Кельтская волчица - Виктория Дьякова

Мысль о том, что ее дочь отправится в Петербург и будет там представлена императору, который наверняка, по словам светлейшего князя, утроит ее приданое по своей щедрости, а после, все по тому же обещанию, она сделается камер-фрейлиной императрицы, очень понравилась Марии Филипповне. Быстро отписав отказ в Москву несостоявшемуся жениху, она воображала уже и себя во дворце, не придавая значения кружившим по Белозеръю слухам.

А слухи и сплетни множились с невероятной быстротой, при том они оказались настолько живучи, что и сто лет спустя, когда давно уже ушли в небытие все участники происходивших тогда событий, матушка Сергия нет-нет да слышала среди окрестных кумушек их отголоски.

Говорили, что княжна Андожская тайно сбежала к Василию, он ее обесчестил и теперь она выходит за него замуж по жестокой необходимости. Другие же рассказывали еще ужаснее, будто «Ухтомский развратник» обесчестил Сонечку в одной из спален в доме купца Перепейнова, потом насильно увез ее в Ухтому, и она там три месяца жила с ним как любовница.

Софья же была настолько влюблена и счастлива своей любовью, что не только посмеивалась над слухами, не придавая им значения. Она вовсе позабыла даже о родственниках Василия, с которыми необходимо было держать ухо востро, в том числе и о своем заклятом враге, княгине Евдокии Романовне. Пользуясь тем, что та все еще пребывала в Москве, Софья с раскрасневшимися от удовольствия щеками расхаживала по огромному Ухтомскому дому, благоговея перед его роскошью не больше, чем перед привычными закоулками Андожской усадьбы.

Вскоре, узнав о грядущей свадьбе Василия, в Ухтому пожаловал его отец, князь Роман Васильевич Ухтомский. Решение Василия он воспринял с удивлением — верно он полагал, что тот не женится пока не перебесится окончательно, а случится такое лет через тридцать, не раньше. Но приездом своим он сразу внес порядок в невообразимую путаницу, царившую в обеих усадьбах, а своим родительским одобрением сразу положил конец всякой соседской болтовне, набросив покрывало приличия на все происходящее.

Целыми часами бродила Софья по аллеям Ухтомского парка и по низкому извилистому берегу Белого озера, чаще всего заворачивая в бухту, где по легенде за двести лет до того стоял на якоре золоченый галеас неукротимой итальянки Джованны де Борджиа, и в тишине, окутывавшей ее, Софье порой казалось, что волны озера и прибрежные травы еще хранят отпечаток присутствия прекраснейшей из всех знаменитых женщин, словно смутный отзвук голоса, неявный отблеск ее сияния…

Тем временем приготовления к свадьбе шли довольно успешно. По утрам Софья попадала в руки матери и служанок — они затягивали на ней подвенечное платье, собирали у талии, подкалывали, опять затягивали…Мать внимательно осматривала ее со всех сторон и давала служанкам и портнихам указания.

С Василием в те дни Софья виделась не часто. Он разъезжал по своим делам, позволяя будущей жене, — по его собственным словам, — в эти последние дни насладиться свободой и общением с женщинами. Он так и сказал: в эти последние дни. И Софья даже не предполагала насколько пророческими окажутся его слова.

Предсвадебные торжества начались соколиной охотой. Ею собственно они и завершились всего несколько часов спустя после самого начала. Тот день в первых числах августа, когда солнце то пряталось, то выходило из-за облаков и дул сильный ветер с озер, навсегда запечатлелся в памяти матушки Сергии.

Гости собирались на лужайке перед домом, они все пребывали в самом радостном расположении духа, предвкушая резвое развлечение, а после обещанный банкет, приготовленный, как и следовало ожидать, с истинным Ухтомским размахом.

Ястребы на жердочках чистили клювами перья, расправляли крылья, а самые ручные из них позволяли подходить к ним довольно близко. В отдалении одиноко сидели на насестах их собратья покрупнее — соколы с дико блестевшими черными глазами.

Сокольничие одевали на птиц путы и покрывали их клобучками, готовя к охоте. Тем временем конюхи подвели гостям лошадей. Собаки скулили и прыгали в радостном предвкушении охоты. Василий посадил Софью на прекрасную вороную кобылу, которая отныне должна была стать ее собственностью, и когда он повернулся к своему сокольничему, княжна увидела в отдалении группу всадников направлявшихся к общему сбору. Василий взглянул на свою невесту и улыбнулся:

— Что сказать, все — таки это случилось, — спокойно произнес он, — отец написал Евдокии в Москву, и она удостоила нас своим визитом.

Княгиня Андожская ехала одна, без Антона, с которым давно уже рассталась, бросив в разгуле в одной из Андожских деревень. И видя как она приближается — неторопливо, неотвратимо словно воплощение рока, Софья некоторое время не могла даже определить в точности, какие чувства она испытывает к своему давнему заклятому врагу.

Конечно же, получив известие о женитьбе Василия, Евдокия все сразу приняла в штыки, но виду не показала.

Она очень надеялась, что рано или поздно ее безалаберный брат Василий будет убит в сражении и поскольку он так и не женится — куда уж ему, — ей одной достанется все ухтомское владение. И тут всем планам волчицы пришел конец. Василий женился. Да еще на ком — на Софье Андожской, которая уж конечно постарается нарожать ему побольше сыновей, хотя бы для того, чтобы Евдокии никогда не досталось в Ухтоме больше, чем ей полагалось по отцовскому завещанию. С таким положением дел Евдокия примириться не могла. И потому приехала не только из природного любопытства, как подумали многие.

— Здравствуй, любезная сестрица, — приветствовал ее Василий своим обычным язвительным тоном. — Неужто ты все-таки приехала поплясать на моей свадьбе? Не поленилась?

— Все может быть, — ответила та несколько двусмысленно и тут же добавила: — если придется, конечно.

Она сразу направила свою серую в яблоках лошадь на Софью, и красиво очерченные губы княгини расплылись в змеиной улыбке, хорошо знакомой той с детства.

— Как поживаете, Софья Ивановна? — спросила Евдокия елейно.

— Неплохо, как видите, Евдокия Романовна, — отвечала княжна, выдержав пристальный взгляд гостьи.

— Никогда бы не подумала, что именно Вы станете княгиней Ухтомской, — проговорила она зловеще после недолгой паузы.

— Я тоже, — согласилась с ней Софья, — прежде бы не подумала такого.

В мгновение смерив Софью насмешливым взглядом, Евдокия обратилась к Василию.

— Куда мы едем? — спросила она поддельно равнодушно.

— В открытое поле, к болоту, — ответил он. Евдокия рассмотрела птицу, сидевшую у брата на рукавице.