Анна Герман. Жизнь, рассказанная ею самой - Анна Герман

— Во Вроцлаве все хорошее, — нелепый ответ, но в ту минуту ничего умней в голову не пришло.

Он рассмеялся, чуть натянуто, ответить в том же духе означало бы завести разговор в ненужное русло, мы бы чувствовали неловкость, даже прервав его. Парень нашел выход:

— Что вы читаете?

Я не читала, а учила, вот-вот экзамены.

Знакомство все же состоялось, по поверхностное, ни к чему не обязывающее. Он инженер из Варшавы, во Вроцлаве в командировке, осталось время — решил искупаться. Не женат, живет один.

Я рассказала, что учусь на геолога, а еще участвую в труппе пана Скомпского, пою всякую всячину. Услышав веселый рассказ о том, каково это — за минуту превращаться в африканку, одновременно подвывая и посвистывая (мы так изображали вой ветра и шум морских волн, давая себе время переодеться), Збигнев заразительно смеялся.

Смех хороший — открытый и чуть смущенный одновременно. Почему-то подумалось, что он очень скромный человек и не любит выставлять свои проблемы на всеобщее обозрение.

Скромный человек, не любящий жаловаться, уехал в Варшаву. Конечно, мы тепло попрощались и даже обменялись адресами:

— Заходите, когда будете на гастролях в Варшаве.

— А вы к нам, когда приедете в командировку во Вроцлав.

— Договорились.

Вот и весь разговор. Ну, может, были еще фразы, но все закончилось, не начавшись. Фразу о гастролях в Варшаве можно бы считать насмешкой, куда нам до Варшавы, мы ездили по сельским клубам. Дома меня не бывает, да и сам Збигнев признался, что в командировки во Вроцлав ездит нечасто.

Значит, не судьба…

А жаль, парень понравился.

Дома я ничего говорить не стала, да и говорить было просто нечего. Выбросить симпатичного варшавского инженера из головы не получилось, но не ехать же в Варшаву, делая вид, что я на гастролях.

Так бы все и закончилось, но уже во время первых же гастролей по глубинке я увидела Збигнева Тухольского в зале. Даже замерла на мгновение, неужели мерещится? На следующий выход едва не опоздала — подглядывала из-за кулис в щелочку. Меня подогнали, пришлось отвлечься. Хорошо, что увидела Збышека в конце выступления, иначе наверняка что-нибудь сорвала бы.

Это был он — с цветами и своей смущенной улыбкой.

— Анечка, вы прекрасно поете. Я не специалист, не мне судить, но такой чистый голос должны оценить все…

Збышек не мастер делать комплименты, тем более витиеватые, а от смущения совсем замолк, но мне и не нужны были слова, уже одно то, что он как-то узнал, где мы будем выступать, и пришел на концерт, говорило о его интересе ко мне.

— Збигнев, а как вы узнали, где мы выступаем?

Некоторое время он не выдавал секрет, который оказался прост — звонил в дирекцию Вроцлавской эстрады.

Постепенно и его звонки, и его появление там, где выступала наша труппа (сначала Скомпского, потом Кшивки), стали настолько привычны, что при виде Збышека артисты говорили:

— Твой приехал.

Тухольского любила вся труппа, его невозможно не любить. Спокойный, всегда готовый прийти на помощь, причем сделать это без лишних слов. Збышек из тех, кто подставит плечо в самом трудном месте молча, не только не требуя за это благодарность, но и не объявляя вслух.

Рядом с ним вдруг выясняешь, что тебе давно помогают. Это самый хороший вид помощи — когда не только не требуют или не ждут благодарности за нее, но и вообще поступают так, словно все само собой разумелось. Такую помощь легко принимать, она от сердца.

Сколько раз, когда бывало трудно и я плакала, Збышек гладил меня по голове, как маленькую девочку, и уговаривал потерпеть! Даже мама помогает иначе, она все готова сделать для меня, последнюю капельку крови отдать, последнюю минуточку жизни, но то мама…

— Ты должна петь.

Это единственное требование. Збышек единственный, кто понимал, что я не могу этого не делать.

И он помогал, как мог. Сначала при любой возможности приезжал по воскресеньям на своей уже не новенькой машине, требующей постоянного ремонта (хвала его профессии — инженер), туда, где мы выступали. В любую погоду, в любое время года.

Часто для того, чтобы добраться в ту глушь, где мы базировались, требовалась ночь с субботы на воскресенье, а потом ночь для возвращения обратно в Варшаву.

— Збышек, когда же ты спать будешь?!

— На работе отосплюсь.

И обязательно цветы…

Заработок и все свободное время уходили на меня.

Мы очень быстро привыкли к его присутствию по воскресеньям, Збигнев стал настоящим талисманом, пока он не появился утром в воскресенье, артисты не чувствовали себя спокойно. Я тем более, и потому что беспокоилась из-за дороги, и потому что соскучилась.

Нет, это не привычка. Иногда я думаю, какой тогда до катастрофы была наша любовь? Какая она вообще?

У нас не было взрывов страсти, мы оба вовсе не итальянского склада.

В связи с этим интересное воспоминание.

Во время еще первого пребывания в Риме наблюдала со стороны семейную жизнь соседней пары. Не совсем соседей, но их громкие выяснения отношений были слышны по утрам или вечерам почти ежедневно.

Услышав крики впервые, мы испугались, не случилось ли чего. Хозяйка нашей квартиры махнула рукой:

— Нет, это Мария со своим Адриано прощаются.

Мне казалось, что прощались навсегда, во всяком случае, после таких воплей женщины мужчина определенно должен уйти и больше не появляться. В бурном потоке жестких определений и проклятий я разобрала только «кретино» и «провались в ад». Адриано не провалился, вечером он вернулся как ни в чем не бывало и был встречен не менее громко, но теперь уже радостно. Честно говоря, я не всегда понимала, прощаются они или встречаются, ссорятся или мирятся, все проходило с таким шумом и воплями, что только по тому, захлопывалась ли за синьором Адриано дверь, и он удалялся по улице, посылая ответные проклятия назад, или вопли раздавались уже из-за закрывшейся с грохотом двери, можно было разобрать встреча это или расставание.

Там в Риме я пыталась представить себя на месте синьоры Марии и понимала, что брака с итальянцем не выдержу. Конечно, не все итальянцы таковы, не все кричат, но шумят все. Разговор супругов на повышенных тонах вовсе не означает ссору, просто они очень эмоционально выражают свои чувства.

Например, удавшийся суп может вызвать такие крики, что покажется: расстаются. А окажется: он просто в восторге от точной дозировки пряностей в соусе к спагетти.

Нет, Збышек все делал тихо и молча, а если уж говорил…

Збышек, Збышек… я настолько привыкла к его постоянному присутствию и поддержке, что не представляла, как вообще можно без них прожить.