Империя страха - Брайан Стэблфорд

Часть 3

ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ

И Господь Бог сотворил человека из земельной пыли и вдохнул в его ноздри дыхание жизни; и стал человек живой душой.

И Господь Бог посадил сад на востоке Эдема; и там он поместил человека, которого создал.

И из земли Господь Бог взрастил всякое дерево, приятное для глаз и хорошее в пищу; а также древо жизни посреди сада, и древо познания добра и зла.

ПРОЛОГ

Расшифрованный текст письма, полученного Кенелмом Дигби в Гэйхерсте летом 1643 года.

Буруту, август 1642.

Мой верный друг. Ваше письмо, сообщившее о смерти моей матери, принесло мне самую печальную для человека весть, на несколько дней ввергнув меня в отчаяние. Хотя мы виделись примерно девятнадцать лет назад, я часто думал о ней и всегда дорожил ее словами, когда вам удавалось переслать их через половину мира в мою ссылку. Ваш рассказ о ее последних днях и мыслях дорог мне, хотя и напомнил о том, что я потерял, покинув родину.

Не будь в вашем письме этого печального известия, во всем прочем оно доставило бы мне радость. Тысячу раз спасибо за присланные подарки — все они бесценны. Так много из того, о чем мы в Европе не задумывались, очень трудно получить здесь, и хотя устроенная теперь фактория принимает ежемесячно пять или шесть судов, многие вещи капитаны даже не думают включать в свой груз. Спасибо за бумагу, чернила и особенно за книги.

Среди присланных линз К. нашел пару помогающих его слабеющему зрению больше, чем старые, и он чрезвычайно благодарен.

Ничто не пробудило мой энтузиазм больше со времени отъезда из Англии, как микроскоп и инструменты для приготовления образцов. Вы пишете, что просто возвращаете долг, потому что наброски моего отца позволили вам начать опыты с такими приборами, но вы намного улучшили инструмент, сделанный им в Лондоне так давно. Ваша изобретательность в сочетании различных линз для уменьшения искажений просто гениальна. Этим инструментом можно сделать так много, что я даже не знаю, с чего начать.

Иногда даже не верится, что наше пребывание здесь измеряется девятью годами нашей жизни. К. не постарел ни на день с тех пор, как мы оставили берег Уэльса, хотя ему перевалило за шестьдесят. Тропическое солнце сделало его кожу похожей на кору какого-то экзотического дерева — коричнево-желтую и жесткую. Он всегда носит белое монашеское одеяние и большую соломенную шляпу, поэтому, когда он шагает по песку речного берега, то напоминает ангела-воителя армии Михаила, готового поднять оружие против падших. Он воздействует на туземцев, принимающих его за святого и называющих “бабалаво с моря”. Бабалаво — здесь называют местных священников, представляющих Ифа, бога мудрости и прорицания племени уруба. Бабалаво значит “отец, владеющий тайной”. Все туземцы — священники этого ордена носят белые одежды, и одеяние К. позволяет ему занять свое место в туземном порядке вещей.

Любопытно, что К. чувствует себя здесь уютнее, чем в аббатстве Кардиган. Он не всегда ведет себя как священник, хотя и отмечает обеты для нашей маленькой христианской общины. Он не стремится быть миссионером в племенах, хотя желает узнать их веру, и миссионерам, иногда прибывающим сюда, не оказывает особой поддержки. Иногда я думаю, не нравится ли ему больше быть бабалаво, чем слугой фальшивого папы римского.

Он не считает, что все сто богов, которым здесь поклоняются, — черти, и говорит, что некоторые из них, например, Ифа и Обитала, похожи на единого истинного Бога. Его удручает поклонение таким мрачным богам, как Элегба и Олори-мерин, потому что в ритуалы, связанные с ними, входят кровавые жертвоприношения.

Я, конечно, очень изменился и уже не тот испуганный мальчик, прятавшийся в вашем доме после странной смерти моего отца. Я такой же высокий, каким был он, и похож на него, хотя вряд ли меня можно назвать, как его, самым привлекательным мужчиной Лондона. Со здоровьем мне повезло, потому что лишь немногие белые процветают в этом краю лихорадки. Я видел храбрых и сильных людей, настолько изможденных тропической лихорадкой, что они превратились в развалины. После моего последнего письма мы потеряли четырех людей, включая ценного Есперсена, и приобрели только двоих голландцев, прибывших на “Хенджело”. В нашей колонии, если ее можно так назвать, только четырнадцать белых, трое из них — женщины, есть у нас и двадцать четыре черных работника.

Я слышал, что если мы здесь не гибнем сразу, то становимся крепче, но автор этой выдумки, видимо, никогда не бывал в Африке. От каждого приступа болезни человек здесь слабеет и постепенно подходит к тому, что не может пережить очередной кризис. Кажется, я переношу это лучше, чем другие, но следует быть осторожным. Похоже, что река привлекает болезнь, и немногие белые, ходившие вверх по реке и возвратившиеся (многие не вернулись), говорят, что там — такой ад, который наша раса не выдержит. Туземцы, помещенные сюда Богом, сами едва могут переносить это. Только не больше трети новорожденных выживают после эпидемий малярии и оспы; выжившие постоянно страдают от головокружения и “кра-кра”; сонная болезнь и проказа угрожают каждому. Мы привыкли не ходить босыми или с непокрытой головой, кипятить питьевую воду, спать под пологами с мелкой сеткой, спасающей нас от полчищ жалящих насекомых. Иногда наша ссылка кажется родом чистилища.

Сейчас у нас худшее время — сезон дождей. В последние две недели дождь идет два раза в день: после обеда и с наступлением сумерек. Каждая буря длится три часа и более. Река постоянно выходит из берегов, сейчас крокодилы опаснее всего. Утешает лишь то, что днем сейчас не так жарко, а ночью — не так холодно. Приятно брать ручку каждый день, и, хотя я не могу представить свое возвращение в Большую Нормандию, знаю, что обращаюсь к единственному другу в моем отечестве, следовательно, не совсем оторван от края, куда надеюсь однажды вернуться.

Торговля в это время года вялая, но суда приходят. Большей частью это галльские суда из Британии, Голландии и Франции, иногда сюда заходят марокканские торговцы, несмотря на то, что солдаты султана воюют на севере с Сонгаем. Мусульманские караванщики пытаются установить торговый путь через Сахару, но многовековой джихад, который их правители вели против чернокожих племен, может сделать это невозможным.

Наша фактория бесконечно облегчает многое капитанам этих судов, ни один из них не вернулся бы к дням “немой” торговли, но некоторые завидуют нашему присутствию здесь. Марокканцы заявляют, что владеют правом торговать здесь, несмотря на войну, свирепствующую с незапамятных времен. Португальцы тоже заявляют, что “открыли” целое побережье и что британцам здесь нечего делать; но правители-вампиры в Лиссабоне и Сетубале покончили с плаваниями португальцев, когда Генрик впал в немилость, и претензии португальцев основаны только на догадках, но не фактах.