Калифорнийская готика - Деннис Этчисон

— Это ваша машина? — спросил Эдди. Надо же было хоть что-то сказать.

— Была чья-то. Давно, — ответила незнакомка, вылезая из пикапа с другой стороны. — Теперь это никому не нужный хлам, как и все ос-тальное здесь. Никто ничего никогда не узнает.

— Я думаю, что, может быть, вы жили здесь или в подобном месте.

— У меня есть настоящий дом. Очень хороший. Нет, просто прекрасный. Я скоро в него перееду.

— Когда?

— Подойди ко мне. Хочу показать тебе кое-что.

Образы только что «снятого» фильма не выходили у мальчика из головы. Они прыгали, перескакивали, наезжали один на другой и вспыхивали, молниями проносясь перед его мысленным взором. Он осторожно, как некую хрупкую вещь, держал камеру на ладони.

Где же Томми?

Эдди подошел к пикапу и заглянул внутрь. Он бы не удивился, если бы там лежал, притворившись трупом, Томми, готовый выскочить из своего укрытия и рассмеяться ему в лицо. Однако в кузове были только канистры с бензином, портативный морозильник, полосатый спальный мешок и что-то еще, похожее на рюкзак. Он был размером с сумку для шаров, которыми играют в боулинг, и застегнут на «молнию» и явно битком набит чем-то плотным. Что она туда напихала?

— Что вы мне хотите показать?

Когда Эдди повернулся, девушка стояла у задней дверцы — темный силуэт на фоне посветлевшего неба. Луна начала по нему свое восхождение, но сейчас ее заслонила голова с растрепанными волосами. Свисавший со стрелы крана крюк раскачивался на ветру наподобие маятника.

— Себя.

Она потянулась к мальчику, и тот отпрянул, боясь, что упадет.

— Я отсюда вас вижу.

— Что ты видишь? — спросила незнакомка, забираясь в грузовик.

Порыв теплого ветра ударил ей в грудь, и тонкая ткань платья плотно облепила тело, как резиновый костюм аквалангиста-ныряльщика. Эдди видел каждый изгиб, каждый ее мускул с такой же отчетливостью, как если бы на ней не было ничего. Теперь в небе висели две луны.

Одна — огромный диск, казавшийся еще больше из-за тяжелых туч на горизонте, бледный, как выкопанный из могилы череп. Другая — круг лица незнакомки с короной разметавшихся от ветра волос. Затем вторая скатилась с неба и подплыла так близко, что при желании Эдди мог бы легко дотронуться до нее.

— Кто вы?

— А ты разве не знаешь?

— Я даже не знаю, как вас зовут.

— Узнаешь. Потом. Если скажу сейчас, ты мне все равно не поверишь.

Ветер усилился, срывая с проржавевших пружин клочья давно прогнившей обивки, завывая в рассыпающихся от ржавчины выхлопных трубах, играя с незакрытыми дверцами, пробегая по дребезжащим крышам, как будто смеясь над Эдди.

— А где Томми?

— Это имеет какое-то значение?

Да, подумал мальчик.

— Мне нужно передать ему кое-что.

— Забудь о нем. Он чужой.

— Томми — мой друг.

— Теперь я твой друг.

— Но я вас не знаю.

— Ты уверен в этом?

Незнакомка коснулась его плеча, взяла за руку и поднесла ее к своей щеке. Кожа у нее была прохладная. Потом она повернула руку мальчика так, что теперь их переплетенные пальцы дотронулись до его лица. Он не сопротивлялся, позволяя ей делать все, что она пожелает. Она снова поднесла его ладонь к своему лбу, провела ею по своим скулам, подбородку, шее, уху.

— Чувствуешь?

Ее руки ощупали его лицо, погладили виски, прошлись по щекам, прикоснулись к пушку над верхней губой, очертили контуры рта. Потом незнакомка взяла указательный палец Эдди и приложила его к внутренней поверхности своей нижней губы, где кожа была такой тонкой и нежной, что он даже испугался, боясь поранить ее.

— Мы одинаковые, — сказала незнакомка.

Возможно. Он промолчал, но признал ее правоту — форма лица и текстура кожи казались настолько похожими, словно их слепили из одного материала и по единому образцу. Впервые за все время, насколько ему помнилось, от него ничего не требовали. Эдди чувствовал себя так, как будто он стал частью некоего естественного процесса, и уже этого ему было вполне достаточно.

— Одинаковые, — повторила девушка.

Он сам не понял, как оказался вдруг в грузовике. Теперь их уже ничто не разделяло, но Эдди ощущал под ногой тяжелый, плотно набитый рюкзак, а рядом — спальный мешок на жестком полу.

— Пора, — сказала она.

— Что пора?

— Идти.

В этот же самый миг мост между ними рухнул. Эдди моргнул и словно избавился от сна. Крупный план ее лица, отчетливо передававший мельчайшие детали вроде пор кожи и золотистых лучиков в радужных оболочках глаз, внезапно исчез: осталось только воображение, картины, которые можно видеть, но в которых нельзя жить. Она снова стала обычной девушкой, незнакомой, чужой, непонятной.

— Ну так идите!

— Мы пойдем вместе.

— Ладно, — сказал он. — Мне еще надо много чего сделать.

Вылезая из грузовика, Эдди наткнулся на рюкзак.

— Что у вас тут напихано? — спросил он, давая понять, что ему на это наплевать.

— А вот что, посмотри! — Она расстегнула «молнию» и вытащила какую-то тряпку, которая оказалась старенькой тенниской. — Когда-то ее носил он.

— Кто?

— Можешь взять ее себе.

«Она сумасшедшая, — подумал мальчик. — И я тоже». Он стал выбираться из кузова, но зацепился за спальный мешок. Там действительно что-то было или ему это только показалось? Эдди напомнил себе, что это осталось лишь частью фильма.

— Что вы сделали с Томми?

— Ничего.

— Тогда кто?.. То есть... что?..

Он расстегнул «молнию» на спальном мешке.

— Неужели ты еще не понял? — спросила она, когда он поднял клапан. — Это не имеет никакого значения.

Эдди увидел лицо спящего мужчины. По крайней мере это был не Томми. Он хотел извиниться, но осекся, когда заглянул в глаза человека в мешке.

Рауль? Да, хозяин свалки лежал с открытыми глазами, но их взгляд оставался неподвижным. При этом он явно не спал.

— Значение имеет лишь одно, — произнесла незнакомка, опуская клапан спальника на место. — Семья.

Эдди попятился. Взятое крупным планом лицо Рауля намертво отпечаталось у него на сетчатке, и образ не только не стерся, но и наполнился красками: коричневато-красными стали края глубокой раны, рассекшей ему горло. Кино, сказал себе Эдди, это только кино...

— Ты ничего не видел, — глядя ему в глаза, прошептала незнакомка, и мальчик почти поверил ей.

Продолжая отступать, Эдди наткнулся на бензобак «питербилта» и замер, стараясь не шуметь. Пусть она и не видела его в темноте, но по звуку отыскать его могла запросто. Могла пробраться по крышам машин, прыгнуть, заслонив обнаженным телом луну, впиться своим жадным ртом...

— Ничего уже не важно, — сказала она. — Через несколько минут все это станет историей.