Рельсы - Чайна Мьевиль

Но зачем применять археоутиль там, где он явно ни к чему? Ведь есть столько материалов, из которых арку построить куда проще и надежнее?

— Алло? — Шэм постучал. Пустые машины загудели под его пальцами.

Рядом с аркой стояло костлявое дерево без листьев, а за ним раскинулся просторный сад: если, конечно, так можно было назвать переплетение ежевичных кустов с колючей проволокой на участке, бывшем когда-то частью дикого леса, а теперь очищенном от деревьев, но зато заросшем буйными сорняками. Скорее, это было место последнего упокоения бесчисленных обломков утиля, гнутых железяк, кусков пластика, резины, гниющих деревяшек, многих с бахромой старых объявлений. Отдельной кучей лежали исцарапанные пластиковые телефоны. Их провода окоченело торчали в разные стороны. На конце каждого провода вывернутым наизнанку пластиковым цветком болталась трубка.

— Алло? — Тропа уводила к большому старому кирпичному дому с пристройками из древних стиральных машин, аппаратов по изготовлению льда, которые в древности назывались холодильниками, античных ординаторов, черных резиновых шин и даже, насколько мог видеть Шэм, одного автомобиля, похожего на большую дохлую рыбу. Шэм покачал головой.

— Алло?

— Оставь у тропинки, — сказал чей-то голос. Шэм подпрыгнул. Дэйби тоже сорвалась с его плеча, понеслась дальше, к дереву, обогнула его. С одной из его веток на Шэма, мигая, смотрела камера слежения. — Что ты принес? Оставляй в конце дорожки и уходи. У нас кредит, — прокрякал тем же голосом потрескивающий громкоговоритель, который так давно был закреплен в развилке между стволом и веткой, что врос в ткань дерева, сделавшись похожим на подмышечный бубон.

— Я… — Шэм сделал шаг вперед и заговорил в устройство. — Кажется, вы обознались. Я не посыльный. Я ищу двоих детей — только я не знаю их имен. Я ищу мальчика и девочку. Им примерно… я вообще-то не знаю, какой давности те снимки. Но один на них года на три-четыре старше другого, мне кажется.

Шэм услышал из громкоговорителя какую-то далекую возню, голоса, спорящие друг с другом, искаженные расстоянием и статикой.

— Уходи, — раздалось очень четко; и тут же другой голос добавил: — Нет, подожди. — На другом конце снова зашептались. Наконец он услышал обращенный к нему вопрос: — Кто ты такой? — В нем явно звучало подозрение. Шэм поскреб пятерней в затылке, поднял голову и поглядел на облака, летящие по изнанке грязного верхнего неба.

— Я со Стреггея, — сказал он. — Я кое-что знаю. О поезде, который пропал.

Дверь ему открыл кто-то коротенький и громко топочущий, в черном кожаном костюме с головы до пят, в темно-серых очках, скрывавших глаза, весь увешанный угольными фильтрами, фляжками с водой, трубками, масками, разным оборудованием, которое качалось на нем, точно плоды на дереве. Шэм не подал вида, что удивился. Незнакомец с трудом поднял руку и сделал ему знак проходить.

Дом ничем его не поразил. Что еще можно было ожидать от него после такой-то арки и сада, как не роскошного собрания пылящихся, разваливающихся, никому не нужных вещей в разной стадии поломки или починки, смешения великолепного утиля с самым дешевым. Молчаливый хозяин провел его между грудами таинственного утиля в кухню. Тоже забитую всякой всячиной — ни одной свободной поверхности. Мусор громоздился на обеденном столе, точно какие-то неаппетитные закуски. Барахло на подоконниках заросло пылью.

За большим столом сидел, скрестив на груди руки и глядя на Шэма в упор, мальчик с флатографии. Шэм выдохнул.

Мальчик казался всего года на два старше, чем там, на снимке. Сколько же ему лет? Может, десять? Смуглая кожа, короткие черные волосы стоят вверх, точно ежовые колючки. Карие глаза глядят с подозрением. Сам приземистый, коренастый, грудь широкая — мальчику постарше впору. Подбородок и нижняя губа выпячены на Шэма, ждет. Тем временем тот, кто привел Шэма сюда, разоблачился. Из-под шлема на плечи упали темные кудри. Девушка убрала их с лица и оказалась девочкой с флатографии, правда, теперь она была почти ровесницей Шэма. Кожа у нее была такая же темная и серая, как у брата, только с россыпью ржавых веснушек, лицо такое же суровое, также сведены брови, поджаты губы, но общее выражение все равно мягче, дружелюбнее. Смахнув с глаз промокшую от пота челку, она спокойно поглядела на Шэма. Под кожаным костюмом, грудой лежавшим теперь у ее ног, на ней оказался джемпер грубой вязки и брюки.

— Испытание костюма, — сказала она. — Ну?

— Ну? — повторил мальчик. Шэм кивнул им и успокоил Дэйби, заерзавшую было у него на плече.

— Ну, — сказала девушка еще раз, — что ты хотел нам рассказать?

И Шэм медленно, запинаясь, не очень связно, но зато очень подробно, рассказал им все с самого начала. О крушении странного поезда, о том, что он нашел в обломках. О нападении крыс.

Про скелет и про череп он говорить не стал, сказал только, глядя в сторону, что на борту кто-то умер, были свидетельства. Когда он снова посмотрел на сестру и брата, их взгляды были устремлены друг на друга. Они молчали. Не размахивали руками, не переминались с ноги на ногу, вообще ничего не делали; и не произносили ни слова. Только моргали сквозь слезы.

Шэм был в ужасе. Он смотрел то на одного, то на другого, не зная, как быть, что делать. Они не хныкали, вообще вели себя очень тихо. Только моргали, а губы у них дрожали.

— Что вы, пожалуйста, я не знал, — выпалил Шэм. Ему отчаянно хотелось, чтобы они снова заговорили. Но они не обращали на него внимания. Девочка вдруг схватила брата за плечи, и, держа его на расстоянии вытянутой руки от себя, пристально посмотрела ему в глаза. Что-то произошло между ними, необходимое им обоим. Они опять повернулись к Шэму.

— Я Кальдера, — сказала девочка. Кашлянула. — А это Кальдеро. — Шэм повторил их имена, не сводя с нее глаз.

— Зови меня Деро, — сказал мальчик. Он не шмыгал носом, только вытирал слезы со щек. — Так проще. А то очень похоже на ее имя, я путаюсь.

— Шроак, — добавила его сестра. — Наша фамилия Шроак.

— А я Шэм ап Суурап. Значит, — продолжал он, видя, что они не спешат продолжать разговор, — это был поезд вашего отца?

— Мамы, — сказала Кальдера.

— Но она взяла папу с собой, — сказал Деро.

— А что она делала? — спросил Шэм. — Что они оба делали? — и тут же подумал, что, может быть, зря он спросил, но любопытство оказалось сильнее чувства приличия.

— Там? — Шроаки переглянулись.

— Наша ма, — сказал Деро, — была Этель Шроак. — Как будто это и был ответ. Как будто Шэм обязан был знать это имя. Но он его не знал.