День курсанта - Вячеслав Миронов

Бригадир у них дед старый и двое помощников…

Когда они появились, я аж ахнул.

Одного-то я точно запомнил — Вылегжанин. Тот самый с обручальным кольцом. Из-за которого в самоход почти весь батальон абитуры сорвался! И я во главе этой толпы шествовал!

Твою душу мать!

Закурили. Поговорили.

Есть такая возможность для местных. Не поступил с первого захода в училище — устраивайся штатским на работу в училище. Год кантуйся кое-как, а на следующий год снова оформляй личное дело абитуриента военкомате и поступай. Только ты уже примелькался в училище. Оброс связями, кто-то из преподавателей, а то и из командиров замолвит перед приемной комиссией слово за тебя, и ты поступил!

То, что замолвят — не сомневайся! И ведь поступит женатый самоходчик Вылегжанин! Хитрый жук!

После долгих мучений сантехники извлекли из недр труб тряпку. Дневальный смыл! Собака серая!

Никто не пробовал спать стоя? А курсант учится! Стоишь на тумбочке и шатаешься, все перед глазами плывет, глаза закрываются помимо твоей воли. И сон снится какой-то, а потом, раз, срабатывает обезьяний инстинкт. Может, он и по-другому называется, но военные придумали, что когда обезьяна с ветки падает, то просыпается, так и курсант. Вывод — курсант произошел от обезьяны! И первым военным на земле была обезьяна, когда взяла в руки палку. Не для того, чтобы сбить банан с ветки, а чтобы отобрать этот банан у другой обезьяны. Или загнать иную обезьяну на пальму, себе за бананом. Покачавшись какое-то время на тумбочке, курсант падает. Инстинктивно делает шаг вперед и просыпается. Потом все повторяется сызнова. И еще раз, и еще. Пока не научишься спать, не падая. Раскачиваешься из стороны в сторону, но стоишь, спишь. Мозг держит равновесие и мышцы в напряжении, не позволяя тебе осесть. Можно и прислониться плечом к стене. Но там стенд с документацией суточного наряда, его-то можно и сорвать плечом. Так уже было, кто-то из третьего взвода и сорвал. Грохот был такой, что почти вся казарма проснулась.

А поэтому — учись спать стоя. Некоторые умудрялись так спать, не просыпаясь, и по полчаса.

Чтобы не проспать проверяющего или дежурного по роте, оставляли на лестничной площадке ведро пустое. Вроде, как пол только что помыл, да забыл убрать. Не знающий проверяющий заденет, открывая дверь в казарму, и тут просыпаешься. Еще один момент способствовал нашему чуткому сну. Есть в армии мастика для натирки полов. Появилась мода натирать ею и лестницы. И блестит, и грязь не так липнет. И скользко. Не привычки можно навернуться.

Все бы ничего, да как-то кто-то из дневальных проебал ведро. Его спиздили. Скорее всего, мудаки из сорок первой роты. А кому еще нужно? В одном подъезде живем, чужие здесь не ходят. Потом пришлось отвлекать внимание наряда из сорок первой и у них тащить ведро.

Нет ведра — не сменишься с наряда. А вот так оставаться на вторые сутки без отдыха — не хочется!

А спать хочется всегда! И без нарядов. Не высыпаешься ночью. И все тут! Есть пять минут — спи! Есть свободные полчаса — выспишься! Главное, чтобы не поймали!

Такое ощущение, что вся система в армии направлена на то, чтобы всегда хотел спать и тогда у тебя будет одна мысль, не как сорваться в самоход, а спать!

Вон, Димка Головнин из первого взвода, что со мной в наряде, так он каждую ночь, когда не в наряде или на работах, рвет в самоход, потом днем, как зомби, бродит. Отсыпается, как слон, на лекциях или на самоподготовке. Как кот. Ночное животное. Лева Ситников, так тот сделал проще, он познакомился с девахами из местного училищного узла связи. Позывной у нашего узла связи «параметр». Девчонки-связистки живут в «Пентагоне» — ДОС (дом офицерского состава). Там несколько квартир выделили под общагу. В этом же и соседнем с ним доме живут Баров и Зема.

Лева рискует, очень рискует нарваться на ротного или взводного. Но, как говорится, охота пуще неволи!

Девчонки тоже не против не поспать ночью из-за Левкиных заходов.

Да, у Левы не только там подружки. Худющий как черт, а шарится по всей округе, и девчонки сами от него без ума. Вечером прибегают на КПП и договариваются с ним. Уговаривает он их с полуслова. Молодец!

А по мне лучше поспать, чем «мотать» на конец чего-то там. Хотя… Порой очень даже хочется. Но это когда высплюсь. А так — сплю стоя, как боевой конь.

Отмотав свои наряды вне очереди, понял, что лучше обойтись без «орбиты»!

В армии летом можно ходить в шинели, а зимой — в одной куртке. Все зависит от погоды. И лето бывает холодным, и зима — жаркой. Все дело в головном уборе. Если в мае пойдет снег, то можешь ходить в шинели, но на голове — пилотка. И хоть разбейся о стену, но никто не даст тебе шапку. Не положено. Был приказ о переходе на летнюю форму одежды? Был.

Никто из-за тебя не будет отменять приказ.

Точно также и по зимней форме одежды. В октябре тепло — ходи в шапке. И мозг расплавленный может капать у тебя из ушей, оставляя жирные разводы на погонах. Никого это не волнует.

В армии хоть и безобразно — зато однообразно! Капитан Баров нам постоянно втолковывал эту армейскую мудрость.

Хоть не наступила еще зима, когда гражданские достают зимнюю одежду, вытряхивая нафталин с кладбищем моли, погибшей за лето, пришло время нам оборудовать шинели.

Нам выдали шинели. Сначала выдали всему батальону. Только наш доблестный Бударацкий, традиционно, прозевал «вспышку», и наша рота получила шинели на складе последними из батальона. Вечером. После ужина. Утром — строевой смотр батальона в шинелях.

Шинелей со склада привезли по количеству личного состава роты.

А размеры… Размеры были, в основном, одинаковые.

Получали «на глаз». Моему взводу повезло. Все-таки, каптер был наш. И получали повзводно. Нам снова повезло. Наш взвод — второй.

Чтобы мы под шумок не сорвались в самоход, с ними остались ночевать два взводных — Вертков и Тропин.

Юрка Алексеев выдавал шинели под чутким наблюдением Бударацкого. Хоть и просили по размеру, не всегда получалось.

В тесной «бытовке» сложно было развернутся, что уже говорить про примерку шинелей, которые годами лежали на складе. Толстое сукно не разгибалось на сгибах, казалось, что так и будем ходить с полусогнутыми руками.

Швейк надел свою шинель. Она была длинная и огромная как по росту, так и по размеру. Шалашом она стояла над ним.

Он пошел к Бударацкому, чтобы поменять. Но этот козел лишь завопил, что после четвертого взвода.

Поп, не долго думая, попросил у Пинькина его шинель, сверху надел свою. Она и тогда была ему велика, и пошел к Верткову.

Слон посмеялся, отвел к Бударацкому, протиснулся с Женькой через третий взвод и коротко приказал старшине:

— Поменяй!

Когда взводный ушел, Бударацкий зашипел на Попа:

— Знаешь, что в армии стукачей не любят? Их бьют табуретками и чмырят везде. Я тебе припомню! На! — старшина бросил Попову шинель.

Женька стоял и улыбался своей обаятельной щербатой улыбкой. Молча. Это еще больше бесило Колю — соплежуя.

— В нарядах сгною! Стукач! И всем скажу, что стукач.

— Не надо петь военных песен! — кто-то из третьего взвода крикнул.

— Он приходил. А вы его на хрен послали!

— Я бы сам не стал носить такую шинель!

— Конечно! Позорище, а не шинель!

— Пирамида Хеопса над головой. В ней умрешь, и никто не заметит.

— Кочевникам ее отправить надо, она им сгодится вместо юрты!

— Присел, а она над тобой шалашиком. Спи сидя!

Бывшие солдаты, а ныне курсанты, оборудовали шинели рядом с нами, рассуждая о достоинствах и недостатках солдатских и курсантских шинелей. — Солдатская шинель — толще.

— Точно. Толще. И цвет у нее более коричневый.

— Скорее, бурый.

— А, самое главное, что берешь хорошую щетку металлическую…

— Самая классная — с загнутыми зубцами.

— Факт!

— И начесываешь шинель.

— Как шуба получается.

— Ворс стоит, что иголки у дикобраза.

— Теплее!

— Солдатская толще, теплее.

— Но не такая красивая!

— Самая красивая — это полковничья! Она — черная!

Броуновское движение в казарме продолжалось. Подшивали, примеряли. Полы нужно аккуратно подрезать. Сначала одеваешь ее, кто-то из товарищей линейкой отмеряет расстояние от пола, намечает. Потом нужно отметить линию отреза, для этого расстилаешь на полу шинель и тщательно мылом проводишь линию. Только вот не все шинели на фабрике ровно были отрезаны. И, затрачивая много времени, с матами, психами отмеряли, отрезали. Примеряли, снова подравнивали. Чтобы не было торчащих ниток, как называли «махров» снизу, подпаливали спичками в курилке. Но всегда найдется кто-то самый хитрый и умный, так он считает. Зачем медленно обжигать спичками? И пальцы жжет, и долго.

Можно же проще! В ленинской комнате выдергивается газета из подшивки, пока дневальный не видит. Газета поджигается и этим факелом снизу к шинели… Но факел-то он хоть и из газеты, а факел. Большое пламя оставляло длинные рыжие подпалины на полах. Снова маты от отчаяния. Подпалины застирываются, опаленное сукно зачищается ножом.