейтенант Янсен. Глаза его при этом хитро сощурились.

— Свобода! Как же!.. — презрительно сказал Галузин и, не глядя на лейтенанта, ушел в свою ложу.

Между тем время шло.

Прошло десять минут, пятнадцать. Судьи все еще показывались.

Леонид сидел, растирая больную ногу. Наконец откуда-то появился Ванвейн и, расталкивая публику, прошел на свое место. Вскоре вышли и судьи.

Главный судья подошел к микрофону. Стало тихо.

— Судейская коллегия, — произнес он, — просит пловца Котшетоффа, Союз Советских Социалистических Республик, еще раз, но уже медленно, проплыть половину дистанции. Судейская коллегия должна убедиться, правилен ли его стиль плавания.

На миг показалось, что в бассейне обрушились трибуны: такой поднялся крик и свист.

— Долой судей! В воду их! — кричали болельщики. — Топить!

— Позо-о-ор! — сложив руки рупором, кричал парень в черной шерстяной фуфайке.

— Позор! Позор! — подхватили трибуны.

Даже те зрители, которые не симпатизировали Кочетову, теперь были возмущены произволом судей.

Леонид разозлился. Ах, так! Хотят проверять чистоту его стиля? Куда же смотрели все двадцать судей, когда он плыл? Такого еще никогда не бывало на соревнованиях. Ну ладно!..

Галузин встал в ложе. Лицо его выражало крайнее возмущение, косматые брови сошлись на переносице. Он стал быстро, спускаться по лесенке.

«Нет, не выйдет, господа! — думал он, шагая по ступенькам. — Наш пловец вторично не поплывет! Дудки!»

Галузин хотел от имени советской делегации заявить судьям решительный протест, но Кочетов нарушил весь его план.

Злой и возмущенный, Леонид вскочил на тумбочку. Жестом он подозвал переводчика. Шум в бассейне сразу прекратился.

— Переводите! — высоким, мальчишеским голосом выкрикнул Леонид. — Они хотят проверить мой стиль? Пожалуйста! Я им продемонстрирую свой стиль, стиль большевиков!

Переводчик быстро, торжествуя, бросил его слова в ряды зрителей.

— Браво!

— Молодец!

— Так их! — закричали болельщики.