Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны - Валерий Шамбаров

Да, это считалось главным – чтобы кусок хлеба можно было получить только у одного «хозяина», который решит, кому дать и сколько, а кому подыхать с голоду. Универсальный способ властвования. Но для этого надо зерно с «подаренной» земли у крестьянина отобрать и увезти в город. Поэтому большевики начинают готовиться к новой войне – против русского крестьянства. На заседании ВЦИК от 20.05.18 председатель этого органа Яков Мовшович Свердлов сказал: «… Только в том случае, если нам удастся расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии – только в этом случае мы сможем сказать, что сделали для деревни то, что смогли сделать для города…»

А 26.05 Ленин пишет «Тезисы по текущему моменту»:

«1. Военный комиссариат превратить в военно-продовольственный комиссариат, т. е. сосредоточить 9/10 работы на передачу армии для войны за хлеб и на ведение такой войны на 3 месяца – июнь-август.

2. Объявить военное положение во всей стране на то же время.

3. Мобилизовать армию, выделив здоровые ее части, и призвать 19-летних для систематических военных действий по завоеванию, отвоеванию, сбору и свозу хлеба и топлива.

4. Ввести расстрел за не дисциплину».

Это еще май! Страна еще не полыхает восстаниями и не перечеркнута фронтами! То есть не войной были вызваны продразверстка и хлебная монополия, а наоборот! Ленин предполагает 9/10 военной работы сосредоточить на ограблении собственного крестьянства! Накормить народ, допустив свободный товарообмен, было, разумеется, проще – но ведь это реставрация капитализма. Разве можно такое допустить? Проще вести «систематические военные действия» – он вполне понимал, как крестьяне воспримут такую политику. Понимал, что начнется новый виток гражданской войны. И сознательно шел на этот шаг ради собственной модели коммунизма.

Если в центре России в начале 18-го «буржуев» истребляли еще не так много, а главным образом лишь оплевывали и травили, рассчитывая загнать под ярмо нового порядка, то на окраинах Советская власть разыгралась вовсю. Фактически каждый командир, комиссар, красноармеец получали право жизни и смерти. В каждой воинской части действовал «суд», выносящий смертные приговоры. В удостоверении представителя РВС армии прямо значилось: «Там, где проявляется контрреволюционность и саботаж, на месте виновных расстреливать».

В Екатеринодаре комендант Сташенко писал: «Предупреждаю всю буржуазию, что за нарушение правил, выказанных против трудового народа, буду беспощадно расстреливать или уполномочивать лиц мандатами на право расстреливать негодяев Трудового Народа».

Из российских Казачьих Войск (Донского, Кубанского, Терского, Оренбургского, Уральского, Астраханского, Сибирского, Забайкальского, Амурского, Семиреченского, Уссурийского) 10 было упразднены (до 20-го продержалось лишь Уральское). Эпицентром ужасов стал Северный Кавказ. Как уже упоминалось, здесь сформировалась огромная, плохо управляемая Красная армия из войск Закавказского фронта. Из Новороссийска сюда наползли моряки Черноморского флота, ушедшие из Севастополя от немцев. Сюда же отступили части украинской Красной гвардии – злые, голодные, потерявшие все и озверевшие. Жуткая трагедия разыгралась на Тереке. На курортах Пятигорска, Ессентуков, Минвод скопились до 16 тысяч раненых и больных. В основном, понятно, офицеров и «буржуев». Они были объявлены «резервом Корнилова». Их перестали кормить и отпускать продукты. Спровоцированные этим голодные протесты были объявлены путчем, в дело ввели регулярные войска и закончили бойней.

В предгорьях шел геноцид черкесов, в астраханских степях – калмыков: им принадлежало слишком много плодородной земли. Калмыцкие улусы громили, уничтожали и оскверняли буддийские храмы, зверски казнили лам. Народ в прямом смысле пытались вывести под корень, поэтому здешние красноармейцы проявляли специфику в своих действиях – мужчин убивали, детей и подростков калечили, зачастую кастрировали, чтобы не было потомства, а женщин насиловали, после чего им вырезали или уродовали половые органы, лишая способности к деторождению.

На Кубани на 1,4 млн. казаков приходилось 1,6 млн. иногородних, т. е. крестьян, не обладающих казачьими правами и пользующихся меньшими наделами. Правда, не выполняющих и казачьих обязанностей – нести службу, покупать и содержать за свой счет коня, обмундирование, оружие, но кому до этого дело? Любой казак для иногороднего был буржуем. Развернулся террор и грабежи казачества. Сотни и тысячи были расстреляны, порублены, утоплены в реках. Истребляли казачьих офицеров, хотя большинство из них были обычными земледельцами, а чины получали в боях. Убивали вахмистров и урядников, путая названия этих чинов с полицейскими. В 22 станицах были убиты священники. Например, Иоанну Пригоровскому в пасхальную ночь прямо в церкви выкололи глаза, отрезали уши и нос, размозжили голову. Обращали алтари в отхожие места, упражнялись на стенах и иконах в хамском остроумии. Иногда вырезали семьи под корень – за скрывшегося отца, брата, сына. Для того чтобы отобрать землю. Или просто «за компанию».

Казаки, не в силах больше терпеть, начали подниматься. Но ведь они, принимая власть большевиков, покорно отдали все оружие. В апреле восстали 11 станиц Ейского отдела. У них оказалось по винтовке на десятерых. Привязывали к палкам кинжалы, делали копья из вил, просто брали топоры. Против них двинулись бронепоезда и каратели с их же сданными пушками и пулеметами. Вслед за карателями шли обозы с красноармейскими женщинами, которые грабили станицы, а в садизме превосходили мужчин, замучивая раненых, казачек и их детей. Восстание утопили в крови. Вспыхивали и жестоко подавлялись выступления в районе Армавира, Кавказской. Наконец, в горных районах Баталпашинского отдела поднял восстание есаул Шкуро. Укрываясь в горных лесах, казаки под его руководством повели партизанскую войну против большевиков. Восстание перекинулось на Майкопский и Лабинский отделы.

На Дону ситуация несколько отличалась. Здесь красные сумели восстановить против себя не только казаков, но и иногородних Пришлые элементы быстро установили политику казней, реквизиций, карательных экспедиций против непокорных. В Ростове водили на расстрел партиями каждую ночь. В Таганроге трибунал заседал на борту миноносца, там же приговоры приводились в исполнение. Хлеб и скот увозились на север. «Казачий большевизм», рассчитывавший, что прогонит атамана и заживет своей жизнью, понял, что ошибся. Даже награбленные богатства ростовских и новочеркасских «буржуев» достались пришлым. Пошли распри между казачьими и советскими большевиками. Оттесненный на задний план Голубов и комендант Новочеркасска Смирнов стали оппозицией Ростову. Голубов поймал помощника Каледина, генерала Митрофана Богаевского, и разрешил ему на митинге говорить казакам «всю правду». И голубовские казаки, внимая, орали: «Не выдадим!» Узнав об этом, из Ростова послали карателей. Голубов бежал, но в одной из станиц был опознан и тут же убит казаками. Богаевского расстреляли.

А когда с Украины полезла, как саранча, Красная гвардия, бегущая от немцев, пожирающая все подчистую, грабящая и насильничающая, донцы взорвались. 14 апреля казаки ближайших к Новочеркасску станиц напали на город и заняли его. Голубовская дивизия объявила нейтралитет и ушла, увозя награбленное добро. Правда, по дороге их тоже ограбили и все отняли в восставших станицах. 18-го большевики отбили Новочеркасск, сопровождая это новой волной погромов и казней. Но восстание уже разливалось вширь. Генерал Попов вернулся из Сальских степей. К нему стеклись до 10 тысяч бойцов. Полубезоружное ополчение отчаянно защищало свои станицы от красных, значительно лучше оснащенных, делали набеги по большевистским тылам, высылали экспедиции в станицы, еще не оправившиеся от большевизма. Красные развернули на повстанцев наступление с севера и запада.

Но как раз в эти дни к границам Дона выходила Добровольческая армия Деникина. Высланный им на разведку полковник Барцевич после 200-километрового рейда вернулся с сотней казаков, которые сообщили: «Дон восстал. Задонские станицы бьют челом Добровольческой армии, просят забыть старое и поскорее прийти на помощь». Деникин предоставил ген. Покровскому четыре сотни казаков и черкесов, чтобы шел на помощь кубанским повстанцам, а сам нацелился на Дон. Кубанцы не хотели расставаться с армией, пока Деникин не пообещал, что Кубани он не бросит и скоро вернется.

29.04 добровольцы выступили. Деникин, мастер маневра, снова хитрил. Пошли на северо-восток, завязали бой со ставропольскими отрядами, а едва стемнело резко свернули на запад. У станции Ея форсировали железную дорогу. Конница, разойдясь веером, взрывала пути. На рассвете подошел красный бронепоезд, эшелоны с пехотой, впереди колонны тоже протянулись позиции, встретившие огнем. Но их раздавили моментально, атаку из эшелонов отбили, а бронепоезд не подпустила артиллерия. Армия снова расположилась в ставропольском селе Лежанка. Здесь узнали, что в Задонье дело совсем худо. Жмут и громят казаков красные, заняли станицы Кагальницкую и Мечетинскую, творят там крутую расправу, а повстанцы отступили в Егорлыкскую. Деникин выслал им на помощь конный полк Глазенапа, а в обход красной лавине – бригаду Африкана Богаевского, Корниловский и Партизанский полки.