Расческа для Лысого - Мария Зайцева

сбивчиво объяснить свое поведение временным помрачением рассудка, но мне было плевать. Даже не вслушивалась. Просто хотелось, чтоб кто-то был рядом. И почему бы не она? Больше-то некому. Ну не Польку же посвящать в такое, в самом деле. У нее волосы дыбом встанут, если узнает… Хоть она и ненамного старше, но, кажется иногда, что на целую жизнь.

Так и повелось.

Машка звонила, мы куда-нибудь выбирались. Обычно, в нашу местную рыгаловку, которую ее владелец отчего-то бодро именовал клубом. Там нас знали, Ванек регулярно подрабатывал в баре, поэтому можно было развлекаться бесплатно. Просто танцевать, расслабляться и ехать домой. Я, собственно, так не часто делала, но иногда накатывало. И тогда хотелось забыться. Очень. И Ванек, с его коктейлями, был к месту. С ним я, кстати, тоже начала общаться. Не простила, само собой, гада, но пользовалась его чувством вины. Потому что вот нехер вести себя, как скот. Пусть расплачивается теперь.

В середине августа стало отпускать. По ночам Миша мне все еще снился, но на черные джипы больше не пялилась. И это уже было хорошо. Нормально. Жизнь постепенно входила в привычную колею. И я извлекла из всего произошедшего урок.

Во-первых, нехер идти на поводу у своего сошедшего с ума тела.

И, во-вторых, нехер заводить романы со взрослыми мужиками.

Сегодня мы с Машкой зависаем в новом, недавно открывшемся аквапарке. Очень крутом, рядом с торговым центром. И лежаки пока что новые. И барчик есть, с коктейлями. И нам даже наливают. Ха-ха.

Вот еще бы весь город по жаре сюда не мотался, было бы вообще зашибись.

– Привет, девчонки, отдыхаете? – Вадик все же подходит к нам. Я не поднимаю головы, делаю вид, что сплю.

– Привет! Да вот, решили выбраться, – голос Машки звучит мягко, прямо мурчит, по-кошачьи. Вадик ей нравится. Все уши прожужжала. Ваньку дана отставка, хотя он не в курсе, что вообще на него смотрели с этой стороны. Это Машка облизывалась. Теперь вот на Вадика облизывается. – А ты что здесь делаешь? У тебя же гонка вечером?

– Да. Привет, Лен. – Судя по голосу, Вадик переместился ближе ко мне, присел на корточки, – классный купальник.

Я понимаю, что не отлежусь бревном, и поднимаю голову. Он и в самом деле близко. Сидит, смотрит. Взгляд шарит по моему телу, наверняка изучает задницу. Дурной взгляд. Облизывает губы. Рядом обиженно сопит Машка.

– Солнце загораживаешь.

И поворачиваю голову на другую сторону. Бл*, не понимает ни намеков, ни прямых посылов. В колледже прохода не давал всю сессию, караулил у входа, газовал на своем байке, пока мимо проходила, и тут теперь… Мне его интерес не нужен и не радостен. Как и он сам. Хотя, парень видный, этого не отнять. Но не нужен. Никто не нужен. И особенно не нужен проклятый наглый дядя Миша, которого я сегодня опять во сне видела.

– У меня гонка вечером, придешь?

Да чего ж ты прилипчивый такой!

– Нет. Терпеть не могу байки.

– А что любишь? Большие машины и стариков?

Голос грубеет, говорит гадости. А мне плевать. Раньше бы взвилась, надавала по роже. А сейчас…

– Именно так, малыш. Все именно так.

Выдыхает.

– Лен… Давай поговорим, а?

– Не хочу. Иди, а то скоро солнце уйдет.

Какое-то время рядом тихо. Потом сдавленное ругательство. И шаги. Ушел. Хорошо. А то, в самом деле, солнце загораживал.

Машка тоже молчит, хотя от нее ждала опять нотаций. Но нет. Сопит. Дуется, наверно. Хотя, чего на меня-то дуться? Я не виновата, что ее очередная любовь на меня смотрит, а не на нее.

Через час мы встаем и идем шляться по торговому центру.

В дорогущий бутик, где предусмотрительно рядом с наряженными манекенами выставлены ценники, чтоб такие, как мы, даже не думали забредать, меня затаскивает Машка.

Я не особо интересуюсь, так, брожу следом за ней по отделу, парочку топиков стоимостью в Полинкину зарплату прикидываю у зеркала. Ничего так. Мне бы пошло. Если б надо было. А оно не надо.

На выходе Машка отчего-то обгоняет, машет кому-то рукой, оборачивается ко мне:

– Я сейчас!

И выбегает.

Я неторопливо иду следом и даже сначала не понимаю, что происходит. На входе срабатывают антикражные ворота, и меня сразу же прихватывает охранник.

Я только удивляюсь, потому что до этого мы заходили еще в парочку отделов, и там ничего не звенело.

И не сопротивляюсь, когда просят открыть сумку. Спокойно открываю, потому что точно знаю, что звенеть там абсолютно нечему.

И, когда на моих глазах охранник достает один из топиков, что я прикидывала до этого у зеркала, даже не знаю, что сказать. Потому что слов нет.

Топ стоит, как самолет средних размеров, поэтому охрана вызывает полицию.

А я все еще не могу ничего сказать. Ступор какой-то. Тупость.

Только смотрю, как с противоположной стороны коридора торгового центра на меня смотрит Машка. Смотрит, а потом просто поворачивается спиной и уходит прочь.

И это, бл*, окончательно добивает.

Глава 20

Ленка

– Мелехова, значит…

Дознаватель кладет документы на стол, смотрит на меня.

А я в окно смотрю. Решеткой забранное. И вспоминаю Машкин взгляд. И думаю, какая же я дура. И это, в принципе, самое правильное направление мыслей для меня сейчас. Думать о том, что Машка – тварь, бессмысленно. Так же, как и убеждать дознавателя, молоденького парнишку, по виду стажера, в том, что меня подставили. Смысла нет. В глазах чувака – служебное рвение и прямо-таки охотничий азарт. Попала ты, Ленка. Главное, чтоб Польке не позвонили…

– Это уже четвертый привод, да?

– Не знаю, вам виднее.

– Да, ты права. И зря так спокойно себя чувствуешь, Мелехова. Это раньше ты была несовершеннолетняя, и все ограничивалось беседой и штрафом. А в этот раз все по-другому.

– Что, за тряпку поганую в тюрьму посадите?

– Тряпка стоит двадцать одну тысячу. Под административку не попадает. Владельцы магазина написали заявление, так что, Елена, учитывая ваши прошлые подвиги, вполне возможно. Конечно, ты можешь написать чистосердечное, и тогда суд рассмотрит более мягкое наказание. Например, штраф. Или условное.

– Я не буду признаваться. Я не виновата.

– Зря, Мелехова. Сама себя закапываешь.

Стажер откидывается на спинку стула, смотрит на меня, как ему кажется. Пронзительно, и наверняка в голове у него рефреном: «Наша служба и опасна и трудна…».

Мне это почему-то кажется настолько смешным, что невольно улыбаюсь. И вижу, по злому взгляду, что зря я это сделала. Зря.

Он открывает рот, чтоб, наверняка, отправить меня в камеру, когда в кабинет без