Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этой рукой опирайтесь на стол. Прекрасно. Сейчас садитесь в кресло…
Когда мы все сели, его послушники сказали ему, что и мы, вдвоем, здесь же находимся.
— Батюшка, я отец Г., который вам когда-то сказал, что хотел бы стать отшельником, а стал певчим Симонопетра.
— К чему у кого сердце больше расположено, там пусть и будет. Все едино. Хорошо быть в общежитии, хорошо быть и в тишине, куда хочет каждый, пусть и идет. Только пусть живет в терпении и послушании. Оба пути спасительны. Но все же лучше общежитие.
Беседа, которая протекала во время еды, была так непосредственна и неподдельна, что чувствовалось, что перед тобой нежный отец со своими детьми. Старец ел очень медленно. Он мог лишь, как во мгле, едва различать стакан с водой, тарелку, хлеб. Ел он сам, без посторонней помощи. Иногда делал замечания:
— Много масла налил! Невозможно есть эти овощи!
— Батюшка, — обратился к нему отец Е., - в округе, по соседству с вашей келлией, знали вы других старцев с высоким духовным состоянием?
— Не жди, что придет другой и скажет, что у него духовные дары. Святые прячутся, не хотят, чтобы их узнали другие. Желают славы в другой жизни, не в этой. (Затем, повысив голос, продолжил.) Если приходит кто-то и спрашивает: "Отец, ты Ангелов видишь?" — что ты ответишь? Скажешь: "Да, вижу Ангелов"? Если и видят Ангелов, то тебе этого не скажут. Не можешь знать, что скрывает внутри себя человек, пока он не заговорит с тобой. Многие Старцы открывались только после смерти. Никто их не знал…
Молча и очень медленно он продолжал кушать. Мы обсуждали разные вещи. Через десять минут или чуть больше Старец сказал:
— Один монах, когда искал место, чтобы построить келлию возле Святой Анны, начал копать и нашел остов целого тела. Место благоухало. Он хотел сказать другим монахам, что нашел такое сокровище. Но во сне тот святой, чьи это были кости, явился ему и сказал: "Оставь меня спокойно там, где я нахожусь, и никому ничего не говори. Перед своей смертью скажешь, что нашел тело мое, которое благоухало. Ничего другого. Не скажешь, и где меня нашел". Видишь — святые прячутся и не желают славы здесь, на земле, во имя славы в другой жизни.
Мы продолжили обсуждать разные вещи, и эта тема забылась. Однако ум Старца был занят тем же вопросом до самого конца трапезы, когда мы опять, внезапно, услышали его голос:
— Об этом говорит и апостол Павел: "Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего" (Евр. 13, 14). Туда приготовляемся для вечной жизни. Здесь все временно. Не ищут святые славы в этой жизни. Скрывают свое состояние…
После окончания трапезы встали.
— Благодарственные уже прочитали? Ну, начинайте малое повечерие. Здесь, на месте, как мы есть, — распорядился он твердо.
Когда закончили малое повечерие и взяли у него благословение, он спросил:
— Сегодня чья очередь? — Моя.
— Ну давай, пойдем.
Каждый из послушников хотел ухаживать за ним и во всем ему служить. Чтобы не было недоразумений, делали это каждый по очереди.
Говорят, что у него случались преходящие инсульты. Я не знаю, что это значит. То, что я вижу в Старце, — это прискорбный упадок душевно-телесного состояния, который превышает границы возможных его сил. Он сам это видит в себе и называет это "телесное разрушение". Сверх того, он замечает в себе некое затемнение мыслительных сил. Старец не может понять, что в этом помрачении уже не действует его воля, а лишь болезненное состояние, в котором он находится. Он этого не понимает и воспринимает все как факт духовной природы — как крест, который он должен нести со смирением. И когда он замечает, что теряет терпение, тогда расстраивается до отчаяния и переживает глубокую скорбь. Однако бывают моменты, когда затемнение отходит, ум очищается, и всякий ясно видит, что душа его чиста и исполнена кротости, сладчайшей радости и мира.
В старце Ефреме поражает удивительная естественность и непосредственность, которую редко находишь в людях. Ничего притворного, ничего ложного или лукавого. В духовном восхищении[59] видел Святую Троицу, лобызал Христа, беседовал с Ангелами, наполнялся сладостью Божественной любви, получал сверхъестественные дары. А сейчас он находится пригвожденным ко Кресту. Как наивны и несмысленны все те, которым не нравятся его стенания, когда он взывает: "Или, Или! Лама савахфани?"[60] Но и Христос так вопиял, дабы показать, что истинные последователи Его будут вопиять так же. А впоследствии они войдут во славу Христову.
Во всяком случае за эти дни я ни разу не заметил, что Старец не в своем уме или не понимает, что говорит. Многие вещи он не помнит, но знает очень хорошо, что с ним происходит и что он говорит. А также слышит очень хорошо и понимает все, что ему говоришь.
Вчера, когда мы были у Старца вдвоем, а послушник его отсутствовал, он внезапно мне сказал:
— Хорошо служишь.
Сказал это серьезно и твердо. Старцу Ефрему чужды комплименты и любезничество. Вот почему я на службе чувствовал, что меня сопровождает чей-то взгляд. В час Божественной литургии, когда я думал, что, возможно, он спит, Старец занимался тем, что духовно наблюдал, как служит иерей.
Он и раньше несколько раз нам говорил: "Я помолюсь, чтобы Бог мне сказал, что ты есть".
Его кончина
В ноябре 1996 года сильный приступ свалил Старца навсегда в кровать. Он стал почти совершенно неподвижным, безгласным и не способным к проглатыванию пищи. Казалось, что Старец не имеет никакой связи с внешним миром. Он не пытался ничего сказать, даже жестами. Незаметно было, что он что-то слышит, когда его спрашивали. В этом была какая-то тайна. Только когда он чувствовал очень сильную боль, стонал.
Один из любящих его братьев писал ему: "И когда очень часто меня затягивает обыденность, то мысленно ловлю внутри себя Ваш взгляд и устыжаюсь, жалкий, видя Ваше терпение и Ваши испытания".
А вот еще другой, более поэтичный и откровенный:
В старости, в болезни,
тверд и терпелив,
сораспявшись Богу,
страсти умертвив,
выпало на долю
быть тебе вне стен
почестей и славы
учесть коих — тлен,
выпало на долю,
как Христу в Свой час,
стать угодной Богу
жертвой за всех нас.
Пресвятая Дева
собственной рукой
сшила тебе саван
в час
