Выйти замуж за шейха - Анастасия Шерр

коленях. Подонок, который измывался надо мной. Я хорошо запомнила мерзкое лицо сутенёра Захида. Как и всё то, что он со мной делал.

Смотрю на его забинтованную кисть, зло усмехаюсь. Ему отрубили руку по приказу Халима. Уверена, сделали это прямо здесь, на грязном, затоптанном полу. И ему было жутко больно.

Внутри разливается мрачное удовлетворение. Подонок заслужил. Скольких девочек он загубил. Скольких продал в рабство и лишил будущего. Одной руки слишком мало.

Убрав с лица ткань, смотрю на него в упор. Подонок, узнав меня бледнеет, опускает голову.

– Кто… вы? – делает вид, что не знает меня.

– Что такое, Захид? Не узнаешь меня? Ну конечно, я ведь сейчас не избита и не измучена. Уже не похожа на ту шармуту, да?

– Я не знаю вас. Не понимаю, о чём вы, – мотает он головой, а я вижу, что узнал. Узнал и дрожит теперь за свою шкуру мразь мерзкая.

– Где русские девушки, которые были здесь?

– Их забрали. Увезли домой. Приказ эмира, – бросает косой взгляд на одного из охранников, удерживающего его. – Кто вы и что вам нужно?

– Слушай сюда, мерзкий червяк. Если ещё раз ты заставишь кого-то раздвигать под твоими дружками ноги, я прикажу отрезать тебе яйца. Ты меня понял? – спрашиваю, возвышаясь над ним и едва сдерживая порыв плюнуть подонку в лицо.

Захид часто закивал, трясясь и обливаясь потом, зажмурился от страха. Мне даже показалось, что запахло мочой. Узнал. Он меня узнал.

– Не слышу твоего ответа.

– Я понял, госпожа. Понял. Я уеду, исчезну. Продам этот дом и уеду. Обещаю.

– Правильное решение. Но сначала ты отдашь всё, что нажил здесь. Всё до копейки.

– Я отдам… Отдам, госпожа. Сейф там, – тычет пальцем в сторону комнат, где ещё совсем недавно удерживал девочек.

Аят, стоя рядом, с удивлением рассматривает Захида и меня. И, кажется, чувствует себя здесь некомфортно. Я и сама еле сдерживаю дрожь. Волной нахлынули воспоминания и вернули меня в прошлое, где я в этих стенах просила о пощаде мразь, стоящую сейчас передо мной на коленях.

Тряхнув головой, отогнала мерзкий, липкий страх, напомнивший о том, что со мной сделали. И мысленно пообещала себе, что больше не позволю так с собой обращаться. Никому.

Повернулась к охраннику, снова закрывая лицо. Не нужно, чтобы жену эмира увидели в таком месте.

– Заберите у него деньги и все ценное, выгоните отсюда всех людей и сожгите этот дом.

– Госпожааа… – услышала скулёж Захида, улыбнулась про себя.

– Хочешь лишиться и второй руки?

– Нет, госпожа, но дом… у меня больше ничего нет!

– У меня тоже не было ничего, кроме невинности. Однако, меня в вашем мире никто не пощадил. Идём, – это уже Аят.

Стоя перед борделем, я смотрела, как к крыше поднимаются языки пламени, охватывая все больше, облизывая и поглощая проклятый дом. Внутри разливалось ликование. Я отомстила. Отомстила достойно, не лишив при этом Захида жизни. Только горечь никуда не делась. И я уже не та Ира, которой была до поездки в чужую страну. Я теперь Райхана – совсем другой человек.

– Госпожа, что делать с деньгами? – Аят протянула мне мешок, но я одёрнула руку, не желая к нему прикасаться.

– Пусть раздадут бедным всё до копейки.

– Это верное решение. Вы всё правильно сделали, – Её рука коснулась тыльной стороны моей ладони. – Как настоящая госпожа.

ГЛАВА 38

По возвращению домой я устроилась в саду, в беседке. Саадат заварила чай и пришла ко мне. Поставила на стол поднос, присела рядом.

– Что это с тобой? Глаза так горят, словно ты совершила преступление.

– Как раз наоборот. Сегодня я предотвратила много преступлений.

– И где же ты была? – острожные вопросы Саадат заставили усмехнуться.

– А ты разве не знаешь?

– Нет. Аят мне ничего не рассказала. Потому и спрашиваю тебя.

В Аят я не ошиблась. Она будет мне верной. Даже если расскажет Халиму, сделает это ради меня. Почему-то эта женщина вызывала во мне доверие, как и Саадат. Халим других не подпустил бы.

– Я велела сжечь бордель, в котором меня удерживали. А ещё забрала у того подонка всё его имущество и раздала бедным семьям. У него, кстати, было много денег.

Саадат внимательно заглянула мне в лицо, коснулась руки своими тёплыми пальцами.

– И как? Ты испытала облегчение?

– Да. Теперь, зная, что этот урод лишился всего, что имел, я чувствую себя хорошо, – горло сжали тиски, и я моргнула, отводя взгляд.

– Тогда почему ты плачешь?

– Они уехали домой. Девушки, которые были там со мной. Я попросила Халима, и он помог им вернуться домой.

– И что? Это же хорошо.

– Для них – да. Для меня – нет. Потому что я до сих пор здесь.

Саадат порывисто обняла меня, сильно сжала в своих руках.

– Не стоит так говорить. Здесь твой дом. Ты теперь жена шейха, хозяйка Эль-Хаджа. Чего ещё нужно желать?

– Чего ещё? – я отпрянула, вырываясь из объятий. – Может свободы? Может быть единственной у своего мужа? Иметь возможность поехать домой?

Саадат покачала головой, будто говорит с безнадёжно глупым ребёнком.

– У тебя всё это будет. Стоит только захотеть.

– Оставь меня, – попросила тихо, отводя взгляд. – Мне нужно побыть одной.

Саадат налила мне чаю и вышла, а я, взяв чашку в руки, отпила. Время близилось к вечеру. Я достала телефон, взглянула на дисплей. Хотелось позвонить ему, услышать голос. И я даже решилась, нажав на кнопку вызова. Гудки сменяли один другой, но отвечать мне не торопились. А когда произошёл сбой вызова, я швырнула телефон на стол и пошла к озеру.

Вечер был непривычно прохладным и ветренным. Отчего-то внутри поселились тревога и страх. Зашевелились в душе, словно клубок змей. Несколько часов кряду я ждала Халима, но он так и не приехал. За грудной клеткой подняла голову грусть и тоска по дому. В такие моменты я всегда вспоминаю тётю Глашу и детство, но именно сегодня пришло осознание, что там ведь тоже у меня ничего нет. Тётя Глаша – единственный человек, ради которого хотелось бы вернуться. А здесь… Здесь у меня Халим, Саадат и Полночь. Здесь я научилась выживать. И мне бы хотелось попробовать начать новую жизнь. С людьми, которых я люблю…

Боль прокралась глубже. Кажется, проникла в самое сердце, впиваясь острыми шипами. Слёзы задрожали на ресницах, и я шмыгнула носом, с раздражением смахивая их. Всмотрелась в водную гладь, увидела его отражение и, разревевшись, уткнулась в свои колени.

– Райхана, – его голос, уже успевший стать родным ранил, словно лезвие