Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

Замок оказался плевым, и Николаев, в молодости, до службы еще, водивший дружбу с лихой питерской шпаной (теперь он не любил про дела двадцатилетней давности и вспоминать), вскрыл его без проблем. Вскрыл, осторожно приподнял крышку, напряженно вслушиваясь — не затикает ли механизм — рывком распахнул и ахнул…

— Что там? — привстал со стула мичман, вытягивая из широковатого для него ворота жилета тонкую шею. Будь в ящике бомба, кондуктора в трюме уже не было бы, а вместе с ним — и мичмана. — Контрабанда?

— Че-человек… — ошеломленно произнес молчаливый обычно сапер.

— Мертвый? — широкая спина матроса загораживала мичману обзор.

— Нет… Ка-кажется живой…

— А ну, отойди…

— Добрый день, милостивые государи, — поздоровался бледный человек, лежащий в ящике, со склонившимся над ним офицером. — Или сейчас не день? Что-то темновато… Князь Бежецкий к вашим услугам. Александр Павлович.

Краузе захлопнул рот, выудил из наплечного кармана рацию и доложил:

— У нас проблема, господин лейтенант.

— Обрисуйте ситуацию.

— На борту обнаружен ящик и в нем — живой человек.

— В сознании?

— Так точно! Представился даже… Как ваше имя, сударь, повторите, пожалуйста, — прикрыв микрофон рукой, попросил он обитателя сундука.

— Князь Александр Павлович Бежецкий, — охотно повторил тот, не делая даже попытки выбраться.

— Бежецкий… Александр Павлович… князь…

В динамике воцарилось молчание.

— Мичман, оставайтесь на связи! — произнес наконец лейтенант напряженным голосом и отключился.

— Срочно доставить князя на борт, — распорядился он двумя минутами позже. — Со всей обходительностью. Смотрите у меня, Краузе, — если хоть волос… Я ваше гусарство знаю.

— Так точно, господин лейтенант! Доставить, чтобы волос не упал! — молодецки отрапортовал мичман и погрозил Николаеву. — Слышал, орясина охтинская? Чтобы волос не упал!..

15

— Что значит — посол? Какой державы посол?

Борис Лаврентьевич Челкин никак не мог успокоиться и мерил шагами кабинет из конца в конец, наверное, сотый раз. И так проблем полон рот: несговорчивая Дума, перманентное брожение умов в Польше, снижение мировых цен на нефть из-за иезуитской политики Британии на Ближнем Востоке, грозящее обернуться дефицитом в казне… А тут еще эта потусторонняя Россия свалилась на голову, будто пыльный мешок из-за угла.

И нет бы чинно-благородно: ученые, мол, открыли возможность проникнуть в параллельное пространство, отыскать там подобие Российской Империи, выдвигают такие-то гипотезы, требуют на научные исследования такую-то сумму денег… Все это уже было и было не раз по самым разным поводам, и рецепт тут очень даже простой: дать на исследования энную сумму, поощрить кого словом, кого — орденочком, и спокойно забыть. Суммы плевые — фантазии у этих придумщиков не хватает, чтобы настоящих денег попросить, а глядишь — забота с плеч долой. Это даже полезно — вроде космоса этого, черт бы его побрал: умные головы имеют точку приложения своих талантов, не вникают, безделья ради в Основы, не пытаются их сотрясти ради научного же интереса. Да и практический выход с этих заумных теорий бывает. Нечасто и немного, но бывает. Вроде тех же поминальников, баллистических ракет или микроволновых печей. Да и обывателю нужны сенсации, чтобы не зацикливался на своих мелких бытовых неурядицах, не скучал, не выражал недовольства… Он же, обыватель, от сытости сам не знает, чего хочет. Не то севрюжины с хреном, не то — конституции.

Сейчас вроде бы все в порядке и недовольство ему выражать нечем, а поди ж ты — и студенческие кружки возникают по десятку в месяц, и анекдотцы сомнительного содержания кто-то сочиняет, и в Сети бог знает чего творится — жандармы, бедные, с ног валятся, чтобы за всем уследить, не дать во что-то серьезное развиться. Ведь и не такие безобидные случаи бывают — вон, в прошлом году сиделец наш женевский, Левинсон Иуда Маркович, в определенных кругах известный под псевдонимом Максим Совестин, труд свой очередной тиснул. «Двенадцать советов Государю». Ишь ты, Макиавелли [11] какой выискался! Советчик! Будто и без него советчиков нет. Да ладно бы хоть действительно дело советовал — бред ведь всякий несет, сплошную крамолу. Прислушайся Его Величество хоть к одному такому «совету», и все — не видать больше России. Одна территория останется, а ни Веры, ни Царя, ни Отечества в ней уже не будет… И попробуй выковырни его из этой Женевы. Конфедерация когтями и зубами держится за свои обычаи, а обычай ее простой, как у казаков-донцов — из Конфедерации выдачи нет. Сплошные проблемы.

А тут еще этот посол липовый свалился на голову…

— Бежецкий, говоришь? — остановился Борис Лаврентьевич у дальней стены кабинета, прямо перед портретом Его Величества в полный рост при всех императорских регалиях. — Который из Бежецких? Отец или сын?

— Александр Павлович, — дипломатично ответил советник, привыкший за годы службы светлейшему к внезапным переменам его настроения и частенько — неадекватной реакции на невинные, в общем-то, ответы. Мог господин Челкин и письменным прибором запустить, и просто в ухо заехать — без чинов, по-простому, по-мужицки. И чем дальше, тем все непредсказуемее были его действия. И серьезнее последствия.

— Александр Павлович… Улан царицын… Или этот…

Челкин вспомнил невнятные слухи, будоражившие высший свет года три-четыре тому назад, и задумался. Советник столбом стоял у стола, не решаясь привлечь к себе внимание «полудержавного властелина». Наконец светлейший о нем вспомнил:

— У тебя все?

— Так точно, — по-военному ответил тот, вытягиваясь еще больше.

— Тогда пошел к черту!

Оставшись один, Борис Лаврентьевич уселся за стол, подпер руками тяжелую, отливающую медью, тронутой благородной патиной, голову и задумался…

Заполошный стук в дверь оторвал Маргариту от работы.

— Кто там? — недовольно спросила она, сдвигая очки на кончик носа и становясь похожей на учительницу гимназии. — Войдите!

Дверь распахнулась, и на пороге возник поручик Мальцев, в задачи которого входило охранять «этого нового Бежецкого» до особых распоряжений.

После решительного отказа появившегося «из-за грани» близнеца Бежецкого вести какие-либо переговоры, пока ему не будет предоставлена полная свобода и гарантии исполнения миссии, возникла томительная пауза. Баронесса просто не представляла себе, как выполнить требования свалившегося как снег на голову двойника ротмистра Воинова. Во-первых, это было попросту неразумно. Хотя бы до тех пор, пока не появятся какие-нибудь материальные подтверждения судьбы отправленного за «грань» посланца, кроме голословных утверждений пришельца о его тяжких травмах и необходимости лечения на «той» стороне. Во-вторых, как можно представить Государю этого самозванца в качестве посла той, другой России? Нет, если опять же Воинов возвратится и подтвердит… Получался замкнутый круг. Чужого Бежецкого на всякий случай изолировали, но как быть дальше, никто не знал. Даже решительная в других случаях «мать-командирша» не решалась брать на себя подобную ответственность. Так неопределенность тянулась и тянулась, а пауза грозила перейти в цейтнот…

— Что у вас, поручик, — посмотрела на вошедшего офицера поверх очков Маргарита. — Что-нибудь с вашим… хм-м… подопечным?

Мальцев состоял в штате КСП недавно и ужасно робел перед новой начальницей: опыта общения с командирами-женщинами у него еще не было. Хотя в целом офицером он был знающим и опытным.

— Так точно, ваше превосходительство! — гаркнул он, становясь по стойке «смирно».

— Потише, поручик, — поморщилась баронесса. — Вы же не на плацу… Что там с ним?

— Из Санкт-Петербурга прибыли четыре офицера, чтобы его забрать.

— Как забрать? По какому ведомству проходят эти офицеры?

— Дворцовая служба, ваше высокопревосходительство. Старший предъявил предписание за подписью самого Челкина.

— Интересно… — пробормотала про себя Маргарита. — А рыжему зануде-то, что от моего гостя потребовалось?… Ваши действия? — спросила она поручика.

— Приказал караульным никого не пускать и поспешил к вам.

— Правильно. А относительно посланцев светлейшего?

— И не выпускать…

— Вот это особенно правильно, — похвалила служаку начальница и поднялась из-за стола. — Ну что же, давайте пройдемся до вашего объекта, посмотрим, что там и к чему…

«Вообще-то, если все это действо с высочайшего одобрения, то Челкин обязан был предупредить меня загодя. А раз не предупредил, то это — настоящая самодеятельность. И вообще — откуда он узнал про посланца? Не иначе среди моих людей есть его крыса… Это не есть гут, как говаривал один мой хороший знакомый…»