Измена. Бес в ребро - Лана Полякова

Тридцатая глава

Ну вот и закончился двадцатилетний этап моей жизни.

После встречи с адвокатом, на которой я подписала исковые заявления и документы на развод, я шла по проспекту пешком. Потому что лучше всего одиночество ощущается в толпе. А сейчас мне нужно было побыть одной. Слишком уж всё совпало. Я шла и думала над странной символичностью.

Сегодня исполнилось ровно двадцать лет со дня нашей с Серёжей свадьбы.

Мы всегда отмечали эту дату. Вдвоём. Или уезжали куда-нибудь на природу, или уходили гулять. Или ехали на дачу. Но непременно вдвоём. Оставляя детей и родственников.

А сейчас, именно в этот день, я праздную крах своей семейной жизни. Я не сумела её сохранить. Я оказалась для своего мужа ненужной, старой, использованной. Не способной дать ему счастье. Недостойной его любви. У меня не было никакого желания никого видеть. Ловить на себе жалостливые взгляды. Узнавать в глазах близких - сочувствие. Чему тут сочувствовать? Тому, что меня выкинули из жизни, словно использованную тару? Я зашла на территорию ботанического сада МГУ. Где меньше людей. И не видно лиц. Всё вокруг звенело и пульсировало от сдерживаемой силы пробуждения новой жизни. В воздухе резко и клейко пахло почками и мокрой землёй. Ещё чуть, и вся копившиеся мощь рванёт из звенящего предчувствием мира в жизнь. В листву в цветы, в буйство продолжения себя. В счастье просто жить.

Работники обрезали садовые кусты. И валяющиеся рядом срезанные ветки остро пахли весенним соком. Они, как и я, ещё живые. Но уже срезанные. Уже обречены на забвение. Они тоже уже отслужили своё. Я подобрала несколько веточек и пачкая руки в клею почек, сложила в букет. Не знаю зачем. Спасти от увядания?

Сил бороться и жить как будто и не осталось. Но и слёз тоже. Только сухие спазмы рвали горло. Пробрало меня сегодня до косточек на волне воспоминаний. Наша свадьба была скромной. Всё-таки оба ещё молоды. И хотя Сергей уже защитил диплом, но всё равно мы оба ощущали себя студентами. У Сергея был единственный костюм, что покупался для защиты. Мне платье шила мамина подруга. Цвета сливочного мороженого. Из плотной атласной ткани с чуть заметным рисунком. В стиле ампир с золотистой лентой под грудью и жемчужинками по лифу. С жемчужными пуговицами на спине. Мама разобрала свою нитку длинных бус. Ещё бабушкину. Довоенную. И эти бусинки пошли на украшение моего платья и причёски. В греческом стиле. С лентами и выпущенными прядями золотых волос. Я чувствовала себя настоящей красавицей. И в предвкушающем волнении. Как Наташа Ростова перед своим первым балом. Всё трепетала в груди от предвкушения.

Казалось, что это самый счастливый день в моей жизни. Что та радость, что клокочет во мне, может, заполнить собой весь мир. Весь мой мир. Острая игла сожаления кольнула в сердце. Радость жизни закончилась. Вытекла из дыры во мне. Из места в груди, где раньше была моя вера в мужа.

И я присела на скамейку. Физически ощущая пустоту внизу грудной клетки. Даже захотелось пощупать, закрыть ладонями эту рану. Как долго будет болеть? Как у срезанных веточек в моей руке. -Мам, ма-а-ам, дай конфетку! – звонкий детский голос ворвался в мои мрачные мысли. - После обеда – ответила молодая уставшая женщина, что везла коляску с младенцем и держала за руку мальчонку лет шести. - Я вчера обедал! Значит, мне сейчас необходима конфетка! – Не сдавался малыш. - После сегодняшнего обеда – ответила ему мама улыбнувшись.

Её лицо преобразилось от улыбки. От потеплевших глаз словно стало светлее вокруг. Даже мне. - Ма-а-а-ам, ты что? Я же ещё не съел конфету после вчерашнего обеда. Она же скучает там! – Возмущённо продолжил мальчишка, вызывая у меня непроизвольно улыбку. - Она не скучает. Что было вчера - то осталось вчера, – ответила женщина, поправляя свои, растрепавшиеся внезапно налетевшим ветром волосы. - А утрешний обед считается? – Этого малыша не так-то просто отвлечь от его цели. - Утром был завтрак – терпеливо сказала ему мать. - Как это сегодня утром мы ели завтрашний обед? – изумлённо проговорил малыш. - Нет, мы ели утреннюю еду. И её называют завтрак. – молодой женщине было не занимать терпения. - Но конфету ты мне дашь сегодня? Сейчас? Голоса удалялись по мере неторопливого движения семейства вдоль дорожки сада. А я чувствовала себя на обочине жизни. Голос мальчишки звенел колокольчиком, разгоняя мою тоску.

Но одного голоса случайного почемучки было мало, чтобы вытащить меня из болота отчаяния.

Но мне нужна было уйти от людей. Я не достойна быть с людьми. Мне не место среди счастливых и успешных. Я свою жизнь прозевала. Упустила своё счастье сквозь пальцы. Девочки мои вырастают на глазах. Ещё немного и разлетятся по своим домам. А что делать мне? Я не представляю себе, как жить дальше одной. Но и с кем-то другим, кроме Сергея, я себя тоже не вижу. Имею ли я право портить жизнь ещё одному мужчине? Ведь я не сумела удержать и сохранить свою семью, значит, я не умею этого делать. В глубине парка есть большой пруд. С допетровской ивой. Вообще, там весть пруд зарос ивами. Печально колышатся, качаются на ветру нежные длинные ветки. В зеленоватой дымке прорывающихся к жизни листочков. Шумит вдали город. Живут люди. Бегут машины. А у меня ни семьи теперь ни работы. Я сидела под плакучими ивами и мечтала выплакать свою боль. Она комом шевелила колючками в моём животе. Холодила руки. Сжирала мои силы и желания.

Одинокая. Брошенная. Ненужная. Чьи-то неспешные шаги я услышала за спиной и оглянулась, вздрогнув от неожиданности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍